Одна откровенная ночь (ЛП) - Малпас Джоди Эллен

Я захлебываюсь своим страхом, раскаянием, чувством вины. Он срывает жилет, за ним быстро следует рубашка, отчего пуговицы отрываются и разлетаются во всех направлениях.

— Черт, — шипит он, осматривая свою рану — рану, за которую я несу ответственность. Хочу успокоить его, но мое тело и разум не работают. Я даже не могу выговорить извинение.

Истерические крики срываются с моих губ, плечи дергаются, а глаза настолько полны слез, что я прикладываю усилия, чтобы увидеть его снова. Опьянение не помогает моему искаженному зрению. Это бесспорно хорошая работа. Видеть Миллера раненым и истекающим кровью уже достаточно плохо. Осознание, что я причина его боли практически невыносима.

С этой мыслью бросаюсь в туалет, и меня выворачивает. Снова и снова, алкоголь еще крепок и обжигает мой рот, пока руки сжимают сиденье туалета, а мышцы живота скручиваются и сжимаются. Я в полном беспорядке — слабая, несчастная душа. Безнадежная и живет в безнадежности. Жестокий мир. И я не могу справиться.

— Господи Иисусе, твою ж мать, — бормочет Миллер позади меня, но мне слишком стыдно, чтобы рискнуть повернуться и увидеть свои ошибки.

Мой лоб соприкасается с сиденьем унитаза, когда рвота наконец утихает. Голова раскалывается, сердце болит, а душа разбита.

— У меня есть просьба. — Неожиданно спокойные слова Миллера подстегивают нервный срыв, заставляя слезы снова брызнуть из моих глаз. Я оставляю свою голову на том же месте, преимущественно из-за того, что у меня нет сил поднять ее, и потому, что я все еще слишком труслива, чтобы посмотреть на него. — Оливия, вежливо смотреть на меня, когда я разговариваю с тобой.

Трясу головой и остаюсь в своем укрытии, стыдясь самой себя.

— Черт побери, — тихо ругается Миллер, а затем я чувствую его ладонь на своем затылке. Он не пытается мягко меня поднять. Он дергает меня, не утруждаясь быть нежным. Это не имеет значения. Я ничего не чувствую. Он хватает меня за обе щеки и притягивает к себе, но я опускаю глаза на полоску его обнаженной, покрытой кровью кожи, выглядывающей из-под расстегнутых рубашки и жилета. — Не лишай меня этого лица, Оливия. — Он борется с моей головой, пока я не поднимаю глаза, и его резкие черты не оказываются достаточно близко, чтобы сфокусировать на них взгляд. Его губы сжаты. Голубые глаза дико блестят, а впадины на щеках пульсируют. — У меня есть просьба, — говорит он сквозь зубы. — И ты ее, блядь, выполнишь.

Тихий всхлип вырывается наружу и я оседаю, но его хватка не дает мне упасть. Прежде чем он начинает говорить проходит несколько секунд, которые кажутся вечностью.

— Ты никогда, черт побери, не перестанешь меня любить, Оливия Тейлор. Слышишь меня?

Киваю, пока он изучает мое опухшее лицо и подвигается ближе, прикасаясь своим лбом к моему.

— Скажи это, — выдыхает Миллер, — сейчас.

— Не перестану, — сдавленно всхлипываю я.

Он кивает мне, и я чувствую его руки, которые скользят по моей спине и притягивают к себе.

— Дай мне мое. — В его команде нет мягкости, но немедленное спокойствие, которое наступает, когда тепло его тела начинает смешиваться с моим — это все, что мне необходимо. Наши тела сталкиваются, и мы цепляемся друг за друга, как будто сама жизнь закончится, если мы перестанем.

Она может.

Трещины в нашем существовании теперь широко открыты. Никуда не спрятаться от жестокой реальности, с которой нам придется столкнуться. Цепи. Побег из них. Находясь на грани отчаяния, мы сталкиваемся лицом к лицу с нашими демонами. Я только надеюсь, что мы очистим эти трещины, когда прыгнем, и не упадем в темноту.

Миллер продолжает успокаивать меня, пока я дрожу у него в руках. Сила его объятий нисколько не уменьшает тремор.

— Не грусти, — умоляет он, голос становится мягче. — Пожалуйста, не грусти. — Он отрывает от своей спины мои руки и держит их между нами, изучая мое заплаканное лицо, пока я всхлипываю и вздрагиваю.

— Мне так жаль, — слабо бормочу я, опуская взгляд на коленку, чтобы не видеть его красивого лица. — Ты прав. Я не могу с этим справиться.

— Больше нет тебя, Оливия. — Пальцами он сжимает мой подбородок и поднимает, пока я не смотрю в его полные решимости глаза. — Есть только мы. Мы разберемся с этим вместе.

— Мне кажется, я знаю так много, но все равно очень мало, — признаюсь я, мой голос хриплый и надломленный. Он стольким поделился со мной, иногда добровольно, иногда под принуждением, но все равно еще столько пробелов.

Мой идеальный джентльмен устало вздыхает и медленно моргает, когда подносит мои руки к своему рту и прижимается губами к тыльной стороне каждой из них.

— Тебе принадлежит каждая часть меня, Оливия Тейлор. За все те ошибки, что я сделал и которые мне еще предстоит сделать, прошу прощения. — Его глаза умоляюще смотрят на меня. Я простила ему все, о чем знаю, и прощу все, чего не знаю. Ошибки, которые ему еще предстоит сделать? — Только твоя любовь проведет меня через этот ад.

Моя нижняя губа начинает дрожать, комок в горле быстро растет.

— Я помогу тебе, — клянусь я, сгибая руку в его хватке, пока он не отпускает меня. Протягиваю руку, немного неловким движением, пока не дотрагиваюсь до его шершавой щеки. — Я доверяю тебе.

Миллер с трудом сглатывает и слегка кивает. Решимость медленно появляется на его эмоциональном лице и в выразительных глазах, возвращая обратно в комнату моего бесстрастного, фальшивого джентльмена.

— Давай уведем тебя отсюда. — Плавно поднимаясь в полный рост, он помогает мне встать на ноги. От перемены позы кровь приливает к голове, и я слегка пошатываюсь. — Все хорошо?

— Я в порядке, — отвечаю, покачиваясь на месте.

— Ты права, — как ни в чем не бывало произносит Миллер, будто я точно знаю, о чем именно он говорит. Не могу нахмуриться в замешательстве, потому что все мое внимание сосредоточено на том, чтобы не упасть лицом вниз. — Алкоголь тебе не идет. — Он берет меня за шею и за руку, а затем ведет меня на неустойчивых ногах к дивану в своем кабинете. — Сядь, — приказывает он, помогая мне. Миллер опускается передо мной на колени и качает головой, дотрагиваясь до испорченных прядей. Он пальцами расчесывает то, что осталось от моих волос, боль ясно видна на его красивом лице. — Все еще прекрасна, — бормочет он.

Я пытаюсь улыбнуться, но сдерживаюсь, зная, что он подавлен. Бросаю взгляд мимо него, когда дверь распахивается. Тони стоит там несколько мгновений, оценивая ситуацию.

Он выглядит так, будто готов взорваться от напряжения. Миллер медленно встает и поворачивается, засовывая руки в карманы брюк. Они просто смотрят друг на друга. Тони молча оглядывает своего босса, а затем меня. Чувствую себя маленькой и глупой под его пристальным взглядом и в попытке уклониться и спрятать результат моего срыва, убираю волосы с лица и использую резинку на запястье, чтобы собрать их в беспорядочный узел.

— Как обстоят дела? — спрашивает Миллер, дотягиваясь до своего плеча и слегка вздрагивая.

— Дела? — выпаливает Тони с саркастичным взрывом смеха. — Да у нас чертов бардак, сынок! — Он захлопывает дверь, подходит к бару, быстро наливает виски и выпивает его залпом. — У меня там полумертвый парень и толпы людей, гадающие что, блядь, только что произошло!

— Какой ущерб? — спрашивает Миллер, наливая виски и себе.

Тони смеется снова.

— У тебя есть машина времени? Черт возьми, Миллер, о чем ты только думал?

— Я не думал, — выплевывает он, заставляя меня съежиться на диване, как будто причину этого беспорядка никто не заметит, если я уменьшусь. Напряженный взгляд Тони, брошенный в мою сторону, подтверждает, что я провалилась в этом начинании. Моя неразумная потребность навредить Миллеру вылилась в кровопролитие наверху в клубе и подтвердила подозрения Софии об истинной природе наших отношений.

— Нет, не думал. История твоей жизни, сынок, — вздыхает Тони. — Нельзя бросаться в ярости на парня из-за женщины, которая решила немного развлечься! — Он сдерживает свой гнев и хмурится, протягивая руку, чтобы отодвинуть в сторону рубашку Миллера. — Колотая рана?