Спят курганы темные - Максим Дынин

на смерть. Тем более что один раз я уже умер. Вот и верь теперь пословице: «Двум смертям не бывать, а одной – не миновать». Придется нам с тобой, братишка, проверить, можно ли умереть дважды. Но мы не будем с этим спешить…

Тут Каретник рассмеялся и похлопал меня по плечу.

6 августа 2014 года. Петровское у Саур-Могилы. Майор СБУ Кононов Леонид Андреевич

Еще не остыв после того, как эти идиоты проворонили Моравецкого, я решил хотя бы посмотреть, что за птицу нам принесло из далекого прошлого. Таковой оказался довольно-таки высоким осанистым человеком в форме и с золотыми эполетами. Лицо его было весьма смазливым – такие обычно нравятся женщинам, а также тем, про кого на рекламных щитах по всему Киеву пишут, что они «не пидоры, а геи». И мне почему-то показалось, что мой визави именно из последних, тем более что глаза его все время бегали, опасаясь встретиться с моими.

– Так вы, значит, Зинчук Григорий Александрович, сотник армии Украинской Народной Республики? – спросил я на украинском.

– Це так, пане…

– Майор я.

– Пане майоре, я можу и росийською мовою…

– Хорошо, пан сотник. Итак, вы служили адъютантом герцога Вильгельма-Франца Габсбург-Лотарингского, известного как Васыль Вышиваный?

– Именно так, пан майор.

– А почему вы тогда погибли, по вашим же словам, в Мелитополе?

Сотник потупил глаза и пробормотал:

– Там нужно было срочно укреплять фронт, и меня послали с этим приказом. Послал сам пан герцог.

«Тут явно что-то не так, – подумал я. – Где Каменец и где Мелитополь? Помнится, Васыль-то был, как говорится, поборником европейских ценностей. Неужто мое первое впечатление от этого Зинчука оказалось правильным?» А вслух спросил:

– А вы что, поссорились со своим… начальником?

– Да какое там поссорились! – трагическим голосом ответствовал Зинчук, заломив руки, а потом опомнился: – Я был его… наиболее приближенным офицером, и поэтому он послал именно меня.

– И как вас убило?

– Я когда-то учился на Ораниенбаумских офицерских стрелковых курсах. И был у меня там одноклассник, Андрей Фольмер…

– Меня не интересуют ваши любовные похождения, – я начал выходить из себя.

– Да нет, пане майоре, с ним у меня не было никакой любви, только дружба.

«Ага! – подумал я. – Признался, что ты из этих. С ним не было, с другими, значит, было».

– Ну и зачем вы мне про него рассказали?

– При Перемышле он позорно бежал в тыл, а я стоял насмерть и попал в плен тяжело раненным. Это потом меня… взяли в Сечевые стрельцы. Но именно он был в составе Белой армии, когда они ворвались в Мелитополь. Я сражался, пока не закончились патроны, и когда я увидел Фольмера с револьвером в руке, я поднял руки – а он, курва, выстрелил в меня. Думал, что я погиб, ан нет, оказался здесь.

«Когда он врет, у него голос дрожит, – заметил про себя я. – То есть и в Перемышле он попал в плен не так, и с Фольмером не все так просто, и вряд ли у него кончились патроны».

– Добро, пане сотнику. И что же вы хотите делать сейчас?

– Я, пане майоре, буду дюже добрым штабным офицером. Опыт у меня имеется, военное образование тоже. А в поле… мало я успел покомандовать, боюсь, там я буду хуже.

«Как я и думал», – усмехнулся я про себя и вспомнил слова старой песни: «А однажды в штабе от войны подалей…» Но ничего не успел сказать, когда, постучавшись, вошел Панкратов и, получив разрешение обратиться, сказал:

– Пане майоре, привели еще… одного такого.

6 августа 2014 года. Донецк, больница № 15. Военврач Балдан Марина Кечиловна

– Ну что ж, подруга, остались только шрамики на руках и на боку, да и те пройдут. Будешь жить, и жить хорошо. Неплохо тебе раны обработали – иначе могло бы быть намного хуже. Кто это сделал-то?

Ариадна смущенно улыбнулась, чуть замешкалась, и я подумала, что не иначе как там присутствуют дела сердечные. А это было бы чем-то новым – Адочка девушка необыкновенной красоты, ума и обаяния, но пока что она не подпустила ни одного молодого человека даже до того, что, как мне рассказали, когда я училась по обмену в США, американцы именуют «второй базой»[34] – сиречь дать молодому человеку возможность тактильно насладиться своими, скажем так, молочными железами. А они у Ариадны на загляденье – высокие, упругие, очень красивой формы. Я ей всегда завидовала – мои были совсем небольшими, но Ада мне говорила, что ее братья приняли на вооружение другую американскую поговорку – «больше, чем то, что влезает в руку – лишнее», и что многим мужчинам нравятся именно такие. Жаль, что ее братья – они постарше будут, чем моя подруга – оба женаты. Они оба сейчас на фронте, равно как и мой брательник… Дай-то Бог, чтобы все трое вернулись живыми и без особых увечий.

С Ариадной мы познакомились на первом курсе – случайно сели рядом на первой же лекции и стали подругами не разлей вода. Часто женская дружба пронизана соперничеством, но, как ни странно, у нас с ней его не ощущалось – если бы у меня была сестра, то вряд ли она была бы мне ближе, чем моя подруга. Впрочем, был еще один фактор – ни она, ни я до сих пор не познали близости с противоположным полом. Она – из-за строгого воспитания в семье (знаю, иногда это приводит к обратному, но не в ее случае), я же – потому что считала себя дурнушкой, ведь мой отец – наполовину тувинец, и если мои братья светлокожие, разве что чуть раскосые, то я выгляжу почти чистокровной дочерью верховьев Енисея и потомком соплеменников Темучина. Да и фамилия моя, над которой нередко издевались одноклассницы – Балдан – тоже была фактором, из-за которого я сторонилась не только мальчиков, но и просто дружбы с кем бы то ни было.

Хотя, если честно, мальчики увивались вокруг меня, но я всегда думала, что это потому, что я для них – диковинный зверек. Именно Адочка убедила меня в том, что я очень красива. Она же осенью тринадцатого года познакомила меня с мальчиком, Васей Ивановым. Вася был другом ее детства, а лет пять назад переехал в Славянск. А теперь он учился в ДонГУ на программиста. Мы с Адочкой шли по улице, когда она неожиданно его увидела – и надо же, что Вася влюбился с первого взгляда именно в меня.

Внешне он был полной мне противоположностью – высоким,