Государевы служилые люди. Происхождение русского дворянства - Николай Павлович Павлов-Сильванский

больших удельных вотчин; их земельные владения составлялись из отдельных участков, разбросанных по многим (от пяти до тринадцати) уездам. Богатейшим вотчинником по списку 1647 года был боярин некняжеского рода П. И. Романов, имевший более 7012 крестьянских дворов; за ним по величине вотчин следовали бояре Бор. Иван. Морозов, Ф. И. Шереметев; только князья Я. К. Черкасский и Н. И. Одоевский могли в качестве землевладельцев соперничать с этими боярами некняжеского рода. Князья Куракины, Голицыны, Прозоровские, Репнины по количеству земельных владений стояли ниже Морозовых, Стрешневых, Салтыковых.

К половине XVII века, как заметил Котошихин, «прежние большие роды князей и бояр, многие без остатку миновались». Угасли виднейшие роды князей Мстиславских, Глинских, Шуйских, Воротынских. Но место их в высших рядах правящего круга заняли другие знатные фамилии. В XVII веке так же, как в XVI, «численное преобладание в думе, – говорит проф. Ключевский, – оставалось за членами родовитых фамилий, хотя многие из этих фамилий были младшие ветви тех, которые господствовали в боярском совете XVI века»[114].

Пожалование высшим чином боярина зависело от усмотрения государя: он мог возвести в это звание и незнатного человека. Но в XVII столетии так же, как в предшедшем веке, в чин боярина возводились по преимуществу члены известных, знатнейших родов. Достижение этого чина было затруднено для неродословных людей необходимостью пройти последовательно ряд чинов: стольника, думного дворянина, окольничего. Напротив, члены именитых фамилий прямо возводились в боярство из низшего чина стольника, минуя окольничество. В этом состояло особое преимущество «больших родов». Получение чина окольничего низводит первостепенные роды в разряд второстепенных. В XVII столетии было 19 таких перворазрядных родов, пользовавшихся привилегией назначения в чин боярина, минуя чин окольничего, а именно: князья Воротынские, Голицыны, Кашины, Куракины, Одоевские, Олшевские, Пронские, Репнины, Ростовские-Бехтеяровы, Буйносовы, Темкины, Сицкие, Сулешовы, Трубецкие, Урусовы, Хованские, Шаховские, Шуйские и одна некняжеская фамилия Морозовых.

Второй разряд высшей знати составляли роды, члены которых назначались как боярами, так и окольничими. В этот разряд входили наполовину княжеские и наполовину старые боярские роды: Захарьины-Романовы-Юрьевы, Годуновы, Салтыковы, Стрешневы, Милославские, Нарышкины, Шереметевы и второстепенные князья Барятинские, Бельские, Волконские, Долгорукие, Лобановы-Ростовские, Лыковы, Хилковы, Черкасские и другие. Государь при назначении бояр и окольничих сообразовался с родословной честью фамилий. В 1651 году П. Головин отказался принять чин окольничего; он был за это наказан опалой, но лишь потому, что притязание его на получение чина боярина оказалось необоснованным, так как его родственники служили в боярах и окольничих. Некоторые знатные роды не поднимались вовсе выше чина окольничих; к ним принадлежали и некоторые третьестепенные князья[115]

2

Опорой боярства было местничество, которое не допускало неродословных людей занимать высокие места. Назначение на ту или иную должность зависело всецело от усмотрения государя; он мог назначить на высокий пост воеводы большого полка неродословного человека. Но, в таком случае и воеводами других полков необходимо было назначить таких же неродословных людей, совсем устранив боярство, потому что никто из лиц, гордых своим отечеством, не согласился бы стать на совместной службе ниже человека невысокого происхождения. Если же государь желал воспользоваться дарованиями хотя бы немногих знатных лиц, «кому ратное дело за обычай», то при назначении полковых воевод ему приходилось уже вполне согласоваться с местническими требованиями и поручить командование большим полком лицу, наиболее высокому по отечеству. Поэтому как в XVI, так и в XVII веках весьма часто случалось, что ответственный пост первого полкового воеводы поручался лицу неспособному, но весьма знатному. Успешно охраняя правительственное значение московской аристократии вообще, местничество, естественно, не могло предохранить от упадка отдельные, те или другие знатные роды. Напротив, оно даже нередко содействовало перемещению центра тяжести от одних фамилий к другим в пределах аристократического круга. Оно точнее определяло и запечатлевало упадок одних фамилий и возвышение других за счет упавших. Возвысившиеся роды не уступали уже занятого места тем, кому оно прежде принадлежало. Отечество, древность рода сами по себе значили очень мало в местническом счете: они имели значение только в связи с разрядной службой. Места определялись по прежнему отношению лиц на совместной, высшей разрядной службе. Раз не было таких прежних примеров совместной службы или если такие примеры за давностью времени или за изменившимся взаимоотношением всех вообще родов теряли свое значение, знатный род при новых назначениях на разрядную службу не мог уже восстановить своих прав на высшие места и должен был становиться ниже других.

Службы, служебные назначения, зависевшие единственно от государя и не изменявшие привилегированного положения высшей знати вообще, оказывали могущественное влияние на изменение значения отдельных знатных родов. Род мог долгое время совсем не служить по разряду, его прежняя разрядная служба забывалась, род «худал», как тогда говорили, и потомкам, которые (Левашевы) «в закоснении родились и выросли», трудно было при занятии высших должностей восстановить свои отеческие права на высшее место. Некоторые знатные русские роды, происходившие от удельных князей, захудали таким образом в XVI веке; их родословные были неизвестны среди удержавших свое положение знатных родов[116], так как не были занесены в составлявшиеся в то время частные родословные книги. Когда в следующем столетии некоторые из членов таких опустившихся фамилий начали оправляться и снова выдвигаться на видные места, то лица менее знатные, но занявшие тем временем постепенно высокое положение отказывались считаться местами с захудавшими родами как с «неродословными». Так именно «утягивал», по специальному местническому выражению, князя Вяземского дьяк Мирон Вельяминов. Никто не отрицал того, что Вяземские были князьями Рюриковичами, тем не менее они признаны были неродословными, и правительство дало перевес над захудавшим князем Рюриковичем дьяку Вельяминову.

Когда известный род удерживался неизменно на разрядной службе, то в таких случаях, благодаря местничеству, он более или менее продолжительное время мог успешно стоять на одном и том же местническом уровне; движение его вверх или вниз не могло идти особенно резкими скачками, но зато всякое случайное понижение одного из его представителей было трудно исправимой потерей, или «потеркой», как тогда говорили; всякое повышение, или «находка», благодаря местничеству, при обычной бдительности заинтересованных лиц, были для них более или менее прочным приобретением. Каждая «потеря» и «находка» являлись на будущее время важными прецедентами, определявшими дальнейшее положение рода. Всякие такие случайные отклонения от нормы заносились в летописи жизни родов – разряды; ближайшие местнические стычки не замедлят привести их в известность, а боярское расследование спора закрепит их мотивированным судебным решением.

В XVI, XVII веках при обилии служб и местничеств, иногда решаемых правительством несправедливо, но все же становившихся исходным пунктом для последующих притязаний, число «потерок» и «находок» должно было быть бесконечным, и мы, замечает проф. Маркевич, постоянно встречаем такие указания: «князь Шуйский в меньших