Поздняя осень в Венеции - Райнер Мария Рильке

class="stanza">

Адепт постиг с улыбкою секрет;

дымящуюся колбу осторожно

подвинув, понял он, что можно

извлечь возникший только что предмет

сверкающий, а для него нужны

века внутри огнеупорной груши

в брожении, где море чает суши,

и мозг — подобье звездной глубины.

Чудовищное вызвал он тайком,

чтобы, ночною принято пустыней,

вернулось к Богу, завершая путь;

как пьяный, лишь ворочал языком

и наклонялся, шамкая, над скрыней,

где было золота чуть-чуть.

Ковчег для реликвии

Как судьба перебирает кольца

вечной цепи за звеном звено,

вещи, вещи, — им посвящено

вещее смиренье богомольца

с бережным искусством заодно,

выковавшим вещь, корону, знак,

редкою трепещущий звездою,

так что камень разгоняет мрак,

вспыхивая чистою водою.

Мастер был, чьи очи остывали,

как напиток, над которым пар;

хоть в ковчеге этом не скрижали,

золото ковать пришлось упорно,

чтоб остался цел священный дар,

выдержавший время, как удар:

там, внутри запястье чудотворно,

ибо взят своим издельем в плен,

вверившись в слезах глубинам,

рухнул он перед рубином,

чтобы не вставать с колен;

и, навек благословен,

взор династий снизошел к руинам,

опровергшим прах и тлен.

Золото

Пусть его не станет вдруг, но снова

горная его родит порода

для теченья быстрого речного

от брожения до брода,

ибо принудительна одна

изначально сущая идея:

лучший из металлов, не скудея,

существует, где страна

на краю земли, Мероэ, мера

опыта, влекущего в эфир,

и отцам преподносила вера

дар от сыновей, чья сфера —

слава, весь вмещающая мир;

так оно росло века подряд,

а когда хранить его нет мочи,

уходило, говорят,

чтобы до последней в мире ночи

отложить прощальный взгляд.

Столпник

Превращал он сборища в соборы,

завершал анафемой укоры,

ощутил: претит ему толпа,

и, не находя иной опоры,

выбрал высь отвесную столпа,

продолжавшего расти, как ствол

дерева, которое не выше

прежнего, но в поднебесной нише

сравнивал он с Богом свой глагол,

сравнивал и к небу поднимал

он глаза: Другому нет предела;

пастыри и пахари: глядела

на него толпа, как мал

был вверху не знающий покоя;

с небом заводил он разговор,

каждому в лицо при этом воя,

в дождь стоял, свой подвергал он взор

свету, бьющему в упор.

И не видел со своих высот,

как теснят князья в сияньи резком

повелительным роскошным блеском

перепуганный народ,

но почти что проклята душа,

жертва искушений непристойных,

хоть, в бореньи с каждодневным адом,

сбрасывал он бесов легионы,

и, притянутые первым рядом,

заводившиеся в язвах гнойных,

черви сверху падали в короны,

в душном бархате киша.

Мария Египетская

Из постели пылкая блудница,

кающаяся, за Иордан

бросилась, ходячая гробница,

вверив кровь своих сердечных ран

вечности, пускай была слаба,

отдаваться рада всем сначала,

цвет слоновой кости обретала

искупительная худоба

в саване волос, и через силу

старец землю стал копать и даже

льва позвал, и лев копал могилу

с ним прилежнее раба;

там, где след от старческого лба,

с камнем лев сидел уже на страже

наподобие герба.

Распятие

Вешали тогда на месте лобном,

где толпу наемники теснили,

а потом повешенных дразнили,

изощряясь в зубоскальстве злобном,

и троих распяли кое-как,

чтобы не усердствовать в натуге,

и не отличаясь от зевак,

время коротали на досуге,

и один прожженный был охальник,

рявкнувший: «Вот тот, кричал он там!» —

«Кто?» — спросил его с коня начальник.

Илию зовут, он слышал сам,

знавший, как живое тело хрупко,

и нашел потеху душегуб;

вместо освежающего кубка

уксусом пропитанная губка

жаждущих коснулась губ.

Вдруг и впрямь придет Илья-пророк,

стража, любопытствуя, гадала,

но вдали Мария зарыдала,

и Распятый, вскрикнув, изнемог.

Воскресший

Запретить не мог Он до конца

ей любить Его до неуменья

скрыть любовь, достойную запрета;

у креста поникла, в скорбь одета,

и любовь, которой ждут сердца,

даровала ей свои каменья.

Плача, шла помазать миром тело,

протянула влажную ладонь,

но уже воскрес Он, как хотело

сердце в ней, но Он сказал: Не тронь,

чтобы, глубь ее любви лелея,

Он, прошедший в смерти через тьму,

обойтись помог ей без елея,

без прикосновения к Нему,

и создаст Он для нее оплоты,

чтобы в бурях будущих цела,

не клонясь к Любимому, высоты

голоса Его переросла.

Magnificat

По склону, высоту превозмогая,

шла с благодатной тягостью туда,

где встретила ее жена другая,

подобной тягостью горда,

постигшая, что в них обеих схоже;

и, прежде чем с дороги отдохнуть,

сказала та, которая моложе:

ты, милая, теперь со мною суть,

и с нею не всегда ли я пребуду?

Богатым пусть сияет суета,

искал Он предназначенную чуду

и уподобил женщину сосуду,

в который вечность щедро налита.