Визуальная культура Византии между языческим прошлым и христианским настоящим. Статуи в Константинополе IV–XIII веков н. э. - Парома Чаттерджи

«Заметках» «Демосфен» лишь указывает на того, кто отмечен смертью, а в «Патрии» возникает сам его портрет. Этот портрет предстает объектом, чья интерпретация однозначна: он ясно обозначает личность и судьбу человека, даже если сам находится под основанием статуи и его обнаруживают, когда все уже свершилось. Может быть, авторы «Патрии» намекают, что под другими статуями тоже есть такие вспомогательные изображения, несущие пророческую нагрузку? Вероятно, этот нюанс слишком мал, чтобы на его основании можно было делать предположения, однако над ним стоит поразмыслить. Подобные намеки – на статуи, постепенно раскрывающие или скрывающие больше, чем кажется на первый взгляд, – появляются и в других текстах позднейших эпох[94]. И хотя такие упоминания незначительны и порой возникают словно бы между делом, в них раскрывается загадочная сторона Константинополя, явственно связанная со множеством расположенных там статуй. Эта загадочность – неотъемлемая черта образа Константинополя в литературных жанрах Византии.

Как и в «Заметках», роль наиболее могущественного места в городе здесь отводится Ипподрому. В «Патрии» мы снова находим историю императора Феодосия, пытавшегося расшифровать значение статуй. Однако, в отличие от «Заметок», в «Патрии» подчеркивается, что объекты, расположенные на арене, отличаются самым разным происхождением. В начале главы 73 мы видим утверждение, что множество «невероятных предметов» прибыли из Рима и Никомидии, а Константин Великий привез статуи из

Афин, Кизика, Кесарии, Тралл, Сард, Мокисса, Себастеи, Саталы, Халдеи, Антиохии Великой, с Кипра, Крита, Родоса, Хиоса, из Атталии, Смирны, Селевкии, а также из Тианы, Икониона, Никеи Вифинской, с Сицилии и со всех городов востока и запада, и <статуи> были установлены и зачарованы, а знающие прохожие находили в них непогрешимое знание о последних временах [Ibid.: 101].

Ни в одном другом разделе «Патрии» мы не найдем ни подобного перечисления городов, ни подобной внимательности к происхождению объектов. Однако упоминания о далеком происхождении удостаивались не только неживые статуи: несколько самых прославленных танцоров и колесничих, выступавших на арене в VI веке (и, возможно, позже), как будто прибыли в Константинополь «изо всех уголков империи – из Александрии, Кизика, Эмесы, Никеи и Тира». Закон (Cod. Theod. xv. 5.3) запрещал наместникам переманивать колесничих и лошадей из других городов и провинций, чтобы добиться популярности [Alan Cameron 1973:28–29]. Учитывая этот более широкий контекст, Ипподром предстает перед нами как место, в котором отражается не сам Константинополь, но множество различных мест «востока и запада», откуда были родом главные «звезды» и откуда были похищены статуи. В сущности, «Патрия» прямо называет Ипподром местом, где присутствует элемент иностранного. В главе 79 это принимает мрачный оборот:

Прочие статуи на Ипподроме – фигуры мужчин и женщин, различные кони, каменные и бронзовые колонны в точках поворота, бронзовые обелиски в точках поворота, рельефы на обелиске, статуи колесничих на основаниях, изукрашенных рельефами, колонны галерей с капителями и основаниями, те, что на сфендоне, балюстрады и облицовка стен, ступени и подиумы, и любое место, где можно увидеть надпись, в особенности на бронзовых статуях, – все они являют собой изображение прошлого и будущего. Аполлоний Тианский установил их в память об этих событиях, ибо они вечны. И точно так же он зачаровал статуи во всем городе. Те, кто искушен в делах статуй, увидят все и ничего не пропустят. На треножниках дельфийских котлов и на статуях наездников тоже есть надписи, объясняющие, почему их воздвигли и что они значат [Patria 1998: 103].

Аполлоний Тианский, как мы читаем у Филострата (в книге «Жизнь Аполлония Тианского»), был знаменитым изготовителем талисманов (telesmata), защищавших от самых разных угроз: от аиста, который мог бы уронить змею в колодец и тем самым отравить воду, до землетрясений. Его упоминания встречаются и в ранних, и в поздних источниках: у Гесихия Милетского, Иоанна Малалы (см. главу 3), в патриографиях, в «Книге мудрости и толкования… астрологических явлений Аполлония Тианского» (IX–XI вв. н. э.) и у Никиты Хониата[95]. Больше всего нас интересует, что по отношению к городу Аполлоний был подчеркнуто чужим: во-первых, как иностранец, а во-вторых, как представитель древнего мира. Однако его стараниями в Константинополе появилось множество полезных статуй, или талисманов, которые отпугивали насекомых, мух, мышей и змей (в последнем случае речь идет о статуе змеи, побежденной орлом, о которой упоминается в главе 3). Благодаря этому он оказывается связан с историей города, как явственно следует из патриографий и других перечисленных выше источников. Характерно, что его пророческий дар вытекает из страннического образа жизни: перед нами пилигрим, который постепенно становится пророком, отчасти из-за своих путешествий [Elsner 1997: 26–27].

То же самое могло относиться и к константинопольским статуям, прибывшим из далеких краев: возможно, именно поэтому им приписывалась способность к прорицанию. Кроме того, мы видим связь между иностранным происхождением статуй, ясно обозначенным в «Патрии», и информацией о «последних временах»: даже установленные на константинопольскую землю, эти статуи не перестают говорить об опасностях, которые будут угрожать городу. Рассмотрим некоторые пророчества, которые циркулировали в столице и содержали в себе точные топографические детали. В начале VIII века появился первый греческий перевод главного апокалиптического текста Византии – «Откровения Псевдо-Мефодия»[96], причем автор перевода добавил от себя большую вставку, где описал события надвигающегося конца света в декорациях Константинополя [Berger 2008:135–156]. Получается, что жители столицы обитали в тех самых местах, где предстояло разворачиваться апокалипсису [Kraft 2012: 25–36]. Автор вставки в кровавых подробностях описывает, как будет происходить завоевание: от Ксилокеркских ворот к форуму Аркадия и Воловьему форуму. «Горе тебе, град Византа, ибо Исмаил завоюет тебя. Ибо сюда явятся все кони, и первый из них разобьет свой шатер напротив тебя, Визант, и начнет битву, и сокрушит Ксилокеркские ворота и дойдет до Воловьего форума. И Вол громко заревет, и зарычит Ксеролофос, ибо их затопчут исмаилиты»[97].

Возможно, речь идет об осаде Константинополя арабами в 717–718 годах, однако для современника этот текст как бы намечал траекторию будущего завоевания. Ксилокеркские ворота, Воловий форум и Ксеролофос, седьмой холм Константинополя, крепко ассоциировались с концом света – и это влияло на урбанистическое планирование города [Berger 2008:136–137; Brandes 2008:193–195]. Исаак II, правивший в конце XII века и ненадолго вернувшийся к власти в XIII веке, приказал заложить Ксилокеркские ворота, чтобы крестоносцы не могли взять столицу штурмом [Хониат 1860–1862,2:65]. Поэтому можно утверждать без малейшей натяжки, что иностранное происхождение статуй Ипподрома, о котором говорится в «Патрии», служит предвестником последних дней Константинополя. Следует помнить, однако, что несмотря на перечисление всех мест, откуда прибыли статуи, редакторы «Патрии» все же считают их частью города, причем