Гуманист - Иван Мерсинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свет, вырванный будто бы из другой реальности, в одночасье упал ему на глаз, ощущающий странное увлажнение поверх тонкого веко. Нечто медленно сползает с кожи и капает вниз на мягкую кровать. Это незаурядное ощущение заставляет его наконец прийти в себя после опустошающего, безнадёжного сна. Или не сна?
Марк замедленно открывает левый глаз, но почему-то не в силах полностью открыть другой. Он ощупывает его и понимает, что глазное яблоко не может окончательно открыться миру из-за чего-то засохшего, чего-то мешающего. Он вытирает эту субстанцию кистью, понимая, что это немного запёкшаяся алая кровь. Марк сумбурно ощупывает то место, на которое пришёлся удар, когда в пьяном угаре он споткнулся и приложился головой о каменно-керамическую плитку, но рана успела зажить и не подаёт никаких признаков возобновившегося кровотечения. Парень с трудом открывает и второй глаз, после чего застывает, неотвратимо глядя в сторону потолка.
Там, практически вплотную к нему свисает знакомое лицо беловолосой девушки, о которой, кажется, он только что видел сон. Но с ней что-то не так. Её зелёные, как и у самого Марка, глаза, истлевают, смотря сквозь него, сквозь кровать, через саму многоэтажку и, как будто, вообще через весь верхний ярус. Этот взгляд, холодный, точный и бездушный замер в одной точке и не реагирует ни на проснувшегося парня, ни на что в этом мире.
Марк, не отрывая жадных, напуганных глаз, протягивает руки к этому лицу и ощупывает его, но оно совершенно не реагирует, словно голова детской куклы. Он поднимается с её колен и старается, пытается привести Аманду в чувство, но у него ничего не выходит. Слёзы сами собой выступают, как по велению какого-то заложенного издавна механизма, давая волю нахлынувшим эмоциям.
— Эй… Очнись… Эмми… — Прерывисто говорит Марк, задыхаясь от жгучих слёз, до последнего надеясь на то, что это всего лишь очередной кошмар. Он бегло ощупывает себя самого, щипая побольнее и приходит к выводу, что это самая настоящая реальность. А Аманда тем временем так ни на что и не реагирует. Марк, уже задыхаясь, нащупывает на шее девушки продолговатый, уходящий за согнутую спину, надрез, из которого не переставая исходит красная кровь, размеренно попадая на те колени, где только что лежал Марк.
И здесь, в этот донельзя трагичный момент, полное осознание простой истины доходит до него — она мертва. Жестоко убита кем-то. Теперь той, что вдохновляла его, вселяла в него жизнь, желание жить и следовать своим идеалам, больше нет, словно никогда и не было в его жизни. В такие моменты как никогда понимаешь всю значимость увядших во времени воспоминаний.
Пелена безмолвия и звонкого беззвучия вмиг прервалась, как только Марк смог найти в себе последние крупицы прежних сил, позволивших ему вытереть выступившие слёзы. Он услышал как в соседней комнате, на кухне, кто-то методично что-то отмывает, при этом напевая себе под нос дрянную мелодию.
Здесь, наверно единственный раз в своей неоднородной жизни, Марк ощутил неподдельную, подлинную ярость. Желание убивать, уничтожать, разрушать — делать всё то, что противоречит его личности как таковой, всё нарастало. Он, пацифист по своей природе, сейчас готов был изничтожить всё живое в ближайшем километре от него. Сейчас никто не был в силах сдержать его, ведь своя погибель не так страшна, как смерть близкого тебе человека. И он был готов на всё, чтобы найти и жестоко истерзать убийцу своими собственными руками.
Он кидается, словно голодный волк, на источник этого плеска. Его поблекшее сознание только успевает увидеть человека в форме наёмника Синдиката, в котором когда-то работала Аманда, отточенными движениями отмывающего продолговатое лезвие от знакомой ему крови.
Марк бросается на него, валит на пол и, не замечая никакого сопротивления, принимается со всей своей, пришедшей в одно мгновенье, волчьей силы, наносить один за другим удары по голове в тёмной маске. Это продолжается до тех пор, пока он наконец полностью не выдыхается, падая рядом с только что убитым, а голова убийцы не превращается в кровавое месиво, из которого невозможно точно определить никакой из органов чувств, находящихся когда-то на этом изуродованном лице.
Ярость через минуту утихает вместе с желанием дальше существовать и Марк, не замечая ни одного пореза, нанесённого поверженным во время схватки, громко распахивает входную дверь и идёт туда, где, возможно, сможет получить хоть какие-то ответы, а может и банальное утешение. К Рэю.
* * *
— Сэр, мы перекрыли все входы и выходы из здания. Ждём ваших указаний. — Обыденно, будто говорит не про захват целого города, посредством свержения власти, доложил Пирс.
— Всё по плану. — Подтвердил Рэй, лёгким жестом зачесав назад рыжие волосы и поправив накренившийся бронежилет с недоверчивым углублением в области груди, куда недавно прилетела пуля.
Подобие госпиталя, на скорую руку образованного почти сразу после первых потерь, представляло собой несколько комнат в ближайшей многоэтажке от городского совета. Внутри лишь бегали, стараясь помогать раненным товарищам, несколько человек с подвязанными на плечах белыми повязками с красными перекрестьями по центру, обозначавшими их как медиков. Самих же пострадавших приносили неравнодушные из стана протестующих и оставляли прямо на полу, заранее подстелив под них любую ткань, что могла попасться под руку.
Рэй по воле неудачного покушения и сам оказался здесь, но он, как человек строго предусмотрительный, предвидел подобный исход событий и перед выходом на всеобщее обозрение одел на себя спасительный жилет.
— Прикажи всем подготовиться к последней фазе штурма. — Вымолвил рыжий и, безразлично посмотрев по сторонам, наблюдая за раненными, почти маршевой походкой вышел вслед за Пирсом.
Там, у подхода к величественному зданию, белые стены которого во многих местах были окроплены кровью после прорыва последнего рубежа обороны, его уже встречали как триумфатора и победителя, одаривая разными приветствиями и чересчур низкими поклонами.
