Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пигарёв Кирилл Васильевич (1911–1984) — правнук и биограф Ф. И. Тютчева. Сын камер-юнкера Василия Евгеньевича Пигарёва (1878–1919) и фрейлины Екатерины Ивановны Тютчевой (1879–1957), внучки поэта Ф. И. Тютчева. Доктор филологических наук, кандидат исторических наук. Заслуженный работник культуры РСФСР. С 1932 года — научный сотрудник, а после смерти Н. И. Тютчева — директор музея-усадьбы «Мураново» им. Ф. И. Тютчева. Составитель и редактор изданий Ф. И. Тютчева. С 1949 года — научный сотрудникИМЛИим. Горького АН СССР. Дурылин жил в Муранове и преподавал правнукам Тютчева в 1925–1927 годах. Кирилл и Ольга Пигарёвы отправляли в Томск Дурылину справки и выписки из книг, журналов и газет, запрашиваемые им для своих работ. В письма Ольга вкладывала лепестки цветов, любимых Дурылиным. Особенно с двух деревьев персика и абрикоса из оранжереи, которым Дурылин посвятил три страницы «В своем углу»[168]. К. В. Пигарёв всю жизнь считал Дурылина своим учителем и письма к нему подписывал «Ментору от Телемака»[169].
Сергей Николаевич был рад, что Кирилл пошел по его стопам, стал литературоведом. Сотрудница Мурановского музея Татьяна Петровна Гончарова пишет, «с какой тщательностью подбирались учителя для правнуков поэта. Учитывались не только профессиональные навыки претендента, но и его нравственный облик и мировоззренческие устремления. Ведь воспитание молодого поколения — важнейшая категория жизни в дворянской среде. Это забота не только о личном благополучии своего потомства, но и забота о достоинстве и процветании всего рода». Дурылин отвечал всем требованиям, но приглашение его в семью Тютчевых было шагом небезопасным для обеих сторон. Он только что вернулся из челябинской ссылки, значит, для властей человек неблагонадежный. А приглашен он в дом «бывшего чиновника особых поручений при генерал-губернаторе Москвы, церемониймейстера Двора Его Императорского Величества, коим является Н. И. Тютчев, в дом воспитательницы детей Николая I и фрейлины, коими являлись внучки поэта Софья Ивановна Тютчева и Екатерина Ивановна Пигарёва; наконец, в дом крестников членов царской семьи (правнуков поэта Кирилла, Ольгу и Николая Пигарёвых крестили, соответственно, вел. кнж. Анастасия Николаевна, вел. кнж. Ольга Николаевна и вел. кн. Елизавета Федоровна). Ситуация достаточно тревожная»[170].
Двадцать пять лет прошло с тех пор, как я внес первую запись в этот альбом и нарисовал уголок библиотеки Мурановского дома, верным и неизменным другом которого был и есть дорогой для меня владелец этого альбома. С благодарностью вспоминаю уроки, которые он давал мне четверть века назад. Но эти уроки не прекратились… Всякий раз, что я бываю в Болшеве, я всегда обогащаюсь новыми познаниями и проникаюсь удивлением и восхищением перед тем, как много знает и помнит мой прежний, горячо любимый мною Ментор. Радостно и приятно вновь и вновь ощущать себя его Телемаком! К. Пигарёв. 14.I.1952 г. Болшево.
* * *
Великим счастьем и Божiим благословением считаю, что образование Кирилла в руках человека, который «видит все и славит Бога». Е. Пигарёва. (1926 г.)[171]
Среди постоянных волнений и забот последних лет, одной из главных была забота дать Кириллу настоящее образование. С тех пор, что Вы за это взялись, я спокоен. 31/III — 13/IV 1926. [Тютчев Н. И.][172]
[Продолжение см. в главе «Воспоминания сослуживцев и товарищей по работе».]
Ильинский Игорь Владимирович[173]
Ильинский Игорь Владимирович (1901–1987) — народный артист СССР, режиссер, ученик С. Н. Дурылина. Летом 1917 года в свою последнюю поездку на север Дурылин взял с собой своих учеников и друзей: Игоря Ильинского, Николая и Александра Чернышевых, Георгия Мокринского, своего брата Георгия Дурылина. Уже будучи известным артистом и режиссером, Игорь Ильинский продолжал советоваться с Дурылиным, мнение которого о своих работах очень ценил.
В детском саду я играл еще в баснях Крылова. Затем, уже в первых классах гимназии, играл в одном детском спектакле в доме моей крестной матери[174]. Играл царя Вакулу в комедии Крылова «Трумф». Режиссером этого спектакля был Сергей Николаевич Дурылин. Память об этом прекрасном, добром, чудесном человеке и любовь к нему навсегда останутся в моем сердце. Впереди будет еще речь о нем. В то время он был скромным учителем-репетитором детей моей крестной матери, готовил их в гимназию. Они выдержали экзамен в третью казенную гимназию, а я нет. Подвела арифметика, с которой я и потом был не в ладах.
Если Сергей Николаевич плохо подготовил меня к экзамену в казенной гимназии или если я оказался плохим учеником, то, во всяком случае, можно сказать с уверенностью, что он хорошо подготовил меня исподволь к моей будущей деятельности. Его любовь к искусству, его прекрасное, художественное чтение чеховских рассказов, его суждения о театре не могли не иметь на меня большого и решающего влияния.
Но, провалившись в казенной гимназии, я кое-как выдержал экзамен в первый класс частной гимназии Александра Ефимовича Флерова. <…>
* * *
Сергей Николаевич Дурылин собрал несколько своих учеников и повез нас в далекую экспедицию от Археологического общества. Путешествие это было особенно увлекательным и оставило неизгладимое впечатление. Там я познакомился и полюбил северную русскую природу, с розово-красными, во все небо пестрыми закатами, со студеным морем из русских сказок, с прозрачными озерами, на которых плавали дикие лебеди и которые кишмя кишели рыбой, с нехожеными и дремучими лесами, в которых плясали тучи комаров, а под ногами бесконечно пестрели ковры морошки, земляники и голубики. Мы проходили пешком по тридцать километров в день, плыли целыми днями в лодках и хорошо познакомились с этим краем. Были на знаменитом водопаде Кивач, который сохранял тогда еще девственную неприкосновенность и про который Державин писал:
Алмазна сыплется гора
С высот четыремя стенами,
Жемчугу бездна и сребра
Бьет вверх, клубится вниз буграми…[175]
Полюбил я всей душой старинные деревянные русские церкви, а на островах Кижи любовался необыкновенными памятниками древнего русского церковного деревянного зодчества.
Более трехсот верст мы проехали на настоящих перекладных. Как будто мы перенеслись в прошедший век и познали казенные «прогонные» по «открытому листу», по которым дают лошадей на тракте. Повидали даже «станционных смотрителей», у которых надо было, как встарь, требовать лошадей. Подъезжали поздно вечером, подремывая в кибитке, к деревне, где надо было менять лошадей, сидели у кипящего самовара, уплетая деревенскую яичницу и гадая, дадут ли лошадей или придется ночевать и рано утром двигаться дальше. Там, где было много воды и дороги плохие, перекладные иногда заменялись лодками, в которых нас на веслах везли по озерам дежурные девки с песнями и веселыми шутками.
[Продолжение см. в главе «Москва. Болшево».]
Оптина пустынь и служение священником