Московский апокалипсис - Николай Свечин

– Здравствуйте, любезные господа!

– А ну стой! – скомандовал ему Ахлестышев. – Чего везёшь, пшишто каналья, пся крев твою мать!

– Так что, господин ясновельможный пан, мы едем по приказу коменданта, – пояснил возница, соскакивая с телеги. – Везём на продажу овощи, рожь и овса маненько. Вчерась попервой приезжали, так тово… опасалися, не будет ли нам обиды… А как расплатилися с нами по-честному… грех обижаться, оченно даже отлично расплатилися, так эта… сызнова везём. Вона, три телеги с верьхом! А скажите, господин пан, не будет ли нам от французского начальства какого поощрения? Штоб, значитца, ещё больше доставляли.

Сила Еремеевич махнул двум другим мужикам.

– Ком! Ком!

Те соскочили с возов и опасливо приблизились.

– Так я желаю знать, – надоедливо зудел возница, – будет ли нам поощрение от коменданта за наше усердие?

– Будет, – ответил Ахлестышев. – И прямо сейчас.

После чего сильно ударил коммерсанта прикладом в зубы. Тот хватился спиной о землю и распластался, ошарашенный. К нему присоединили двух других бородачей. Партизаны встали в круг и начали месить всех троих сапогами, прикладами и ножнами тесаков. От особо тяжёлых оплеух Саши-Батыря мужики только охали… Егерь стоял рядом и приговаривал:

– Вот вам поощрение, сучьи выб…ядки! Ещё получи! Это от коменданта! А вот и от самого Бонапарта!

Наконец “отчаянные” притомились. Любители наживы лежали и тихо скулили. Ахлестышев отдышался и взялся за пистолет. Ражий мужик жалобно закричал:

– Не убивайте! Христом-богом молю! Всё заберите, только живого отпустите!

Каторжник подошёл к его лошади, сунул в ухо ствол и выстрелил. Гнедая дёрнулась всем крупным телом и повалилась наземь.

Батырь поднял мужиков за бороды и поставил их перед Силой Еремеевичем. Тот смотрел волком.

– Скоты! Решили на народной беде заработать?

Пинками он погнал бородачей вдоль обоза.

– Так. Тут у тебя что? Картошка? Неси мешок во влачки. А это? Поросёнок? Тоже туда.

Телеги были обысканы. Ценное сложили в дрожки, остальное рассыпали по дороге. Оставшихся лошадей тоже безжалостно застрелили. Мужики, ничего не понимая, таскали мешки и терпели затрещины. Вдруг на дороге появились всадники. Ражий ободрился и начал боком-боком подвигаться им навстречу. Унтер-офицер мигнул Батырю. Тот нанёс короткий удар сверху вниз и спихнул тело предателя в придорожную канаву.

Подъехали четыре огромных кирасира в забрызганных грязью латах. Внутри их каре прятался пятый всадник с кожаной сумкой на боку.

– Пропустить фельдъегеря императора! – грозно крикнул старший из кирасир, напирая грудью жеребца на Ахлестышева.

– А мне плевать на твоего курьера, и на тебя тоже! – дерзко крикнул Пётр, не сходя с места. – У меня приказ: пускать в Москву только по подорожной.

– Какой дурак отдал тебе такой приказ? – изумился всадник, кладя руку в белой краге на эфес палаша.

– Сам князь Понятовский, дивизионный генерал. И знаешь что, верзила: на твоём месте я бы согласился показать бумаги. Видно, вы давно не были в Москве и не знаете, что здесь творится…

– Да, мы впервые приехали сюда, – смягчился кирасир, убирая руку с оружия. – Конечно, мы слышали кое-что… Неужели вправду всё так плохо?

– Послушай доброго совета, – ответил Ахлестышев, воровато оглядываясь. – Сдавай курьера и тут же убирайся обратно. И не вздумай гулять по городу ночью! Жди нас скоро в Смоленске, если по пути не перережут казаки.

Четыре всадника съехались перед Петром, озадаченные услышанным. Фельдъегерь высунулся из-за их спин.

– Дружище! Так вы пропустите нас или нет?

– А где твои бумаги? Откуда я знаю, кто ты? Вдруг спекулянт, который везёт контрабанду? Вчера нам на этом месте попался такой… Тоже был задавакой и поминал императора!

Курьер смутился и полез за подорожной. Ахлестышев пальцем поманил к себе кирасир.

– Я вам рассказывал, что партизаны здесь повсюду? Да? Так вот, они есть даже среди нас!

С этими словами он приставил карабин к латам начальника конвоя и выстрелил.

Всё было кончено в полминуты. Кавалеристов перебили из ружей, а фельдъегеря, давшего уже шенкеля, зарубил Пунцовый. Увидев, что сделали с французами, два мужика припустили по дороге. Партизанам было не до них. Убитых на их же лошадях отвезли к оврагу и присыпали ветками. Потом пристрелили и сбросили туда же лошадей. (Две из них, правда, ускакали, и на них пришлось махнуть рукой). “Отчаянным” помогал ражий коммерсант. Придя в себя, он выполз из канавы и был приставлен к заметанию следов… Вскоре на дороге остались лишь крестьянские телеги с мёртвыми лошадьми при них, да рассыпанный овёс. Сила Еремеевич отпустил перепуганного мужика. Сказал напоследок:

– Ещё раз тут поймаю – будет карачун. Сиди в деревне и жди Кутузова. В Москву чтоб ни ногой!

Шесть “фуражиров” через заставу вернулись в город. В дрожках у них лежали картофель, мука и два молочных поросёнка. Начальник пикета спросил Ахлестышева:

– Что у вас там случилось? Мы слышали стрельбу.

Тот пожал плечами.

– Мы уже ничего не застали. В канаве валяются телеги. А утром их не было! И, когда мы выезжали из Крылатского, навстречу пробежали несколько мужиков, очень напуганные.

– И всё?

– Всё, что мы видели. Кстати, обратите внимание: поляки вернулись не с пустыми руками! Как я и обещал.

– Да, я уже позавидовал. Как вам это удаётся?

– Интендант вручил мне вот такую пачку русских ассигнаций! Фальшивых, разумеется. Эти дураки охотно продают за них всё, что попросишь. Никакого насилия, честная коммерция!

Они посмеялись, Ахлестышев козырнул и повёл отряд домой. Разгрузившись, он отогнал дрожки гусарам. В них лежало немного муки и картофеля; саксонцы были очень признательны.

Когда каторжник возвратился, Сила Еремеевич вручил ему сумку убитого фельдъегеря.

– Читай вслух.

Бумаги, в большинстве, оказалась мало интересными. Проект нового устава Гранд Опера, регламент аптекарского ремесла, месячная сводка уголовных происшествий по Парижу и отчёт о пошиве обмундирования нового образца пошли на растопку печи. Два личных письма Жозефины Наполеону Пётр тоже сначала чуть не сжёг, охраняя интимность супружеских отношений. Но потом передумал. Мало ли чего интересного могла написать жена такому мужу? Полковник Толь разберётся!

Наконец нашлись и важные документы. Депеша посланника в Вене может заинтересовать самого государя – известно, что он лично занимается внешней политикой. Но самое ценное обнаружилось на дне сумки. Это была сводная ведомость всех резервов империи, а также запасов оружия, пороха и военного снаряжения. Когда Пётр с Силой Еремеевичем поняли, что попало к ним в руки, егерь аж вскочил со стула.

– Надо срочно доставить это их благородию! Бери товарища, и ступайте. Пока тихо. Как французы опомнятся – такое начнётся!

И Пётр с Сашей-Батырем второй раз за сутки отправились на Балканский пруд.

Ахлестышев не решился щеголять в польском мундире и опять оделся вольтижёром. Батырь шёл при нём с узлом подмышкой, туда положили остатки пирога и немного сахара. До Грохольского переулка добрались благополучно. По Садовой и Камергерскому валу ходило множество французов, но на внутренних улицах их почти не встречалось. Ахлестышев стукнул в дверь колокольного мастера. Вместо него на крыльцо вышел плечистый угрюмый мужик.

– Чё надо?

Саша шагнул из-за спины друга, взял незнакомца за грудки и занёс в избу. Там обнаружился второй верзила. Увидав гостей, он схватился за топор, но тут из горницы высунулся Ельчанинов и приказал:

– Отставить! Это свои.

Крепыш, доставленный в дом, будто веник, молча ярился, не решаясь возразить Батырю. Штабс-капитан спросил:

– Что-то срочное?

Тут из смежной комнаты вышел третий бородач, невысокого роста, с округлым лицом и жёстким взглядом.

– Пётр Серафимович? Рад, что и вы с нами!

– Простите, не узнаю… – растерялся каторжник.

– Вот и они не узнают! – рассмеялся незнакомец.

– Кто “они”?

– Французы. Я – Фигнер.

– Александр Самойлович! – ахнул Пётр. – Вылитый мужик, даже пахнете кислой овчиной!

– У капитана дар перевоплощения, – согласился с ним Егор Ипполитович. – Он ходит по Москве в нескольких обличьях. При знании пяти языков: английского, французского, немецкого, итальянского и польского, ему удаётся узнать много ценного. Сегодня Александр Самойлович мужик, а завтра будет пьемонтский негоциант.

– А это ваши помощники? – Ахлестышев кивнул на двух крепышей.

– Да. Натуральные крестьяне, не переодетые солдаты. Васька вон из Андроновки. Ни черта не боится! В любой момент готов помереть.

– Мы все можем умереть, – несколько озадаченно ответил Ахлестышев.

– Капитан Фигнер замыслил убить Бонапарта, – пояснил Ельчанинов. – Как вы понимаете, это невозможно. Его всегда охраняют четыре шассёра гвардии и конвой из мамелюков. Смельчак, решившийся на покушение, неминуемо погибнет.