Сказка для старших - Максим Солохин

Монах помолчал.

— Сердце человека — глубоко. Думать, что ты сам можешь жить по своему сердцу — это наивность. Наше сердце ненасытимо.

— Ну, ладно, — сказал Митька. — Допустим. А как быть? Получается, нельзя жить на всю катушку?

— А молись. Молитва — это служение Богу. А по своей воле, независимо от Бога, действуй поменьше. И тогда Господь тебе все откроет. Постепенно.

— И что тогда? Что откроет?

— И тогда ты поймешь, что Он прав.

— Да я и так знаю, что Он прав.

— Не знаешь, а веришь. Если бы ты ЗНАЛ, ты бы ничего не искал, кроме Бога. Потому что в Нем все совмещается.

Митька пожал плечами.

— Наверное, так.

— А пока мы и Бога не знаем, и себя не знаем. Одно с другим связано. Если бы человек понял сам себя и с полной искренностью обратился к Богу — Бог тут же бы ответил. Тут же!

— Да я вроде обращался. Бывало такое.

— Нет, нет… Это самообман. Ты просто сам себя не знаешь… То, что нам приходится столько трудиться над молитвой — это только по неискренности.

— Неужто у меня так мало искренности? — не поверил Митька.

— Почти не бывает. У нас очень мало настоящей искренности. Все игра. Все самообман. Маска искренности. Поверь мне, когда человек начинает это понимать, он просто плачет слезами над самим собой.

Митька не понял, но покивал головой на всякий случай. Это была привычная неискренность.

— Увы, это так, — сказал Волшебник. — Если бы мы себя до конца знали — и магия была бы не нужна. Просили бы Бога — и получали.

— А можно же и так. Без этой смой искренности. Просить, просить… и получишь.

— Это можно… — сказал Волшебник. — Конечно, можно вот так, без конца повторять и повторять. Просите — и дастся вам. В каком-то смысле это даже самая лучшая техника… Самая надежная и универсальная.

— Но?… — спросил Митька. В словах Волшебника чувствовалось "но".

— Но это требует много сил. Я не говорю, что эти силы зря пропадают. Молитва идет на пользу, конечно. Главное — она согласует твои желания с Божественной волей. А в Боге совмещается несовместимое. Но волшебство проще. Ты же, когда хочешь выйти их дома, не молишься, чтобы шнурки сами завязались, а просто — берешь, и завязываешь, так ведь? Вот и я — когда мне нужно совершить чудо — то, что в обычном мире считается чудом — я просто говорю — и не сомневаюсь. Это, наверное, не столь полезно, как молитва, но гораздо практичней. В моем мире.

Митька вздохнул.

— А у меня не получается так.

— Получится. Научишься. Тебя пока увлекла молитва — и хорошо, молись. Хотя на самом деле молитва для нас важна только как оружие против бесов. Незаменимое. А творить чудеса можно и без молитвы — просто своей верой. Это и есть волшебство.

Митька опять вздохнул и покачал головой.

— А где ее взять — такую веру?… А зачем Господу, чтобы мы много молились? Почему Он так захотел? Мог бы просто давать сразу или почти сразу. Как помолишься.

— Да Он и дает иногда.

— А почему не всегда?

— Хочешь понять по-настоящему?

— Конечно.

— Мне думается, потому, что все наши прошения — это немножечко конституция.

— Не понял. В каком смысле?

— Когда мы получаем то, что просим, у нас становится меньше нужды в Боге.

— Ну, и что? Потом другого захотим. Если желания правда такие противоречивые, то это никогда не кончится…

— Почему не кончится? Неужели Бог не может дать нам все, что нам нужно. Но если мы получим все, что нужно, то будем совсем счастливы. И уже не о чем будет просить.

— Ну, и хорошо. И будем счастливы.

— Хорошо. Я к этому и стремлюсь.

— Так что ж плохого?

— Ничего плохого. Просто Бог отходит, когда у Него просят конституцию. Вспомни феерию. Король ушел, так? Пришли враги. А без Бога трудно молиться. Бог же дает молитву молящемуся. Потому через молитву трудно идти.

Опять у них с Монахом выходило одно и то же.

— А что же плохого-то? — повторил Митька. — Почему тогда Монах — не волшебник?

— Не могу объяснить за него. Я понимаю только, что если человек получает слишком быстро, сразу, то это не совсем хорошо.

— Почему?

— Мне думается, если это случится слишком рано, без особого труда, то человек остановится в развитии слишком рано. Много ли надо для счастья маленькому ребенку? В каком-то смысле, очень много. Родители при всем желании не могут удовлетворить все его запросы. А Бог, конечно, может. Но если дать ребенку все, что ему заблагорассудится, то он никогда не повзрослеет.

— Почему?

— Нет потенциала развития. Некуда развиваться. Все уже и так есть. Полное довольство. Хорошо, что Бог не дал мне все сразу. Сейчас я понимаю, что это — хорошо. А раньше обижался…

Что развиваться — надо, это Митька и сам чувствовал… Но все равно было что-то неясно.

— Ну, и пусть останется маленьким, — сказал Митька. — Вы же сами говорили: надо вернуться в детство.

— Этот монах — в прельщении, — сказала Мама. — И тебя сбивает с толку. Мечтать о всемогуществе — это разве дело монаха? Мы должны каяться в грехах перед Богом, а не выпрашивать чудеса.

— Так он и не выпрашивает, — сказал Митька. — Это я выпрашиваю.

Монах перекрестился.

— Господи, сохрани меня от прелести. Твоя Мама, конечно, права.

— В чем права?

— Что надо каяться, а не выпрашивать чудеса.

— А мне надо чудеса, — сказал Митька.

— Тебе надо не чудеса, а уверенность, что чудо — в принципе — возможно. Любое чудо. Что угодно. Что в принципе — все возможно. Для тебя. Это важно.

— Не знаю. Наверное, — сказал Митька, и вспомнил Волшебника. — Только не знаю, зачем.

— Для духа. Человеку нужно всемогущество, чтобы быть полноценным. Без всемогущества нет настоящей свободы.

— А нам нужна настоящая свобода? — спросил Митька. — А зачем?

— Не знаю, — сказал Монах. — Я думаю, это у нас от Бога — потребность в настоящей свободе. Когда благодать отходит — пропадает стремление к свободе. К настоящей.

— А что такое — настоящая свобода? Чем отличается от ненастоящей?

— Настоящая свобода? Это всемогущество. А обычная свобода — это выборы.

— Выборы? — удивился Митька.

— Я пошутил. Обычная свобода — это возможность выбирать из нескольких вариантов. А настоящая свобода — это когда ВСЕ возможно.

— Все возможно — это хорошо, — заметил Митька.

— Конечно. Это — основа для покаяния.

— При чем тут покаяние? — удивился Митька.

Разговоры про покаяние Митька слышал тысячу раз. Все говорили: Православие — религия покаяния. В других религиях нет настоящего покаяния. Митьку это пока не особо волновало. Лично ему покаяние вроде было не нужно пока. Не испытывал потребности.

Монах впервые заговорил с Митькой о покаянии. И это было немного подозрительно: сейчас перестанет говорить по-нормальному, и начнет по-писанному. Митька напрягся.

— Господь заповедует нам "будьте совершенны, как Отец ваш совершенен", — сказал Монах. — А если бы Он не дал нам НАСТОЯЩЕЙ свободы, это было бы неисполнимо. Как можно требовать божественного совершенства от того, кому не дана божественная свобода?

— Вот именно, — Митька успокоился. — Я никак и не мог понять — чего от меня требовать? В чем мне каяться-то? Разве я виноват, что я не такой, как Христос? Так Он же — Бог, а я — не Бог.

— "Я знал, что ты человек жестокий, что жнешь, где не сеял. И убоялся, и скрыл талант в песке. И вот, на тебе твое", — процитировал Монах.

Это было из Евангелия. Митька хмыкнул. Пожалуй, выходило похоже не его, Митькину, философию.

— А помнишь, что там дальше? Что отвечает господин? — сказал Монах. — "Твоими словами буду судить тебя, лукавый раб. Если ты решил, что я человек жестокий, так что же не потрудился для меня? На что рассчитывал?"

— Ну, ладно, — сказал Митька. — Что Вы меня пугаете? Я же не знал, что мне предлагается всемогущество! Теперь знаю — љ теперь совсем другое дело!

— Теперь у тебя есть, в чем каяться? Или все равно считаешь, что Бог жнет там, где не сеял?

— Да нет, теперь вроде не считаю…

В принципе, Митька понимал. Но все-таки Митьке чего-то не хватало. Не хватало веры, что всякому просящему — љ НА САМОМ ДЕЛЕ дано будет. Митька искал ДОКАЗАТЕЛЬСТВО, и не находил. А хотел найти. Потому что настоящая свобода — это не шутки. Тут нужна полная основательность. Но доказательства Митька найти что-то не мог.

Оно и понятно. Мне — понятно. Общие утверждения (про вообще и про всякого) вообще трудно доказывать. Их легко доказывать от противного, потому что отрицанием общего утверждения является частное (про один случай, про кого-то). Надо было Митьке рассуждать так: допустим, кто-то так и не получит, сколько бы ни просил. Тогда… надо было Митьке сделать отсюда какой-нибудь вывод, который явно противоречил бы его ОПЫТУ.