Хронокорректоры - Кирилл Мамонтов

В предыдущий раз, когда Рома переносился в прошлое вместе со звездолетом, дурных ощущений не было. Теперь же накатила тошнота, все тело бросило в жар. Он пошатнулся, чуть не упав с чемодана, но все-таки удержал равновесие. Неприятные последствия употребления мультифункционала постепенно проходили, через несколько секунд уже вернулась способность воспринимать окружающие события.

Улица была по-прежнему безлюдна, снегопад прекратился, на столбах горели фонари, дом напротив стал двухэтажным. Повертев головой, Роман увидел рядом Гогу, стоявшего на тротуаре с карманными часами в руке, и сказал весело:

– Кажись, прибыли. А ты спрашивал, почему ночью. Если бы мы появились тут среди белого дня, устроили бы аборигенам изрядную панику.

– Насчет ночи я давно сообразил. А где ты, сударь, скажи на милость, пропадал? Я был готов караул кричать.

– В каком смысле «где пропадал»? Нажал кнопочку и сюда переместился. Никуда по дороге не сворачивал.

– Черт знает что, – усталым голосом сказал Гога. – Я тебя тут четыре минуты ждал. Похоже, наши машинки перемещают сквозь время с разной скоростью.

Обсуждение техники движения вдоль темпоральной оси было прервано вспышкой молнии. Опережая раскаты грома, упали первые дождевые капли. Торопливо подхватив чемоданы, они перебежали пустую улицу и вошли в доходный дом. Хронокорректоры спешили, но шерстяные пальто успели впитать немало пролившейся с неба воды.

Заспанный портье, или как они назывались в это время, записал гостей в конторскую книгу, не спросивши паспортов, дал ключ от двухкомнатной квартирки на втором этаже и велел столь же сонному бугаю отнести господский багаж. Гога положил на стол две золотые десятирублевки старой чеканки, получил пять рублей сдачи, но попросил разменять один рубль мелочью. Слуга поволок чемоданы наверх, а Роман осведомился небрежно:

– Не найдется ли у вас, любезный, свежей газетки?

Портье, зевнув, кивнул и протянул мятый номер «Современных известий», буркнув неразборчиво: то ли «вчерашняя», то ли «позавчерашняя». Поднимаясь по лестнице, Роман убедился, что мультифункционалы доставили их в начало октября 1898 года.

В номере Георгий отдал двугривенную монету слуге, и тот, низко кланяясь, поблагодарил, обозвав «грузинского князя» не по чину:

– Премного благодарствуем, ваше здоровье.

Заперев дверь за прислугой, Гога сказал озабоченно:

– Надо бы растолковать этим обалдуям, что я – князь, то есть «ваше сиятельство».

– Не нарывайся, – посоветовал Рома. – Князьям в такой дыре делать нечего.

– Да ладно тебе, наверняка здесь знают, что грузинский князь – далеко не столбовой боярин… Между прочим, вполне приличное заведение. Не хуже казармы, где мы в последние месяцы обитали…

Оба валились от усталости с ног, поэтому разошлись по комнатам и повалились в непривычно мягкие перины.

Спали долго, почти до полудня, проснулись бодрыми и голодными. Время пока не поджимало, поэтому первый день в глубоком прошлом они посвятили делам хозяйственным. На прогулку по незнакомому городу отправились без головных уборов, ибо в меховых шапках давно не мытые головы жутко потели.

Для начала плотно покушали – в знаменитое заведение Тестова решили заглянуть попозже, а пока голод загнал их в ближайший трактир на Тверской. Заказали блинов с семгой, черной икры, уху стерляжью с кулебякой, горячую ветчину с хреном в красном уксусе. Алкоголем решили не баловаться, потому как предстояло немало хлопот, а голова нужна свежая. Всего выпили по две стопки неплохой водки и жбан прохладного кваса.

Распираемые давно забытой сытостью, они вышли на улицу, снисходительно полюбовались конками, линейками и прочим общественно-гужевым транспортом. Снова зарядил дождь, но поблизости удачно подвернулся магазин, где они приобрели шляпы-котелки и зонтики. Публика и продавцы в магазине откровенно принюхивались, не без удивления разглядывая небритые физиономии богачей, достававших империалы прямо из карманов. Может, приняли за провинциальных купцов, а может – за беглых каторжников.

– Пора гигиеной заняться, – решительно заявил Рома, покинув магазин. – Мы сильно пованиваем. И наши бритые черепа тоже плохо действуют на местное население.

– Говори, что мы с Кавказа приехали, там все такие причесоны носят…

Решили пока воздержаться от покупки париков – тем более что не знали, где таковыми торгуют. Остановив извозчика, они поехали в Сандуновские бани, что в Звонарном переулке на берегу Неглинки, сняли номер и долго лежали в горячей мраморной ванне. Здоровенный обернутый фартуком банщик старательно мял их расслабленные тела, потом появился цирюльник, и лица хронокорректоров стали выглядеть почти человекообразно.

Прогулявшись по торговым рядам, они отоварились полезными мелочами вроде складных ножей, зубных щеток и порошков, обзавелись бритвенными приборами, папиросами и спичками, писчебумажными принадлежностями, между делом согласовали свои карманные часы с Кремлевскими курантами. Вживание в новое время проходило без осложнений, городовые не обращали внимания на двух прилично одетых господ. Земляные и булыжные мостовые переставали казаться убогими.

Около четырех, когда пасмурный день уже превращался в сумрачный вечер, они вернулись в нумера, разгрузили покупки и поручили управляющему сдать в чистку или прачечную революционный гардероб. Матросские и солдатские униформы со споротыми погонами вызвали неизбежное удивление предков. Гога пояснил, щеголяя весьма правдоподобным грузинским акцентом:

– Панымаешь, генацвале, ми – пютюшественники. На гора Кавказ ходиль, на Туркестан пустыня ходиль, на охота ходиль… Такой одежда очень пригодится будет, когда в дикий места попадаль будешь.

– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство. – Понятливый работник закивал. – В лучшем виде сделаем – все почистим и постираем. Только тулупчик ваш и шинель долго подсыхать будут, не меньше трех дней.

– Время не имеет особого значения, – отмахнулся Роман.

В темноте извозчик отвез их на Остоженку, где обитал Никита Варфоломеич Пивоваров. Условное постукивание в дверь сработало. Пивоваров не задавал лишних вопросов и за пять империалов написал паспортную книжку работника Николаевских механических мастерских, диплом Иркутского технического училища и документ на увольнение со службы в звании прапорщика инфантерии. Все документы он виртуозно заполнил разными почерками, причем – на имя Кагебеева Романа Витальевича.

Рома и сам не смог бы объяснить, для чего выбрал столь заковыристый псевдоним, однако предпочитал – на случай непредвиденных осложнений – затруднить розыски его родни. Мало ли какая спецслужба и в каком времени пожелает расправиться с предками или потомками хронокорректора Мамаева. Ан выкуси – нет никакого Мамаева, ищите семейство Кагебеевых.

Возле касс Николаевского вокзала они появились без чемоданов, имея при себе лишь зонты и сравнительно небольшие дорожные саквояжи. Купив билеты на питерский поезд, отправлявшийся незадолго до полуночи, они поужинали в трактире поблизости. Правда, Рома порывался к Оливье в «Эрмитаж» или к Тестову, но Георгий, проявив недюжинную прагматичность, строго воспротивился.

– Нам после революционной диеты сильно обжираться нельзя. Желудки-то съежились, много не поместится. Если переусердствовать – до кровавого поноса недалеко.

По такой причине заказ они сделали скромный, заморив червячка пирожками с грибами и куриным бульончиком. Прихватив на утро пакет с пирожками, хронокорректоры заняли купе и долго рисовали в тетрадях профили военных кораблей – как реально известных в этом времени, так и плоды своего болезненного воображения.

Рефлексы сработали, когда проводник постучался к ним, чтобы предложить господам чайку. Два пистолетных ствола, сами собой оказавшись в руках, нацелились на дверь. Опомнились они быстро и, спрятав оружие, с благодарностью приняли чайный прибор.

Питер от Белокаменной отличался, но принципиально новых ощущений не вызывал. Наняв экипаж, они велели ехать в Морскую академию. Извозчики существенно облегчали непростую задачу поиска людей в незнакомом городе, когда нет ни справочного бюро, ни адресного стола. Цокая копытами, древнее конное такси доставило их на Васильевский остров, где располагалась академия.

Побродив по коридорам, они нашли кабинет профессора Крылова Алексея Николаевича, преподававшего математику и курс теории корабля. Будущему корифею кораблестроения лишь недавно исполнилось тридцать пять, был он молод, активно подвижен и чернобород. Визит незнакомцев удивил его, но Крылов пригласил их в кабинет, предупредив, что должен отбыть на чтение лекции менее чем через час. На сей раз Гога постарался не переусердствовать с акцентом и, представляясь, даже на свой любимый олбанский ни разу не переключился.