Книга про Иваново (город incognito) - Дмитрий Фалеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ей хорошо или плохо?
– И то и другое.
10
На следующее утро мы спустились в поселок Кучерла, населенный алтайцами. Они себя считают потомками Чингисхана и к седлу привыкают быстрее, чем к школьным урокам.
На крылечке единственного в Кучерле магазина я ел мороженое. Подъехал конник-алтаец. Через минуту он вышел из магазина, держа в одной руке бутылку 0,7 и в другой – 0,7. Почти сразу за ним подкатили на тракторе еще два аборигена. Один вынес три бутылки 0,5, и другой – три 0,5.
В прошлом умелые охотники и скотоводы, современные алтайцы спиваются. Огненная вода – их билет в Шамбалу. Скоро и верные алтайские лошадки, коренастые и выносливые, откажутся от них, перестанут слушаться и сбегут к Горной Матери.
Когда стемнело, из леса на тракторе воровали бревна – рокотал с натугой движок, прицеп гремел на мосту.
11
Нельзя вернуться с гор – можно вернуться в горы.
Эту высоту не вычерпаешь ничем. Даже в Иванове будешь помнить и знать, мерить себя по ней.
В двадцать первом веке, когда человек стал хозяином пространства и ему подчинились земля, вода и небо (и виртуальные миры), он почему-то слабеет и деградирует. Его победили побрякушки и цацки, а вовсе не мамонты или саблезубые тигры. Как стая ворон, процветающих на помойке, в нем укрепляются дурные инстинкты.
А в горах ворон нет – есть черные вóроны.
Я почти неделю как спустился с Белухи, но всем говорю, что остался наверху. К привычной жизни приходится привыкать.
Три бегемота
(сочинил Витя Хлебников, ученик школы № 35; записал его папа)
Когда я иду в цирк, у меня всегда хорошее настроение!
Но в цирк мы ходим не так уж часто – можно и почаще.
Петька, мой братик, был четыре раза, а я только два, потому что, во-первых, он на год меня старше, а в другой раз я заболел и никуда не пошел.
Потом он мне рассказывал, что видел в цирке ПУМУ. Я думал, он врет, чтобы я обзавидовался, но папа подтвердил, что пума была – пробежала вокруг по бортику манежа, так что ее можно было даже подергать за усы.
Но вот приехала новая программа!
Сначала мы решили, что художник ошибся, потому что в названии на афише были указаны «гиппопотамы», а нарисованы бегемоты. Пришлось опять обращаться к папе, который разъяснил, что бегемот и гиппопотам – это одно и то же, как «слон» и «офицер» среди шахматных фигур.
Стали собираться – мама приготовила для нас одежду.
Натягивая трико, Петька сказал по секрету, что бегемот может проглотить наше кресло на колесиках – такая здоровая у него пасть.
Мне не хотелось отставать от него по части знаний о бегемотах, и я подумал и сказал, что он может проглотить не только кресло, но и холодильник.
– Нет, холодильник он не проглотит. Если только маленький, который на даче.
Я согласился.
И вот – мы в цирке, в красном секторе.
Заиграл оркестр! На сцену вышли женщины – в высоких нарядных перьях и с голыми животами – и начали танцевать.
Я все же надеялся, что увижу пуму.
Первым номером после танцев выступали собачки – они вертелись в большом блестящем колесе, прыгали через скакалку, катались с горки.
– Какие пушистые! – воскликнула девушка в ряду перед нами.
А у нас собаки нет…
– Эх! – Петька как будто прочитал мои мысли и всерьез вздохнул.
Потом были акробаты, спящая красавица, которая взлетела под купол прямо с кровати, жонглеры в костюмах игральных карт…
В конце первого отделения вышли верблюды.
– Берегись, – произнес опасливо Петька. – Сейчас плюнет!
Но этого не случилось. Верблюд – зверь спокойный, как дядя Олег.
«Корабли пустыни» с покачивающимися мохнатыми горбами выстроились в тесную шеренгу и пошли по манежу, как стрелка обходит циферблат часов.
Потом клоун танцевал с большой розовой куклой, и у нее внезапно отвалилась нога. А он и не заметил.
– Нога отвалилась! – подсказал ему из зала мальчишеский голос.
Но это был не я!
Я не кричал – честное слово! Я правду говорю…
Вообще клоуны были смешные – мы с Петькой чуть животы не надорвали, и даже наш папа улыбался, а одна девочка в соседнем ряду зажимала от смеха рот.
– Возможно, ее угрожало вырвать сахарной ватой, – предположил умудренно Петька.
Наконец наступила очередь бегемотов, в смысле – гиппопотамов. Их было три: Яна, Злат и Аида.
Не знаю, как насчет кресла или холодильника, но дрессировщика каждый из них мог бы легко перекусить пополам!
Они показывали всякие трюки – кружились на карусели, кувыркались, переворачивались. Чтобы им было веселее выступать, помощник дрессировщика совал им морковку.
Диктор объявил, что «номер – уникальный», больше никто в мире не дрессирует бегемотов.
Вечером мы с Петькой наперебой рассказывали маме, что увидели в цирке.
– А тебе что запомнилось? – спросила мама у папы.
– Танцовщицы, – ответил он.
Мы с Петькой в один голос заявили, что он не прав.
Продолжение следует…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГОРОД ХУДОЖНИКОВ (ПУТЕВОДИТЕЛЬ)
С ЧЕГО НАЧИНАЛОСЬ
До тридцати лет я не знал, что в Иванове существуют художники.
Вообще не думал, что живопись может быть интересной.
Разве что Гойя, работы которого были мне известны по одноименному роману Фейхтвангера.
Но где в Иванове взять Гойю?
И вдруг на горизонте появился Максимычев. Николай Васильевич.
Я сказал: «Ишь! Выходит, и у нас можно прийти на выставку и уйти оттуда под впечатленьем».
Потом возник Бахарев, который делил мастерскую с Ершовым, – так я познакомился с Вячеславом Ершовым. Потянулась ниточка…
Появился Климохин. Вернее, его я знал и раньше. Он уже считался своего рода мэтром и экспериментировал мало, но вдруг встряхнулся и, не боясь сесть в лужу, начал писать так, как раньше не писал, стал цветнее и наблюдательнее.
Появилась Янка Кулишенко, с которой мы сделали альбом-путеводитель «Город художников», открывший для «туристов» свои улицы и проспекты, набережные и скверы, переулки и площади.
Но началось все с Максимычева, и хотя на нынешний вкус многие его картины представляются мне далеко не столь удачными (ровно из‐за той же навязчивой непосредственности, которая в свое время и привлекла мой интерес), я ему благодарен по гроб жизни за то, что он показал мне дорогу в этот Город, не существующий ни на одной карте мира, но реальный не менее, чем Москва или Лондон.
Экскурсия начинается. Прошу за мной!
УЛИЦА МАЯКОВСКОГО
Ивановскую живопись Владимир Маяковский