Слишком много клиентов - Рекс Тодхантер Стаут

что единственная возможность избежать неприятностей – вести себя тихо, и на этом удалился. На углу Восемьдесят второй улицы и Колумбус-авеню находилась аптека, где можно было получить стакан молока, чтобы не бурчало в животе, но я решил не задерживаться. Меня ждало свидание с доцентом кафедры английской литературы, хотя он об этом еще не знал.

Глава 10

Когда я покинул тот дом, на часах было 13:40. И вот четыре с половиной часа спустя, когда часы показывали 18:10, я сказал Остину Хафу:

– Вам не удастся отвертеться. И вы чертовски хорошо это знаете! Поехали.

За четыре с половиной часа мне удалось сделать очень много. Итак, я узнал, что в крупном университете массе людей известно, где должен или может быть в данный момент доцент кафедры, но никто не в курсе, где он действительно находится. Я дважды избежал опасности быть затоптанным в коридоре: один раз просто нырнул в нишу, а второй раз с боем проложил себе дорогу вдоль стены. Сидя в приемной, я прочел в журнале статью под названием «Эксперименты в области среднего образования в Японии». Я пятнадцать минут потел в телефонной будке, докладывая Вулфу о последних событиях, включая переход дома на Восемьдесят второй улице в собственность семейства Перес. Мне пришлось выкроить время, чтобы найти университетскую столовую, где я съел сэндвич с солониной (вполне съедобный) и кусок вишневого пирога (неплохого), запив все это двумя стаканами молока. В холле меня остановили три студентки, причем одна из них хорошенькая, как картинка (никаких отсылок к картинкам на пятом этаже дома Пересов!), чтобы попросить у меня автограф. Должно быть, девушки приняли меня за Лоуренса Оливье или Нельсона Рокфеллера, уж не знаю, за кого именно.

Но при всем при том я так и не нашел Остина Хафа и, плюнув на столь безнадежное дело, направился в сторону дома номер 64 по Иден-стрит. Я решил не звонить Остину Хафу по телефону, так как могла ответить его жена и с моей стороны было бы бестактным спрашивать ее, дома ли муж. И вообще, вся штука была в том, чтобы на него посмотреть. Поэтому я пошел прямо туда и в подъезде нажал на кнопку звонка рядом с фамилией Хаф, открыл дверь, услышав щелчок, поднялся на два пролета, прошел по коридору в сторону открывшейся при моем появлении двери – и передо мной возник он собственной персоной.

Он оцепенел и вытаращил на меня глаза. Открыл и закрыл рот, словно выброшенная на сушу рыба. Я сказал, причем отнюдь не воинственно, а чтобы просто завязать разговор:

– Грехи лишь говорят, убийство вопиет.

– Но как, ради всего святого… – начал он.

– Как – не имеет значения, – ответил я. – Мы снова встретились. И этого вполне достаточно. Ваша жена дома?

– Нет. А почему вы спрашиваете?

– Почему – тоже не имеет значения, если ее нет дома. Я с превеликим удовольствием поболтал бы с вами немного, но, как вы справедливо заметили в понедельник, мистер Вулф спускается из оранжереи в шесть вечера, и он уже ждет вас в кабинете. Поехали.

Он явно лихорадочно думал и наконец заявил:

– Не понимаю, о чем вы. В понедельник я ничего вам не говорил. И вообще вижу вас в первый раз в жизни. Вы кто?

– Томас Г. Йегер. Его призрак. Не валяйте дурака! Если вы считаете, что это всего лишь мое слово против вашего, то ошибаетесь. Вам не удастся отвертеться. И вы чертовски хорошо это знаете! Поехали.

– Это мы еще поглядим, удастся мне отвертеться или нет. Уберите ногу. Я хочу закрыть дверь.

Я понял, что нет смысла тянуть кота за хвост.

– Хорошо, я отвечу на вопрос, который вы начали, но не закончили. Сегодня днем я разговаривал с вашей женой. Я прочел вашу фамилию и адрес на конверте, который лежал в ее сумочке.

– Я вам не верю. Вы лжете.

– В ее сумочке также были водительские права. Дина Хаф, родилась третьего апреля тысяча девятьсот тридцатого года, рост пять футов два дюйма, белая, волосы каштановые, глаза светло-карие. Она любит шампанское. Слегка наклоняет голову вправо, когда…

– Когда вы ее видели?

– Это также не имеет значения. Больше вы от меня ничего не узнаете. Я обещал мистеру Вулфу привезти вас к нему в шесть вечера, а сейчас уже четверть седьмого, и если вы не хотите…

– Моя жена там?

– Нет, в данный момент ее там нет. Уверяю вас, мистер Йегер… ой, простите, мистер Хаф… если вы не хотите, чтобы на вас обрушились все силы ада, то возьмете меня за руку и в темпе вальса пойдете со мной.

– Где моя жена?

– Спросите мистера Вулфа.

Хаф сделал шаг вперед, и мне даже пришлось посторониться, чтобы он не сбил меня с ног. Он захлопнул дверь, подергал ее – проверить, защелкнулась ли собачка замка, – и рванул к лестнице. Я двинул за ним. По пути вниз я спросил, где здесь лучше поймать такси, но Хаф не ответил. Лично я выбрал бы Кристофер-стрит, но Хаф, свернув на углу направо, пошел в сторону Седьмой авеню и заработал очко. Мы поймали такси буквально через три минуты, и это в час пик. Всю дорогу до нашего дома Хаф упрямо молчал. Конечно, имелся некоторый шанс – один к десяти, – что Кремер оставил своего человека следить за нашим особняком из бурого песчаника, но полицейский явно не знал Хафа в лицо, а пробираться задворками через проход со стороны Тридцать четвертой улицы мне не хотелось. Поэтому я велел таксисту остановиться прямо перед домом. Мы поднялись на крыльцо, но, поскольку дверь была заперта на цепочку, пришлось звонить в звонок, чтобы Фриц впустил нас.

Вулф, сидя за письменным столом, решал кроссворд из «Обсервера» и при нашем появлении даже не поднял на нас глаза. Я усадил Хафа в красное кожаное кресло и, ни слова не говоря, направился к своему. Когда гигант мысли бьется над решением важной проблемы, не стоит ему мешать. Через двадцать секунд Вулф, пробормотав: «Проклятье!» – швырнул карандаш на стол, развернулся и пробурчал:

– Итак, мистер Гудвин вас отыскал. Что вы можете сказать в свое оправдание?