Границы бесконечности - Лоис Буджолд

Мажордом провел их вовнутрь, предварительно доложив в наручный комм: — Адмирал Майлз Нейсмит, командующий Свободным Дендарийским Флотом. Капитан Бел Торн, командир скоростного крейсера «Ариэль» Свободного Дендарийского Флота.

Интересно, подумал Майлз, кто выслушал эти сообщения.

Зал приемов был большим и со вкусом обставленным, а переливающиеся всеми цветами радуги плавающие платформы и лестницы создавали укромные уголки, не нарушая иллюзию открытого пространства. У каждого выхода (Майлз насчитал их шесть) стоял рослый охранник в зеленой форме, изображая из себя прислугу, правда, не очень убедительно. Чего только стоила одна стена, которую целиком занимало доводящее до головокружения обзорное окно — оно выходило на оживленные доки Станции Фелл и сияющую дугу планеты Единение Джексона, перечеркивающую усыпанный звездами горизонт. Множество элегантных женщин в зеленых шелковых сари скользили между гостями, предлагая еду и напитки.

Серый бархат, решил Майлз при взгляде на прочих гостей, — это определенно самый скромный наряд: они с Белом не отличались от стен. Рассыпавшиеся понемногу по всему залу избранные клиенты Дома демонстрировали широкий спектр планетарных мод. Они держались обособленными, осторожными группками, не смешиваясь с остальными. Похоже, партизаны, не разговаривали с наемниками, контрабандисты — с революционерами, а Гностические Святые, естественно, говорили только с Единым Истинным Богом и возможно, еще и с бароном Феллом.

— Ничего себе вечеринка, — заметил Бел. — Я был на одной выставке домашних животных, так вот там была точно такая же атмосфера. А гвоздем программы был инцидент, когда чья-то бусинная ящерица с Тау Кита потерялась и съела чемпиона из разряда собак.

— Тс-с, — Майлз ухмыльнулся уголком рта. — Помни о деле.

Женщина в зеленом сари безмолвно склонилась перед ним, предлагая угощение. Торн поднял бровь и посмотрел на Майлза: «Можно ли…?»

— Почему бы нет, — пробормотал Майлз. — Мы ведь заплатили за это. Сомневаюсь, чтобы барон травил своих покупателей, это крайне невыгодно для бизнеса. Бизнес здесь царит. Вседозволенность капитализма давно перешла здесь все мыслимые границы.

Майлз выбрал розовый кусочек в форме лотоса и таинственный мутноватый напиток. Торн последовал его примеру. Увы, розовый лотос оказался куском какой-то сырой рыбы. Она скрипела на зубах. Майлз был вынужден ее проглотить. Напиток оказался крепчайшим алкоголем, и, смыв вкус лотоса маленьким глотком, Майлз с сожалением оставил бокал на первой же найденной им ровной поверхности. Его карликовое тело отказывалось справляться с алкоголем, а у Майлза не было ни малейшего желания встречаться с бароном Феллом в полукоматозном состоянии или неудержимо хихикая. Более удачливый в плане обмена веществ Торн оставил бокал у себя.

Откуда-то донеслась удивительная музыка: стремительный бег сложных аккордов. Майлз безуспешно пытался угадать, что это за инструмент, точнее, инструменты. Обменявшись взглядами, они с Торном в едином порыве двинулись в направлении звуков. Обогнув спиральную лестницу, фоном для которой служило великолепие станции, планеты и звезд, они обнаружили музыканта. Майлз широко раскрыл глаза. Да уж, на этот раз хирурги дома Риоваль зашли слишком далеко…

Декоративные разноцветные искорки очерчивали шарообразное поле большого антигравитационного пузыря. Внутри парила женщина. Она играла, и ее руки цвета слоновой кости мелькали на фоне зеленых шелковых одежд. Все четыре руки…

На ней был струящийся жакет-кимоно, перехваченный поясом, и такого же цвета шорты, из которых вместо ног тянулись еще две руки. Волосы у музыкантши были короткие, мягкие, иссиня-черные. Глаза женщины были закрыты, а на порозовевшем лице застыло ангельское спокойствие — глубокое, отстраненное, пугающее.

Странный инструмент, висевший перед ней в воздухе, представлял собой плоскую отполированную деревянную раму, по верху и низу которой были натянуты бесчисленные ряды сверкающих металлических струн с резонирующей декой между ними. Женщина ударяла по струнам с обеих сторон четырьмя обтянутыми войлоком молоточками. Верхние руки двигались с умопомрачительной скоростью в сложном контрапункте к нижним. Мелодия рассыпалась каскадами нот.

— Бог ты мой, — произнес Торн, — эта же квадди.

— Что-что?

— Квадди. Далеко она залетела от дома.

— Она… не местного производства?

— Ничуть.

— Это легче. Но тогда откуда, черт возьми, она взялась?

— Лет двести тому назад, примерно в то же время, когда создавали гермафродитов, — по лицу Торна скользнуло выражение странной застенчивости, — вслед за появлением действующего маточного репликатора произошел и взрыв генетических экспериментов над людьми. За ним последовал и вал законов, их ограничивающие, но к тому времени кто-то додумался создать расу обитателей невесомости. Потом появилась искусственная гравитация, и эти ребята оказались не у дел. Квадди бежали — их потомки расселились на окраинах обитаемого космоса, где-то далеко в П-В сети по другую сторону Земли. По слухам, они живут замкнуто. Встретить кого-то из них по эту сторону весьма необычно. Ш-ш… — Приоткрыв губы. Торн внимал музыке.

Столь же необычно, решил Майлз, как обнаружить во флоте свободных наемников бетанского гермафродита. Но музыка заслуживала безраздельного внимания, хотя в этой толпе параноиков ее мало кто замечал. Позор. Майлз не был меломаном, но даже он ощутил напряженную страстность исполнения, превосходящую обычный талант и граничившую с гениальностью. Мимолетный гений — звуки сплетались со временем, как само время, навеки исчезали, просачиваясь меж тщетно старающихся их удержать пальцев и оставаясь лишь в памяти.

Переливы музыки стихли до манящего эха и замерли. Четырехрукая исполнительница открыла голубые глаза и ее лицо из божественного стало просто человеческим, напряженным и печальным.

— О-ох, — выдохнул Торн. Он сунул опустевший бокал под мышку, поднял руки, собираясь зааплодировать, — и замер, не решаясь привлечь к себе внимание в этом полном равнодушия зале.

Майлз был всей душой за то, чтобы остаться незамеченным.

— Может, ты сумеешь с ней поговорить? — предложил он капитану в качестве альтернативы.

— Думаешь? — Торн сразу же просветлел, легко шагнул вперед, склонился к ближайшей полочке — поставить бокал — и развел ладони навстречу искрящемуся пузырю. Гермафродит выдавил очарованную, заискивающую улыбку: — Э-э… — Грудь его опадала и вздымалась

Боже правый. Торн онемел? «Не думал, что когда-нибудь увижу такое». — Спроси ее, как зовется штука, на которой она играет, — подсказал Майлз.