Три холма, охраняющие край света - Михаил Успенский

Новозеландские командос в очередной раз освободили Косово. Независимые источники не подтверждают случаев каннибализма. «Сепаратисты Али-Паши попросту исчезают бесследно, - сказал нашему корреспонденту генерал-миротворец Лех Парандовски. - Я отдал солдатам приказ больше не учить албанский».

Растёт и ширится скандал, связанный с кражей в барселонском Музео Мендисабаль. Представитель ЮНЕСКО требует немедленно передать «Ла бомбилью» под международный контроль. Сам Пабло Мендисабаль скрывается где-то в горах…

- О как! - воскликнул Дядька. Но это было ещё не всё.

…Копии похищенного рисунка расходятся в мире миллионными тиражами…

- Вот они, три холма… - прошептала Леди. - Теперь, Дядька, введи их в поиск…

ГЛАВА 26

Йа-а! Барра! Барра! Ишнигарраб!

Я шёл за ними по пятам. Ничто не могло остановить Повелителя Грёз - ни границы, ни таможни, ни жалкие попытки досмотра. Кажется, случайные попутчики даже смеялись надо мной! Я запомнил их лица. Виновны все, и отвечать будут все - таким станет багряный девиз моего правления.

И я настиг этого псевдонаследника с его девкой на барселонском бульваре! В городе, где каждая каменная горгулья и химера готовы прийти мне на помощь по первому зову!

И так велика была сила испускаемых мной эманации, что привлекла на древние улицы, поросшие зловещими олеандрами и желтофиолями, множество случайных людских существ - праздных, тупых, порочных, переполненных суевериями, туманными желаниями, кровожадных и трусливых, тщеславных и погрязших в самоуничижении, равно готовых и к любому преступлению, и к немедленному покаянию, пьяных, отравленных дурманом, жаждущих только приказа вождя…

Это и понятно - ведь Владыка Хаоса сам создаёт для себя питательную среду, многократно умножающую его силу.

Я даже позволил себе принять свой истинный облик. Разумеется, это было встречено воплями ликования. Многие узнавали меня и величали тайным запретным именем, ибо Древняя Память неистребима! Многие - но не дебильный мальчишка Теренс. Ему бы ужаснуться моего облика…

Что ж - даже эти двуногие бактерии достойны Алой Тризны…

Я воззвал к Хастуру - и фонтаны дряхлого Барсино забили кровью! Расфрантившиеся макаки поглощали её в неимоверных количествах, дрались, хохотали, совокуплялись прямо тут же, распевали нелепые гимны Молодым Богам… Я царил над людским муравейником, готовым повиноваться малейшему движению любой из моих многочисленных конечностей.

Рвение безумцев было столь велико, что я никак не мог пробиться сквозь толпу к своей цели. Молодой узурпатор и его девка - наверняка тупая американка - оставались покуда безнаказанными.

Но безмозглая людская масса уловила невысказанные желания своего повелителя.

Моя бессознательно сформировавшаяся гвардия (к счастью, среди безнадёжных выродков попадались и те, кто сохранил в себе частицу Древней Крови) схватила девку и потащила вперёд, чтобы доставить к жертвенному алтарю, на котором вскоре и закончит она в моих когтях своё никчёмное существование. Напрасно вырывалась бедняжка, напрасно спешил за ней обречённый Теренс Фицморис Блэкбери. Никому не дано стереть знаки, начертанные на Ониксовых Скрижалях Рлехха.

Но слишком многочислены соборы Барселоны, слишком сильны в ней нелепые нынешние суеверия - чем и воспользовался коварный Азатот.

Он прибегнул к услугам некой твари из своей свиты - той самой, которая обладает способностью поглощать свет.

Тьма - моя стихия, но, к сожалению, она делает бесполезной ослепшую человеческую массу. Я-то видел всё ясно и даже насквозь, а вот перепуганные обезьяны совершенно растерялись и в ужасе стали терзать друг друга, разрывая на части. Мостовая превратилась в кровавую реку. Дикие вопли вспарывали воздух. Я метался туда и сюда, потеряв из виду свою цель, перешагивал через людские тела, топтал их, падал сам, поражал сопротивлявшихся шипами и когтями. Видно, сам Азатот укрыл своим плащом моих жертв, чтобы уязвить меня. Но я сорву этот ненадёжный покров, чего бы мне это ни стоило!

Не в первый и не в последний раз вступил я в схватку с Хозяином Запредельного, чтобы выяснить наконец, кто из нас более искренен в любови к Злу. Я Совершал Знаки. Я Называл Слова: - Калдулех! Далмалей! Чухчух! Тцукка! Азатот Ставил Защиту: - Олеарам! Орасим! Ирион! Тцуккассамм! До рассвета продолжалась эта невидимая смертным битва за власть над миром.

Но вместе с Тьмой ушло и Могущество - моё и моего ненавистника.

Я возлёг на возвышение у берега моря, чтобы в одиночестве оплакать нынешнюю неудачу и набраться сил для дальнейшего преследования.

Но Хозяин Запредельного осмелился нарушить и Боевые Ритуалы, и Турмалиновый Кодекс Чётности, которые я всегда старался соблюдать. Ведь у Зла существуют определённые ограничения - чем иначе оно будет отличаться от размазни Добра?

Ничуть не смущаясь встающего светила, на меня набросились Анабот - Жёлтая Жаба Коммаза и Сефон - Обладатель Зелёного Лика. Они стали чего-то требовать от меня на своём ужасном булькающем наречии.

Как полагается, я совершил знак «Киш», выставив средний палец левой руки, чтобы обозначить свой высокий ранг в Потустороннем.

Усмиряющий Ритуал отчего-то привёл клевретов Азатота в неистовство. Они безжалостно принялись терзать мою уязвимую земную плоть и топтать моё человеческое тело, а потом потащили в свою повозку.

Набережная была пуста, людишки попрятались - Битва за Мироздание надолго испугала их. Возможно, некоторые всё же подглядывали, слегка отведя занавеску.

Возможно также, что среди прочих моё поражение наблюдали и те, чьей гибели я напрасно искал сегодня. Йэ-эх! Хастур, Хастур…

ГЛАВА 27

Образованные люди полагают, что известная фраза «Мавр сделал своё дело - мавр может уходить» была произнесена венецианским генералом Отелло из соответствующей трагедии Шекспира. Дескать, изменщицу я придушил, а дальше сами разводите свою непонятку.

Представьте же их удивление при известии, что сказаны эти крылатые слова совсем в другой трагедии, принадлежащей не Шекспиру, но Шиллеру. Называется пьеса «Заговор Фиеско в Генуе». Заговоры возникают внезапно.

Идёт человек по улице, идёт себе, никого не трогает, но что-то происходит, незаметное для глаза, - и вот он уже заговорщик.

Примерно так же, должно быть, в древнеримской таверне за кружкой скверного, по нынешним меркам, вина раздался безвестный голос: «А кто он, собственно, такой, этот Гай Юлий?» И понеслось…

…Уцелевший после птичьей атаки джип «Чероки» катился по бездорожью, наугад, ополоумевший водила едва успевал объезжать кусты, ржавеющие комбайны и прочие препятствия - а вдруг налетит целая стая таких вот…

Высокопоставленные лица молча тряслись, только юродивый Валетик спокойно продолхол изучать свою перевёрнутую «Юманите-диманш». Референт Ценципер, человек с неестественно умным лицом, пытался поправить галстук - не выходило, руки тряслись. Гоблины-охранники, напротив, возбуждённо галдели и спорили, какими именно снарядами поражены были менее везучие внедорожники.

- Тихо! Стой! - рявкнул сидевший рядом с водителем владыка. Шофёр, превозмогая страх, затормозил. Все уставились на епископа.

- Вон там! - указал Плазмодий вправо от себя.

Ничего, кроме разваливающейся свинофермы, там не наблюдалось.

- Мелькнуло! - сказал владыка. - Подавить! А то вдарят по нам из подствольного, дабы добить!

Командовать, конечно, полагалось бы генералу Лошкомоеву, и такой смертельно дурацкий приказ уж наверное не прозвучал бы, но Аврелий Егорович был настолько подавлен всеми предыдущими событиями, что промолчал, уповая на вышнюю волю.

Гоблины повыскакивали в чистое поле и побежали в направлении главного удара.

- И ты! Прикроешь, коли что! - велел Плазмодий водиле.

Тот подчинился и вылез, передёргивая затвор. Не успели остальные и рта раскрыть, как преосвященный сам перескочил за баранку и дал по газам.

- Куда… - пискнул губернатор. Он хотел, видно, показать, кто тут главный, но не случилось.

Страх вообще творит с людьми удивительные вещи, подвигая то к славе, то к позору. Хотя к позору всё-таки чаще.

Выходило по всему, что владыка не хуже любого водилы знает окрестности: «Чероки» не перевернулся, не врезался в сосну, не наехал на брошенную борону, не столкнулся со стареньким «Феррари», который надсадно волочил по грунту прицеп с навозом, а выкатился в конце концов на берег могучей реки Алды.

- За мной! - продолжал распоряжаться Плазмодий. - Бегом по одному! Они могут быть рядом!

Губернатор, главный милиционер, референт Ценципер и дурачок Валетик, несмея возразить, стали спускаться вниз по крутому склону. Хуже всех приходилось главе области, ведь он никак не мог расстаться с денежным кейсом, потому и вывозился в красной глине больше прочих. Наконец вождь остановился.