Мертвая зыбь - Лев Никулин

Ему нелегко было выполнять задание ОГПУ. К этому примешалось и нечто личное. Уже несколько месяцев он был знаком с очень понравившейся ему девушкой, работавшей в партийном отделе редакции одной столичной газеты. Встречались они не часто. Лена - так звали эту девушку - и Алексей Зубов редко могли выбрать свободный вечер. В таких случаях Алексей звонил по телефону в редакцию и ждал Лену в подъезде. Они отправлялись зимой в театр или в кино, а летом в парк. В тот вечер они пошли в Зеркальный театр сада Эрмитаж. Ничто не предвещало им размолвки.

Зубов дважды был дома у Лены. Отец ее, старый рабочий-металлист, в последнее время сильно болел, а мать, Ефросинья Андреевна, почему-то невзлюбила Зубова. "Ходит и ходит к Лене, а о будущем не думает. Когда-то кончит курсы и дадут ему полк или бригаду, а пока живет в общежитии и никакого от него толку". Под "толком" она понимала свадьбу, но с дочерью об этом говорить не решалась. Лена не позволяла себя учить.

В злосчастный, как потом оказалось, вечер Лена и Зубов смотрели оперетту "Граф Люксембург". Лена была в хорошем настроении, она сдала заметку о субботнике на заводе "Серп и молот". Заметка пошла без правки, и завотделом ее похвалил. Кончился первый акт, в зале зажегся свет, и вдруг Зубов заметил во втором ряду Стауница. Тот тоже заметил его и помахал программкой. Стауниц был в светлой паре, сшитой по последней нэповской моде, на голове ухарски сдвинутая набок панама.

- Это кто такой? - с удивлением спросила Лена.

- Так... Знакомый, - ответил Зубов.

- Ну и знакомые у тебя. Наверно, из нэпачей?

Зубов не ответил. "Как бы не привязался", - подумал он и предложил выйти в сад, выпить воды с сиропом.

Они вышли в сад.

В то время сад Эрмитаж был втрое меньше, чем теперь. Каменный забор отделял его от прежнего частного владения. Между тем Эрмитаж был чуть ли не единственным в центре города садом, открытым для публики. В аллеях, поднимая тучи пыли, толкались зрители из театра эстрады, оперетты и кинотеатра.

Лена с удивлением разглядывала публику. То был цвет нэпа: дамы, одетые в платья цвета морской волны, с низко опущенной талией, юбки уже становились короче, шляпы надвигались на брови; кавалеры - в пиджаках колоколом, в брюках, напоминающих галифе, суживающихся книзу дудочками. Такие брюки назывались "нарымками" - по названию той отдаленной местности, куда попадали деятели нэпа за противозаконные деяния. В то время были в моде светло-серые мужские шляпы с широкими полями, обшитыми тесьмой, галстуки бабочкой или завязанные большим узлом, закрывающим сорочку, с пристежным пикейным воротничком.

Но была и публика попроще: молодые люди в белых и кремовых рубашках, застегивающихся на множество пуговичек, с узкими кавказскими, с серебряными украшениями, поясами, в бриджах и желтых сапогах. Были и девушки в длинных полотняных юбках, жакетах, похожих на коротенькие мужские пиджаки, и в белых туфлях на низком каблуке.

Вдруг рядом с Зубовым оказался Стауниц, пристал к Зубову. Пришлось познакомить его с Леной. Стауниц завел разговор об оперетте, о том, хороша ли Татьяна Бах, и все время осматривал с головы до ног Лену нагловатым и пристальным взглядом. "Уж очень скромно одета ваша девица", - читал в этом взгляде Зубов, мысленно посылая Стауница к черту. С другой стороны, он понимал, что Стауница интересуют его, Зубова, связи, сто знакомые.

- А в графе Люксембурге мало графского, вы не находите? - спросил Лену Стауниц.

- Не знаю, мне не приходилось видеть графов.

- Ну, тогда и этот сойдет... Не угодно ли? "Мы оставляем от старого мира только одни папиросы "Ира", - он протянул коробку Зубову. - Это кто, Маяковский написал?..

- Маяковский не только это написал, - отрезала Лена.

Стауниц так и не отвязался, весь антракт болтал всякую чепуху, иногда с антисоветским душком, не переставая поглядывать на Лену. Она хмурилась. Дали звонок, и они вернулись на свои места.

- Ну и тип... - сказала Лена, - это твой дружок?

- Да нет, просто знакомый.

- А держал себя так, будто вы однокашники. Почему ты не оборвал его, когда он нес всякую похабщину?

- А я, признаться, не слушал.

- Зато я слушала. Если подойдет в следующем антракте, ты его отбрей как следует.

Во втором антракте Стауниц не подошел, но, проходя мимо, мерзко подмигнул. Лена это заметила.

- Вот скотина! - подумал вслух Зубов. - Испортил вечер.

Лена молчала. Из театра шли молча. Зубов думал, что она зайдет к нему, как бывало прежде, но она сказала, что отец болен, мать провозилась с ним всю прошлую ночь, а теперь ее, Лены, очередь.

Зубов проводил ее домой на 2-ю Тверскую-Ямскую. Хотя они и поцеловались на прощание, но расстались довольно холодно.

Он понимал ее чувства: девушку смущало знакомство Зубова с этим франтом с бриллиантовым кольцом на мизинце. Но что мог ей сказать Зубов? Она не должна ничего знать о том, что связывало его с таким субъектом, как Стауниц. Тот, конечно, понял, что девушка, с которой был Зубов, комсомолка или даже коммунистка.

"Черт с ним, со Стауницем, в конце концов, - подумал Зубов. - Я командир, и мне надо поддерживать знакомство в той среде, где я - свой". Но хуже, что Лена была недовольна знакомством Зубова с таким неприятным субъектом. Вероятно, решила - влияние нэпа, об этом теперь много говорят.

...Лена была у Зубова, когда позвонил телефон. Зубова в эту минуту не было, он отправился в продовольственный магазин. Телефон был в коридоре, у самых дверей комнаты, и упорно звонил. Лена взяла трубку. Чей-то знакомый голос спросил Зубова, и, когда она сказала, чтобы позвонили через полчаса, вдруг услышала:

- А это говорит та очаровательная барышня, с которой я имел удовольствие познакомиться в саду Эрмитаж?

Лена бросила трубку.

Когда Зубов вернулся, она прямо заговорила о том, что звонил этот субъект и назвал ее "очаровательной барышней".

- Не надо было брать трубку!

- Телефон долго звонил... Что у тебя с ним общего? Почему он тебе звонит? Почему ты не пошлешь его к черту?

Зубов понимал ее возмущение, но что он мог ей ответить, ей, коммунистке? Дал слово, что пошлет этого случайного знакомого к черту, и отношения между ним и Леной понемногу наладились.

Вот тогда-то он и встретился со Старовым и рассказал о своих переживаниях. Якушев, как мы знаем, был свидетелем этого разговора.

Старов посочувствовал Зубову и дал такой совет:

- Устрой скандал Стауницу в присутствии Якушева. Основание для скандала есть. А что до твоей Лены, то скажи ей, что вы познакомились на бегах, случайное знакомство. Ты, как конник, интересуешься бегами, а он просто беговой жук. Она хорошая девушка, работает в отделе "Партийная жизнь", - конечно, ей неприятно, что ты знаешься с такими типами. Но не посвящать же ее в нашу игру? Это абсолютно исключено.

И Зубов как-то на квартире у Стауница при Якушеве сказал:

- Что ты лезешь ко мне с антисоветскими анекдотами и всякой чепухой, когда я с моей девушкой. И по телефону ей говоришь всякую чушь!

- Ревнуешь? Ухаживай за моей женой. Не имею ничего против!

- Ну тебя к черту! Какая ревность! Я - красный командир. Знакомства у меня соответственные. Она девушка идейная, работает в газете. А тут - ты, франт с колечком, пижон, со мной на "ты". Ей, конечно, удивительно, откуда у меня такое знакомство.

- В самом деле, с ее точки зрения, компрометантное знакомство. Вообще, вы горе-конспираторы. Ртищев с Баскаковым идут по Петровке, болтают по-французски. От них контрой несет за версту. А идут они к вам, Эдуард, и, возможно, тащат за собой "хвост"...

Стауниц надулся и потом сказал:

- Беда мне с ними. Кстати, Ртищев настаивает на вашей поездке в Петроград.

- Успеется. У них там сильные группы, так мне говорили в Париже. А вот нам, Стауниц, предстоит важное дело.

В чем состояло это дело, выяснилось на следующий день.

30

Роман Бирк, по его просьбе, был откомандирован в Ревель и приезжал в Москву как дипломатический курьер эстонского министерства иностранных дел. В его лице "Трест" нашел верного помощника. Представителем "Треста" в Ревеле был Щелгачев. Артамонов, под тем же псевдонимом - Липский, переехал в Варшаву и тоже выполнял поручения "Треста".

Атташе польского посольства в Ревеле капитан Дримлер, прослышав о "Тресте", потребовал от Бирка, чтобы тот связал его с таинственной и сильной подпольной организацией в России. 2-й (разведывательный) отдел польского генерального штаба возымел желание устроить на польско-советской границе такое же "окно", какое действовало на эстонско-советской.

Обсудив это предложение, товарищи, руководившие "Трестом", поручили Якушеву через Стауница связаться с сотрудником военного атташе польского посольства в Москве. Стауниц был доволен поручением. Наконец он выходил на международную арену.

Свидание Стауница с этим сотрудником должно было произойти в кабаре "Странствующий энтузиаст" на Средней Кисловке. Это кабаре привлекало нэповское именитое купечество и их дам. Они рвались туда, чтобы поглядеть богему - неудачников актеров и художников... Богема открыто издевалась над нэповской публикой, но это ее не смущало. На случай скандалов (они здесь были нередки) при входе в кабаре дежурили милиционеры.