Океан. Выпуск тринадцатый - Борис Лавренев

— Раковина, — услышал я шепот Рики. — Где-то я такую же видела. Но где?

Неспокойная была ночь. Стонал капитан Френсис, и я ходил к нему, давал пить и поправлял одеяло, которое он сбрасывал на пол. Ветер то утихал, то вновь пытался набрать сил и налетал с океана, ударялся в стены, с тонким щенячьим попискиванием сочился под двери и через стыки непромазанных замазкой оконных стекол. Тучи неслись по небу, и луна то исчезала, то вновь начинала светить ярким, судорожным светом. Кто-то бродил под окнами. Я натягивал одеяло на голову и старался дышать ровно, неторопливо, стискивал веки и считал до тысячи, но сон не шел… Бедный мальчик с котенком… Ему там холодно. Все бродит и бродит под окнами дома, прижимает к груди мокрого, замерзшего котишку… Пустить его, что ли, в дом? Пускай обогреется… Кажется, я вставал и, отдернув штору, глядел в окно и совершенно явственно видел худенького, вихрастого мальчика с рыжим котенком в руках. И голубую женщину с белыми до земли волосами видел. Мальчишку лет восьми, веснушчатого вела она, а тот жался к ней и смотрел-смотрел на меня своими большущими строгими глазами. А за женщиной брел, оставляя на песке глубокие следы, высокий мужчина в камзоле с золотыми пуговицами и треуголке. Скуластый, с жестким взглядом прищуренных глаз, он шел и глядел в сторону океана.

Кажется, я постучал в стекло: эй, моряк! И тот повернулся, кивнул мне. И прошел мимо, а волны набежали на песок и всосали его следы, потом отхлынули — и следы исчезли. И многие другие шли вдоль по берегу. И одиночки, и группками. Шли легкие, невесомые, прозрачные, будто из стекла или тумана. Сколько их! Я прижимался лбом к стеклу и вглядывался в лица, пытаясь найти знакомые черты… Три года назад погиб в океане мой приятель Валька Комков. Может, и Валька Комков бредет мимо дома, в котором я ночую?..

Посреди ночи из комнаты Рики послышался крик.

Я открыл глаза. Вытер лоб. Фу, черт!.. Приснится же такое! Видно, лишнего вчера выпил… Хотя и всего-то… Но, наверное, морская вода придает алкоголю особую крепость. Кто-то кричал или мне показалось? Завернувшись в одеяло, я вошел в комнату Рики.

Девочка сидела в постели. В лунном свете лицо ее казалось необыкновенно белым, и на этом белом лице ярко и четко выделялись широко раскрытые, полные ужаса глаза. Увидев меня, она рванулась, протянула руки.

— Что с тобой, малышка? — Она вся дрожала. — Приснилось что-нибудь, да? Вот и мне…

— Ра-аковина… Я вспо-омнила, вспомнила…

— Что ты вспомнила, что?

— Нет-нет… — Она заплакала.

Я сидел рядом, поглаживал ей спину. Потом услышал, как она облегченно вздохнула и стихла. Я ушел к себе.

Ржание лошади. Смех. Чьи-то голоса. Топот ног. Я открыл глаза. В распахнутое окно упруго вливался морской воздух, шевелил занавески. Ярко светило солнце. Шмель летал по комнате и туго гудел, как маленький самолет.

Потянулся за часами: уже восьмой час! Проспал такое утро! А как-то мой капитан Френсис?.. Рика? Что она вспомнила? Мальчик с котенком… Я его видел совершенно отчетливо: коротенькая курточка, руки, вылезшие из рукавов. Если бы у меня был сын, он бы тоже любил природу, животных, птиц, котят. Я бы воспитал его таким: добрым и смелым, я рассказывал бы ему про далекие страны, про та, какая зеленая-презеленая вода в Андамском море, какие высоченные волны в середке Индийского океана и про Малай-базар в Сингапуре. А если бы девочка, она была бы такой, как Рика. Я бы сам укладывал ее спать, гладил, рассказывал ей всякие морские были-небылицы, собирал на далеких островах красивые ракушки и дарил бы Рике… или — Катеньке, Анечке… Ах, ч-черт!..

— Док, завтракать! — загремел из соседней комнаты голос толстяка Джо. — Ты проснулся? К тебе можно?

— Входи. Штаны уже натягиваю, — сказал я.

Под мощным ударом ладони дверь комнаты распахнулась, и вошел краснолицый, сияющий, пахнущий морем и жареной рыбой Джо. Он опустился на стул, который чуть не рассыпался под ним, и потянул из прожженного кармана рубахи недокуренную сигару. Разжег ее. Задымил. Скрестил на необъятной груди мускулистые ручищи и весело заговорил:

— Все в порядке на рудовозе «Король Георг Четвертый»! Выкарабкались. Не сожрал их океан! И никто не погиб, не отдал богу душу в эту ночку. И с «Сириусом» я переговаривался: спрашивали, как дела. Не стал я тебя тормошить, сказал, что все о’кей! Привет до нового радиосеанса.

— Как капитан?

— Ха! Капитан уже поднялся. Говорит: у него все заросло.

— Что? Я вот ему поднимусь! Капитан! Немедленно в постель! — закричал я, втоптывая ногу в ботинок. — А, Рика, здравствуй…

— Доброе утро. Идите завтракать. — Девочка заглянула в комнату. Лицо у нее было бледным, под глазами лежала синева. — Все готово.

— Послушай, что с тобой? — спросил ее толстяк Джо и схватил за руку, потянул к себе. Рика уткнулась ему лицом в шею. — Девочка ты моя… Тебе нездоровится? Доктор, поглядите, может, она заболела? Ведь она сегодня еще ни разу не улыбнулась.

— Пусти, — сказала Рика и, вырвавшись из его рук, метнулась из комнаты.

А капитан Френсис действительно уже поднялся. Когда я выглянул из комнаты, он вошел в дом. Он опирался на трость и шагал очень медленно и осторожно, но лицо его сияло от счастья.

— Черт бы вас побрал, капитан, — сказал я. — Хотите, чтобы швы разошлись?

— Ложусь, док, ложусь, — смиренно пробормотал капитан и осторожно опустился на койку. — Спасибо тебе, дружище. Как это по-морскому, по-братски: прийти вот так на сигнал бедствия…

— Оставьте, капитан. Ложитесь. Вот так. Дайте-ка я погляжу, как шов…

— Не люблю болтать, док. Да-да, я больше люблю молчать, но сейчас мне хочется говорить добрые слова. Сегодня я открыл глаза и подумал: жив. Солнце светило в окно, трава шуршала, волны гремели. Чайки кричали. Я жив! И знаете, о чем я думал? Вот вы помогли мне в невероятно трудную для меня минуту, и я… знаете, что теперь должен сделать я? Я должен нести людям еще больше добра, чем нес и давал раньше. Ведь это так важно — отозваться на зов терпящего бедствие. И клянусь вам…

— Капитан! Я и не думал, что ты можешь произнести столько слов за один прием. — Толстяк Джо засмеялся, вытащил бутылку из заднего кармана отвислых брюк и протянул мне, но я отстранил его руку. И тогда Джо сказал: — Хлебни ты, капитан. И отдыхай. Рика тебе сейчас принесет кусище трески. И мы пойдем набьем трюмы, а потом я возьму трубу и сыграю. В честь твоего выздоровления. В честь экипажа рудовоза, выдержавшего схватку со штормом. В честь синего неба, солнца и шороха травы, черт возьми!

Завтракали втроем. И Бен, и Грегори, и отец Фернандо отправились в объезд острова, а второй радист спал после ночной вахты.