Камо - Илья Моисеевич Дубинский-Мухадзе

Как утопающий хватается за соломинку, так департамент за Гартинга. Третьего декабря в одиннадцать часов восемнадцать минут ночи от Гартинга четыре убийственных слова: «Давришев Камо разные лица…»

…Давно напрашивавшийся в тайные агенты арестант Арсений Карсидзе ни с того ни с сего сочиняет в кутаисской тюрьме «чистосердечные признания». Переправляет свои «признания», надо же, прямо генерал-губернатору.

«Ради Вашего Высокопревосходительства я ставлю свою жизнь полностью на риск. В теперешнем моем положении эта жизнь мне без пользы. Сообщаю, Вы прикажите проверить, и ручаюсь, что убедитесь вот в чем. Главарь шайки, совершившей разбойничье нападение 13 июня 1907 года в городе Тифлисе, на Эриванской площади, похитившей 250 тысяч казенных рублей, есть Камо Сомехи (имя — Камо, Сомехи — значит армянин). А святой церковью данное ему имя совсем не есть Камо. Его родной дед священник Тер-Петросянц избрал ему христианское имя Симон. По-русски благозвучно Семен. Отец его есть Аршак Тер-Петросянц. Из уважаемых горийских торговцев и воинских поставщиков, однако жертва злого божества Бахуса, от которого много страдаю лично я, дворянин Арсений Давидович Палавандашвили, в темном миру Карсидзе.

В Тифлисе на второй Гончарной улице в восьмом участке живет Варвара Бочорищвили, старуха… служит для посетителей гостеприимной хозяйкой. Туда же привез Камо Сомехи 250 тысяч рублей 13 июня. Там же собираются грабители и, кроме грабителей, революционеры. Под квартирой подвал, а в подвале хранится оружие… Во время обыска нужно обращать внимание на стену, если она завешена ковром. Под ковром стена бывает вырезана и опять замазана известным образом, а там хранятся револьверы и бомбы, оставленные Камо. Также нужно обращать внимание и на кушетки, их нужно переворачивать вверх дном, сорвать обойку и пощупать сено, в сене бывают револьверы и бомбы».

Управляющий канцелярией генерал-губернатора Покорный, не слишком торопясь, отсылает «признание» в Тифлис, таким же чиновникам наместника. Те адресуют жандармскому полковнику Бабушкину. Туда-сюда — месяца как не бывало. Трусевич весьма гневается. Для престижа департамента, конечно, заметный в санкт-петербургских сферах ущерб. Во всем другом ничего. Немцы до окончания медицинского обследования рассматривать требования о выдаче Камо не станут. Лицемерная склонность блюсти какую-то формальную законность. Сами ничего не имеют против того, чтобы быть обманутыми, но требуют хороших манер и исполнения условностей со стороны своих русских заказчиков.

В Берлине не бездействуют. Старший прокурор королевского суда I полагает, что время медицинским экспертам дать свое заключение, «причем отдельно должны быть рассмотрены вменяемость Мирского, возможность для него участвовать в разборе дела на суде и возможность привести по отношению к нему в исполнение наказание, которое ему будет назначено. Заключение должно также дать ответ на вопрос, имеется ли налицо и в каком объеме симуляция или преувеличение болезненного состояния».

Высшие авторитеты доктора медицины Гоффманн и Леппман во всеоружии отвечают десятого мая:

«Выдающий себя за Дмитрия Мирского, несомненно, душевнобольной. Характерные черты его поведения не могут быть симулированы в течение продолжительного времени. Так держит себя лишь настоящий больной, находящийся в состоянии умопомрачения. Впечатления внешнего мира не проходят совершенно бесследно мимо него, но в его мозгу запечатлеваются лишь поверхностно и мимолетно; притом иллюзии и галлюцинации отклоняют его мысли в другую сторону. К этому присоединяется еще факт отказа от принятия пищи, который не мог бы проводиться здоровым человеком с такой настойчивостью.

Мы имеем в данном случае дело с видом душевного расстройства, которое правильнее всего отнести к истерическим формам. Это душевное расстройство встречается у лиц, находящихся в тюремном заключении по приговору суда, либо еще и под следствием, при том в большинстве случаев — у лиц, нервы которых не совсем здоровы и которые либо имеют наследственное предрасположение; либо уже страдали нервными болезнями или истерией; либо, наконец, уже раньше обнаруживали дефекты в своем духовном развитии, а именно так называемые явления дегенерации.

Душевная болезнь в точном смысле этого слова представляется уже продуктом тюремного заключения, выросшим на благоприятной для этого почве.

Ввиду изложенного мы приходим к следующему заключению:

Называющий себя Дмитрием Мирским представляет собой в настоящее время душевнобольного человека и останется таковым в будущем, насколько это можно предвидеть.

Неизлечимой его болезнь назвать нельзя. Болезнь его, однако, не допускает обратного вывода, что он уже в момент совершения наказуемого деяния был невменяемым в смысле § 51 имперского уголовного кодекса».

Любезность старшего прокурора — или отзывчивость другого власть имущего лица — без промедления вводит в курс Гартинга. «По полученным мною секретным сведениям, германская врачебная следственная комиссия, производившая изучение состояния здоровья Мирского, признала его душевнобольным, вследствие чего он подлежит перемещению из тюрьмы в лечебницу для умалишенных, между тем я хорошо знаю, что он совершенно здоров и только симулирует сумасшествие с целью по переводе в лечебницу бежать из таковой.

…Опасаюсь, чтобы Мирскому, заключенному в лечебницу, на чем усиленно настаивает его защитник адвокат Кон, не была предоставлена возможность бежать оттуда при помощи сочувствующих ему германских социал-демократов».

От Гартинга ускользает одна подробность, весьма существенная. Оскар Кон не просто защитник. Суд именно в эти дни утвердил его единственным опекуном душевнобольного Мирского. Сам больной переведен из тюрьмы в психиатрическую больницу в Герцберге.

По больничному обязательному правилу в день поступления на больного Мирского заводится «скорбный лист».

«4 июня 1908 года[36]. Весь день распевает песни.

5-го. Больной говорит неустанно и непонятно, на вопросы не отвечает. Очень боязлив, пугается при малейшем прикосновении, убегает, когда его хотят исследовать.

Травматическая катаракта правого глаза.

6-го. Находится в павильоне № 8. Держит себя очень шумно, пел берлинские песни. Заявил, что он Наполеон, что он доктор, что он выпил 10 миллионов литров водки.

8-го. Заявил служителю Фогту, что его зовут Соломоном Петровским.

9-го. Требует, чтобы привели девушку, целует изображения женщин в журналах.

10-го. Расцарапал себе лицо и размазывает кровь.

15-го. Отказывается от принятия пищи. Безостановочно производит левой рукой однообразные движения.

16-го. Жалуется на головные боли. Ударял себя кулаком, приговаривая: «Мертвым быть, не жить».

21-го. Разговаривал со старшим служителем. Говорил, что отец его из Кракова, мать — русская, умерла; он сам родом из Баку. Недавно ночью здесь был его отец, обнял его, позвал: «Дмитрий» — и стоял ночью около его постели. У ног кровати стоял казак и бил его нагайкой. Он хотел бы иметь около себя товарища, революционера, социал-демократа, чтобы разговаривать с ним.

23-го. Вырвал себе часть усов, желая послать волосы на память своим товарищам. Ночью держал себя шумно, ходил по палате, разговаривал с самим собой. Жалуется на головные боли.

27-го. Рассказывал вчера служителю, что он приехал