Лучшее прощение — месть - Джакомо Ванненес

Они вместе посмеялись над этой пошлостью. Комиссар с удовольствием заметил, что ему удалось сбить нервное напряжение Анник, и она расслабилась. Это было заметно и по тому, как она упала в кресло, воскликнув:

— Уф, я совсем без сил! — Потом шутливо обратилась к комиссару: — А с вами не очень-то отдохнешь.

— Мне очень жаль, что пришлось быть таким суровым, даже безжалостным, но это дело не дает мне покоя. Здесь есть и личные соображения. Со стариком я дружил, и очень признателен ему за многое. Если мне не удастся найти виновных, я этого себе никогда не прощу. Подумайте, что за ирония судьбы, — продолжал он. — По делу вашего мужа мы никак не можем найти исчезнувшие документы, а по делу дяди начисто исчезает знаменитая картина. А тут еще ненормальный комиссар, я грешный, которому кажется, что оба случая взаимосвязаны, но он никак не может объяснить, каким образом. Несомненно одно: и картина и досье где-то надежно спрятаны.

Дорогая синьора, я вижу вы устали. И хотя мне очень приятно в вашей компании, пора и честь знать. Само собой, если появятся новости или дадут о себе знать эти люди, — что я априори исключаю, — хотелось бы узнать об этом своевременно. Если вспомните какую-нибудь деталь, пусть незначительную, какую-то подробность, не стесняйтесь, звоните.

— А если вы, комиссар, узнаете что-нибудь новое, известите меня. Вы ведь знаете, что можете рассчитывать на мое молчание.

— Да, в этом-то я не сомневаюсь, — с иронией заметил комиссар. — Молчание — одна из ваших основных добродетелей, тем более ценных у женщины. Я думаю, что очень трудно, даже невозможно, вырвать у вас какой-нибудь секрет…

— Комиссар! Никто из женщин никогда вам не говорил, что вы невыносимы?

Глава 9

Дело осложняется

В это утро у комиссара Ришоттани было хорошее настроение. Джулия подарила уму незабываемую ночь. Армандо сравнивал Джулию с музыкальным гением, который, благодаря изобретательности, постоянно радует публику новыми, непохожими произведениями. Любовная наглость сменялась у нее нежностью, самые невероятные непристойности — стыдливостью, бесстыдство — нежнейшей эротикой, мягкими ласками и страстной любовью. Армандо должен был признать, что Джулия, это прекрасное животное, созданное для любви, умела держать его в своей власти, потому что знала не только тысячи способов выражения страсти, но и его самые скрытые желания, его психологию, знала, как его возбудить, понимала его вкусы, умела отвлечь его от рассудочности и разбудить желание. Провоцируя и шокируя его, она старалась вытравить в нем пережитки его сицилийского воспитания. Ей нравилось выступать в роли проститутки, его верной путаны. Она отдавала ему свое тело как видавшая виды профессионалка, а девственность — как наивная влюбленная девушка, которой хотелось бы придумать невиданные любовные игры, чтобы навсегда сохранить любовь и удовлетворить своего мужчину.

Он как-то спросил ее, почему она такая необузданная и не кажется ли ей, что она попусту потратит свою жизнь, если останется с ним и не родит ребенка, как все нормальные женщины. С ошеломляющей серьезностью она сказала:

— Я не такая, как все. Я и так счастлива. Что же касается ребенка, — не смейся, пожалуйста, — я бы этого не вынесла. Ты единственный ребенок, которого я всегда хотела. — Армандо все-таки улыбнулся.— После того как страсть проходит, — продолжала она, — многие женщины, разочарованные обыденностью семейной жизни, стараются родить ребенка в память о бывшей любви. Мне с тобой этого не надо. Мне не нужны воспоминания, потому что мы вместе живем любовью и она всегда разная. Я просто реализовалась как женщина. В тебе я нашла любовника, отца, сына. Я не чувствую, как другие женщины, необходимости искать какую-то цель для продолжения любви или причины, чтобы не сбежать. Мне достаточно тебя, наших ожиданий и наших встреч. И мне не надо других ощущений. — «Странная, невероятная женщина», — подумал комиссар. — Может когда-нибудь, когда я постарею, я и не смогу больше делить себя с твоей женой. Эта несостоявшаяся женщина все-таки занимает какое-то место в твоей жизни и начинает действовать мне на нервы.

— Но это все же мать моих детей, — сказал Армандо, повысив голос.

— Боже ж ты мой! — досадливо сказала Джулия. — Ты говоришь о ней, как древний римлянин о Гракхах. Вот где косная домостроевщина: спать тебе нравится с молодой Джулией, но жена — это святое! Ты, как идиот, прицепился к каким-то понятиям и идеям, которых никогда и нигде не было, кроме как в твоей башке: конечно, она была девушкой, а я погибшая женщина с богатым и неприличным опытом; с такими, как я, спят, но на них не женятся, они просто льстят твоей южной гордости.

— Ты прекрасно знаешь, что все это не так, — прервал ее Армандо. — Успокойся, прошу тебя. Ты же знаешь: для меня ты дороже всего на свете. — Он подошел и обнял ее. Это, по-видимому, ее успокоило, и она тихо заплакала. — Что тебя так беспокоит?

— Мне страшно. За себя. За тебя. За нашу любовь. Все эти бесконечные расследования, эти угрожающие призраки, тайные враги… Брось все это! Давай убежим! Ведь один раз живем, а у тебя, дорогой комиссар Ришоттани, лишнего времени вообще не остается, — закончила она со смехом, перескочив от грусти к веселью, как будто хотела отвести от обоих какую-то угрозу.

Взрывалась Джулия довольно часто, но зла не держала. Во время этих вспышек она теряла всяческий контроль над собой, а потом призналась Армандо, что не думала и о половине тех гадостей, которые она искренне выплескивала в порыве ярости. «Странная женщина», — подумал он в который уже раз.

Он обещал Джулии, что после этого дела навсегда оставит службу в полиции, и никогда не видел ее счастливее, чем в тот момент. Они никогда не говорили о ее родителях. Когда Джулия призналась отцу, что любит человека на два года старше его, отец молча повернулся к ней спиной, как будто отрекаясь от нее навсегда. Похоже, Джулия от этого не очень страдала. Время от времени она навещала в Турине мать, а безразличие отца ее никак не травмировало. Армандо знал, что он — единственная ее семья, ее причал в этом жизненном море.

Телефонный звонок отвлек его от мыслей.

— Комиссар Брокар на первой линии, — сообщил Марио.

— Alio, alio, c'est vous, macaroni? Comment ça va?

— Tres bien, et vous «hors — d'oeuvre»?

— Ça va, ça va.[16]

Иногда им нравилось по-студенчески поддразнивать друг друга на темы национальной кухни. Но комиссар Ришоттани сразу же перешел к делу.

— Хорошо, что позвонили. Я собирался сделать то же самое. У меня масса новостей. Придется провести доследование возможного самоубийства в «Рице». Дело разрастается, как вирусная инфекция. Спорадически возникают какие-то новые очаги. Но прежде чем перейти к подробностям, — что нового у вас?

— К сожалению, у меня нехорошие новости. Как вы и просили, я занялся прошлым Франческо, этого drole de zigue[17], который напропалую веселился в Париже с приятелями всех возможных национальностей. Мне кажется, чтобы составить мозаику его жизни, вам следует посмотреть на различные стороны его характера и на то, как они проявлялись в разных жизненных обстоятельствах. Вы получите подробный отчет со специальной почтой, правда, on sai comme la marche en Italie[18]. Видимо, лучше будет послать его с одним коллегой, который приедет к вам на несколько дней отдохнуть.

— И это вы называете плохими новостями? — нетерпеливо перебил Ришоттани.

— Минуточку, минуточку! Плохая новость la voilа[19]. Мы повели расследование насчет посредника во Франции, и нам это удалось. Я отдал приказ наблюдать за ним как можно осторожнее, чтобы он ничего не заметил. Эти идиоты поняли мой приказ буквально, и были до того осторожны, что позволили укокошить его прямо у них под носом. Когда они очухались и решили вмешаться, было уже поздно: посредник почти остывал. Quelle poisse, c'est le cas de le dire.[20]

— Черт подери! — не сдержался комиссар.

— Но у нас есть еще один след, который может привести к Рембрандту, потому что, похоже, преступление было задумано в кругах скупщиков краденого. Все детали вы найдете в моем докладе, а теперь скажите, что нового по делу Рубирозы в Италии?

— Это легко сказать, но для настоящих новостей мне опять понадобится ваша помощь.

— Вы всегда можете на меня рассчитывать. Так что у вас?

— С тем, чтобы покончить с жесткой и неправомерной конкуренцией, Франческо Рубироза нашел и собрал документы, проверенные и подтвержденные экспертами обо всех подделках и фальшивках, прошедших через аукционы. Но это еще не все. Он собрал многочисленные доказательства того, что один известный аукцион выступал в роли посредника при выплате крупных сумм определенным политическим деятелям.