Обыкновенные монстры - Дж. М. Миро

а потом снова заговорили. Коултон так ничего и не предпринял.

Мальчик присел, сложив руки на коленях и переплетя пальцы. Затем протянул к ней обе ладони, как будто желая что-то показать.

– Ты что делаешь? – спросила она.

Очень медленно он принялся развязывать шнурки на ее ботинках, а потом стащил их и закатал штанины ее брюк. Элис не останавливала его. Обнажив ее поврежденное колено, он вопросительно посмотрел на нее, а потом осторожно прижал к нему обе ладони. Она почувствовала исходящее от его рук тепло – это было приятно. Оно распространилось по всему бедру, причиняя небольшую боль. Затем усилилось. Колено жгло все сильнее. Элис посмотрела на мальчика. Глаза его были закрыты. Он сиял.

Марлоу сиял ярко-голубым светом, на коже его проступили светлые прожилки, вены, силуэты костей черепа и рук. Свет отражался от мокрой травы и мраморной статуи. Вдруг жар в колене стал совсем нестерпимым, а боль невероятно острой. Не сдержавшись, Элис вскрикнула и подалась назад. Жжение тут же прекратилось. Сияние погасло.

– Марлоу, – задыхаясь, прошептала она. – Марлоу?

Внутри нее что-то изменилось. Она почувствовала это сразу. В глазах после яркого света все еще плясали пятна. Она выпрямила ногу и подвигала ею из стороны в сторону. Боль в колене пропала. Оно исцелилось.

Сердце у Элис бешено заколотилось. Она в изумлении уставилась на мальчика.

– Только не волнуйся, – прошептал он.

Лицо его было бледным. Теперь он осторожно прижимал ладони с заметно распухшими пальцами к своей маленькой груди.

– Все будет хорошо, – пообещал он, и его лицо дернулось. – Я забрал твою боль. Теперь она у меня. Это быстро пройдет.

Элис постаралась осознать сказанное мальчиком, но не смогла. Она вспомнила Коултона, вспомнила Чарли Овида и спрятанный в его теле нож.

– Быть того не может, – произнесла она, осторожно поднимаясь и делая пробные шаги.

– Мне так и говорили, что ты не поверишь.

– Кто говорил?

Мальчик не ответил. Отвечать было не обязательно. Конечно, Элис ему верила. Доказательством его словам служило ее собственное колено. Невольно она подумала о зеленом огне, который загорался в глазах матери, когда вера брала над ней верх, подумала о ее безумии и о том, во что бы она поверила, хотя бы мельком увидев это. Внезапно Элис охватила печаль. Мама.

Не прошло и часа, как Марлоу вытянул руки и показал ей свои запястья. Отек спал. Уже светало. Город казался пустым и оцепеневшим.

– Видишь, совсем недолго, – сказал он. – И боль была не такая уж сильная.

Тут Элис, к своему изумлению и стыду, испытала нечто вроде отвращения. Ей не хотелось прикасаться к нему. Он доверил ей нечто важное, помог ей, и это отвращение показалось ей сродни предательству. Понизив голос, она спросила:

– А ты так часто делаешь, Марлоу?

– Да, – кратко ответил он.

– И как это началось?

Он пожал плечами, ощущая себя неловко:

– Я не всегда могу это контролировать. Раньше не мог.

– Тебе помогут. В Карндейле.

Потянувшись, она встала на ноги, потопала ими, чтобы снова согреться, и спросила:

– А твоя подруга, Бринт, она знала?

Мальчик запахнул пальто поплотнее и, не поднимая головы, ответил:

– Мы об этом не говорили.

Элис кивнула, оглядывая пустую площадь и вырисовывающиеся на фоне неба серые силуэты зданий. Где-то за ними находился преследовавший их человек, точнее, существо из темного дыма. Подобная мысль казалась безумной, и все же Элис понимала, что это правда. Она видела его своими собственными глазами.

– Надо бы раздобыть что-нибудь поесть. Пойдем к пристани.

Подняв их небольшие дорожные чемоданчики, она надула щеки. Марлоу внимательно посмотрел на нее:

– Элис?

– Да?

– А ничего, что я боюсь?

– Каждый может испугаться. Я тоже испугалась.

– В гостинице?

Она кивнула:

– И раньше тоже. Страх означает, что твоя голова предупреждает тебя об опасности. Это неплохо. Главное – что ты делаешь, когда тебе страшно.

Мальчик немного подумал:

– Та… штука в гостинице. Она меня напугала.

– Через час мы будем уже на корабле. И никогда больше его не увидим.

– Еще как увидим.

Элис пугала странная манера мальчика с уверенностью говорить о том, что еще не произошло. Хоть обычно ее не заботили дети и она не задумывалась о любви или отношениях, при взгляде на него, маленького и беззащитного ребенка, ее сердце билось сильнее и сжималось от боли. Но вместе с тем, думая о том, на что он еще способен, она испытывала непонятное отвращение. Она не была религиозна и не считала его дар исцеления божественным, потому что не могла представить себе Бога, который бы создал такой полный страданий мир. В Вашингтоне были люди, называвшие себя «натуралистами» и считавшие, что все живые существа представляют собой элементы общего закономерного развития, что люди некогда походили на обезьян и, меняясь, постепенно стали такими, как сейчас. Однако, когда она смотрела на Марлоу, то не могла избавиться от ощущения некоей тайны. Мама в свое время говорила ей, что чудеса существуют, но большинство людей просто боятся их увидеть. «Смотри сердцем, а не глазами, – бормотала она, проводя по волосам маленькой Элис холодной ладонью. – Нужно только немного веры, и чудеса обязательно покажутся. Ты веришь?» И Элис очень торжественно отвечала: «Я верю, мама, верю».

Всю жизнь в ее голове пламенем вспыхивали подобные воспоминания: знание о другом мире за пределами этого, о невозможном, которое станет возможным, если она увидит его.

«Если ты чего-то не видишь, дочка, то это не значит, что его нет», – сердито шептала ей мать.

Ну что ж, теперь она увидела. И теперь она верит.

С первыми лучами солнца они в толпе поднялись на борт. Носильщики катили по трапу чемоданы, стюарды в белой форме степенно кивали, когда они проходили мимо. В сероватой мгле кружили чайки, наполняя воздух своими пронзительными криками. Они заняли каюту второго класса в сверкающем, новом океанском лайнере; их небольшой багаж уже доставили на борт. Коридоры были заполнены курившими сигары мужчинами и смеющимися женщинами, прижимающими ко рту обтянутые перчатками руки. Марлоу старался держаться как можно ближе к Элис. Ощущая на себе взгляды пассажиров, удивлявшихся ее мужскому костюму, она опасливо ступала на еще недавно больную ногу. В каюте Элис переоделась в сиреневое платье, в котором чувствовала себя неловко и которое ненавидела за тесноту, а Марлоу в это время рассматривал в иллюминатор пришвартованные в гавани корабли.

Когда пришло время отчаливать, они вместе со всеми поднялись на палубу, оперлись о перила и стали наблюдать за собравшейся на причале толпой. Небо заполонили тучи чаек, причал был забит до отказа. Загудели двигатели. Раздались хлопки, в воздух взмыли серпантины, толпа взревела.

Но мальчик не сводил глаз с затерявшегося среди зевак человека, почти невидимого, стоящего в тени здания склада. Казалось, над ним клубится темнота. Он был высоким, лицо его закрывал черный шарф. На нем была шелковая шляпа, длинный черный плащ и черные перчатки. Он смотрел на мальчика в ответ, и в его взгляде ощущалась чистая ненависть.

Но корабль уже отчалил, застонали его огромные океанские турбины. Матросы подняли канаты, с которых стекали струи маслянистой воды. Элис повернулась и перегнулась через перила, тоже заметив странного незнакомца. Она знала, кто это. Он пробирался через толпу к кораблю, будто его тянуло невидимой веревкой, хотя расстояние между ними быстро увеличивалось. Серпантины всё падали, оркестр на палубе заиграл вальс, и в общей шумной суматохе Элис потеряла незнакомца из виду. А потом было лишь море лиц: сотни самых обычных людей, машущих им вслед обтянутыми перчатками руками, силуэт Нью-Йорка за стеклами иллюминаторов и черный дым пароходных двигателей. Чернота, развеиваясь, стелилась над причалом, и с ней, казалось, развеялся и таинственный незнакомец.

8. Чудовища в тумане

«Уолтер, Уолтер, Уолтер, просыпайся, Уолтер, просыпайся…»

Уолтер Ластер приоткрыл глаза и поморщился от ослепляющего света, причинявшего ему невероятную боль.

«…мальчишка, Уолтер, что случилось с мальчишкой, ты не закончил начатое, Уолтер…»

Так холодно.

Как же он замерз.

Уолтер тряхнул головой, и с его щеки и левого уха упала засохшая грязь. Он медленно встал, словно являлся на белый свет, восставая из-под земли. Прищурившись, он огляделся. Река. Темза. Он стоял на берегу Темзы – весь в густой липкой грязи, которая была похожа на что-то совсем другое.

«…мальчишка, мальчишка, мальчишка, мальчишка…»

Да, мальчишка.

Нужно найти мальчишку.

Вдруг он услышал низкий свист и смех. Копающиеся в грязи нищие. Ребятишки. Трое мальчишек