Перед зеркалом. Двойной портрет. Наука расставаний - Вениамин Александрович Каверин

– Почему же? Мой отец верующий. Он бы порадовался: все любят всех – трогательная картина.

– Нет, вы смеетесь, – горько сказал Незлобин.

– Но это как раз чувство, в котором я еще не могла разобраться. Я с детства научилась никого не спрашивать и до всего доходить сама. И тем не менее мне всегда кажется, что я не уверена в себе и теряюсь. Вот Эмма Леонтьевна сказала мне, что вы в меня влюблены. Это правда?

– Не знаю, – сказал Незлобин. – Вы даже не подозреваете… Боже мой! Да одного этого вопроса довольно, чтобы в вас влюбиться.

– Но что же тут такого? Ведь, наверно, вы были влюблены – и не раз.

– Понятия не имею.

– Так, значит, пожалуй что и не были. А то имели бы понятие.

– Кто сказал вам об Анне Германовне?

– Вы.

– Я?

– Ну, не словами, а как-то иначе. Словом, я поняла. Когда мы говорили с Анной Германовной, я видела в ее глазах такое отчаянье… Вы знаете, я даже подумала, что, когда душа чувствует такое отчаянье, от жизни до смерти – один шаг. Как вы думаете, Саша вернется?

– Непременно вернется, – с разгоревшимся лицом твердо сказал Незлобин. – Вернется и с первого взгляда поймет, что мне страшно с вами расстаться. Ведь я тоже ничего не умею скрывать. Нет, лучше мне удрать куда-нибудь до его возвращения.

– А он вернется?

– Да. Не может же судьба так жестоко вас наказать.

– А вас?

– И меня. Я потеряю друга.

– Но ведь вы говорили, что не знаете, друг он вам или нет?

– Все равно. Я потерял бы человека, который без вас жить не может. Для меня это много.

Незлобин быстро допил свою чашку и встал.

– Больше мне нельзя приходить к вам, да?

– Да что вы, как это не приходить? Почему не приходить? Что это еще за новости? – испуганно спрашивала Таля. – Я без вас не знаю, что и делать с собой. Вы мне очень нужны, вы мне помогаете справляться с собой и помогали, еще когда я отвозила отца и ухаживала за ним. И когда он уговаривал меня непременно ехать в Полярное, я тоже думала, что встречусь с вами. И потом, вы же обещали Саше.

– Ну, влюбиться в вас я ему, положим, не обещал.

– Вы не влюбились. Это только, как говорится, одна видимость. Так что вы даже и не думайте меня тут бросать. Я беру на себя все Саше объяснить, он же знает, что лгать я не могу и не буду.

Прямо от Тали он зашел к командующему – в его флагманский пункт, разместившийся в глубине большой скалы, за прорытым в ней недлинным, полуосвещенным коридором. Адъютант знал его – они познакомились давно, в тот день, когда Незлобин представлялся адмиралу. Тогда этот высокий, подтянутый юноша, которого трудно было вообразить в штатском костюме, нарисовал его на листке адмиральского блокнота и подарил на память. Рисунок был не очень хорош: таким мужественным и решительно-спокойным Незлобин никогда не был.

Адъютант доложил командующему и через несколько минут распахнул дверь, отдал честь и ушел.

– А, товарищ Незлобин, – сказал командующий, по серому лицу которого нетрудно было догадаться, что он не спал, и, может быть, не одну ночь, а две или даже три. – Что нового? Впрочем, об этом, кажется, вы должны меня спрашивать, а не я вас. Читал вашу статью о Тамме. Недурно, хотя, как всегда, маловато.

– В редакции сократила какая-нибудь подлая баба.

– А вы знаете, как его команда зовет?

– Нет.

– Рашпиль.

– Почему?

– Любит пилить. Заметит какой-нибудь промах, вызовет и давай пилить. У самого дух вон, а пилит и пилит. Возвращаясь из похода, собирает команду и подробно разбирает поведение каждого матроса в бою. И все-таки его любят. Об этом вы не написали.

– Не знал. Но все равно. Я печатаю втрое меньше, чем записываю. Товарищ командующий, – Незлобин назвал его по имени-отчеству, – пошлите меня с Петровым в разведку.

– Еще новости! Вы же больны?

– Не жалуюсь. И Петров болен. Однако воюет. И небезуспешно.

– Нет, нельзя. Вы можете ему помешать.

– Я уже ходил с ним и, кажется, не помешал.

– Я не хочу вас обидеть, – мягко сказал командующий, – хорошо, вы пойдете с ним, но в другой раз. Операция сложная, рассчитана на две недели, и с ним пойдут только очень опытные люди. Немного. Человек пять. Если вам так уж не сидится, поезжайте к катерникам. Вы о них, по-моему, еще не писали? Я позвоню комдиву.

Следовало бы поблагодарить, встать и уйти. Но он ничего не сказал о Мещерском. Это хорошо или плохо?

– Вам хочется спросить меня о Мещерском? – Это было, как если бы командующий прочитал его мысли. – Задачу он выполнил, кстати сказать, сложную. Но сейчас в трудном положении. Его преследуют суда противника. Я послал на помощь авиацию. Будем надеяться, что ему удастся уйти под прикрытие береговых батарей. – Он помолчал. – К нему невеста приехала. Славная девушка, Эмма Леонтьевна нас познакомила в театре. Ей, разумеется, до поры до времени – ни слова.

Ничего не стоило сговориться с капитан-лейтенантом Бобом Соколовичем, известным своей лихостью командиром катера, стремительно носившегося по заливу и раскачивающего волну так, что у судов рвались