Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из главы «Старцы. Оптина пустынь»
Через кого-то мы узнали, что есть на Маросейке квартира доктора П. А. Павлова, в которой по каким-то дням (кажется, по четвергам) собираются любители духовного просвещения и читаются лекции по духовно-философским вопросам. Оказалось, что за тот период (1921 год) там читались лекции о некоем дивном православном духовном центре под названием «Оптина пустынь», в котором имеются и сейчас старцы, и что под руководством старцев находились и находятся многие большие люди из мира литературы и науки.
Оказалось, что лекции об Оптиной пустыни проводит известный литературовед и ученый Сергей Николаевич Дурылин, который является одновременно и священником. Кроме того, мы узнали, что как отец Сергий Дурылин, так и многие из слушателей, в том числе и сам хозяин квартиры, д-р Павлов, являются «духовными детьми» некоего старца о. Алексия Мечёва, проживающего и служащего на той же улице Маросейке, в самом ее начале.
Храм этот, стоявший совершенно незаметно среди других домов, совершенно какой-то особенный. <…> Когда взойдешь по лестнице на второй этаж, то ты почувствуешь себя в совершенно ином мире, в храме Бога и святых. И если при этом ты застанешь службу, то это совсем особая служба, которой не найдешь в других храмах Москвы, а если это окажется Пасха, то ты уже вошел в небо, в рай на земле… <…>
Во дворе этой церкви стоит двухэтажный дом. Наверху жил старец о. Алексий с семьею. <…> К этому старцу мы и не преминули прийти на прием. Должно быть, нас «провел» отец Сергий Дурылин, потому что так просто проникнуть к батюшке сквозь постоянную толпу желающих его видеть, с ним поговорить, получить от него совет и благословение было бы невозможно. <…>
Из главы «Православие»
Будучи студентами, да и имея материальную базу в лице родителей, мы имели достаточно времени, чтобы занятия в вузах совмещать с деятельностью в «Физохиме» и, кроме того, посещением церковных служб и навещанием духовных лиц, а именно нашего духовника отца Сергия Николаевича Дурылина, которого мы считали своим непосредственным руководителем, тогда как батюшка отец Алексий уже был как бы высшей инстанцией, «старцем», руководителем руководителей. В то время отец Сергий Дурылин числился состоящим настоятелем так называемой Боголюбской часовни, помещавшейся в довольно обширной башне у «Варварских ворот» (теперь это называется площадью Ногина и улицей Разина; Варварские ворота и башня в 1930-х годах варварски разобраны[188]). В этой башне внизу находилась довольно обширная часовня с иконою Боголюбской Божией Матери, большая, имеющая в высоту около двух метров. На ней были изображены многие святые, обращенные все к высоко стоящей фигуре Богоматери. Из этой часовни двери вели к узеньким каменным лестницам, ведущим к небольшим двум келиям на втором этаже. В одной из них, состоящей из двух маленьких комнат, и жил отец Сергий. В другой келии жил некий иеромонах Ксенофонт, человек малокультурный и, как мне казалось, маловерующий, безразличный. Бог ему Судья, и Царство ему Небесное, я его почти не знал, но на меня производили отрицательное впечатление его жирные, точно салом смазанные губы, когда мы, по обычаю, лобызались.
Полную противоположность отцу Ксенофонту представляла фигура (и в физическом, и в духовном смысле) отца Сергия. Ученый, интеллигент, по внешности хрупкий, худой, сутулый, со впалой грудью, ниже среднего роста, близорукий, в очках, с темной бородочкой и спадающими на плечи не очень длинными темными волосами, как при ходьбе, так и при чтении или во время служения постоянно смотрящий книзу, будь то в книгу, будь то на пол, как бы внимательно всматриваясь, как это бывает с близорукими людьми. Отец Сергий говорил не очень громко, как-то именно по-интеллигентски, немножко картавил букву «Р». Вечером под воскресенье он служил в часовне всенощную, а утром ходил на Маросейку, где он служил соборно, с другими участвовал в поздней литургии, возглавляемой чаще всего самим батюшкой отцом Алексеем. Мы также стали ходить, как и он: вечером в Боголюбскую часовню, а утром к обедне на Маросейку. В часовне мы мало-помалу стали принимать участие в чтении и пении. Так кто-нибудь из нас читал шестопсалмие и еще что-нибудь. Не могу сейчас вспомнить, читал ли канон сам отец Сергий, или мы принимали участие… Когда читалось Евангелие, мы по двое стояли с горящими свечами с двух сторон. Были случаи посещения часовни другими духовными лицами: раз или два нас посетили архиереи. Нас облачили в стихари, и мы стояли с трикирием и дикирием по обе стороны иконы Боголюбской Божией Матери, пока читался акафист. Часто мы приходили к отцу Сергию в его келию в башне часовни и проводили время в беседах на духовные темы… Помнится, как отец Сергий Дурылин определил состояние инославного христианина и возможность для его спасения. К примеру, надо ехать из Москвы в Петербург. Садимся на поезд и едем по Николаевской железной дороге прямо в Петербург. Это положение православного христианина. А инославный человек будет искать путей где-то кругом, чуть ли не через Сибирь и Америку. Конечно, в конце концов с большим трудом и затратами этот человек может и достигнуть Петербурга…
В то время у отца ночевал один молодой священник из Украины отец Петр [Давыденко], по каким-то обстоятельствам не служивший на приходе в переживавшееся тогда время — эпоху военного коммунизма, еще не полностью была ликвидирована Гражданская война, — к такому неопределенному положению священника представлялось много поводов. Отец Сергий как-то нежно любил этого молодого священника, обнимал его, а тот целовал его руку. У него был брат, молодой парень Кузьма, которого тоже предстояло куда-то устроить, кажется, в какую-то школу. Иногда тот священник принимал участие в службе на Маросейке.
Собственно между нашим ученым и тонким интеллигентом отцом Сергием и этим украинским сельским молодым священником, кроме просто общей веры и — при всей разнице в возрасте и образовании — общего священного сана, ничего общего не было. И вот мы иногда вчетвером, когда втроем проводили беседы, что-нибудь читали, расспрашивали у отца Сергия.
Наконец наступило время и мне, и моему товарищу Володе Бриллингу встать на путь «прямой из Москвы до Петербурга», то есть присоединиться ко Святой Православной Церкви. Для этого события был назначен день праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы. Все обсудили. Так как наши родители, и мои и Володины, лютеране, вряд ли согласились бы на наш переход в Православие, то
