Спят курганы темные - Максим Дынин

трагедии Пушкина «Борис Годунов», безмолвствовал. И потому, как описано у того же Пушкина, вскоре началась Смута, которая продолжается до сей поры. То, что сейчас происходит на Донбассе – это всего лишь один из эпизодов этой Смуты. Государство, разорванное на части в одно мгновение, медленно, с муками и кровью, вновь собирается в единую державу.

– Но, Александр Павлович, – подал голос Фольмер, – значит ли это, что новая единая держава снова станет большевистской?

– Нет, Андрей Иванович, это маловероятно, – ответил подполковник Жарков. – Вспомним Святое Писание: «И никто не вливает молодого вина в мехи ветхие; а иначе молодое вино прорвет мехи, и само вытечет, и мехи пропадут; но молодое вино должно вливать в мехи новые; тогда сбережется и то и другое»[31].

– Да, но далее в Евангелии говорится: «И никто, пив старое вино, не захочет тотчас молодого, ибо говорит: старое лучше», – возразил Фольмер. – И не захотят ли власти предержащие, восстановив державу, снова наступить на те же грабли?

– Думаю, что нет, – спокойно сказал Жарков. – Впрочем, до полного восстановления державы еще очень и очень далеко. Нам будут всячески мешать сделать это наши враги внутренние и внешние. С некоторыми из них вы уже встречались – это поляк, которого прислали в наши края совсем не для того, чтобы нам хоть в чем-то помогать, и его спутник, который за деньги, как Иуда Искариот, продавал своих сограждан. Я не стану их допрашивать в вашем присутствии – множество посторонних людей в таких случаях отвлекают допрашиваемых. Но потом я дам вам возможность ознакомиться с протоколами их допроса. Думаю, что вы найдете в них много для себя интересного. А пока, господа-товарищи, будем считать, что мы познакомились друг с другом. Думаю, что и в дальнейшем нам придется быть вместе. Тем более что вы люди военные – бросать своих новых друзей и отправиться в тыл в то время, как они здесь будут сражаться не за жизнь, а на смерть с врагом – сие для вас неприемлемо и бесчестно. Вы со мной согласны?

Все мы дружно кивнули, показав, что подполковник не ошибся. После того, что нам довелось здесь увидеть, нас отправить в тыл можно было лишь под конвоем. Или на носилках в лазарет. Или… Ну, если один раз нас не смогли убить, то не удивлюсь, если и во второй раз смерть обойдет нас стороной.

6 августа 2014 года. Первомайское у Снежного, Донецкая Народная Республика.

Старший лейтенант Фольмер Андрей Иванович, бригада «Восток»

Я шел по расположению батальона. Настроение у меня было хорошее – все мои товарищи вернулись из разведки целыми и невредимыми. Война – это вещь беспощадная в отношении человеческих судеб. Утром ты разговариваешь со своим фронтовым другом, а вечером его уже нет в живых, и ты употребляешь в отношении него слово «был».

Неожиданно до меня донеслись странные звуки. Они не были похожи на человеческий голос, а больше напоминали гудок какого-то музыкального инструмента. В нем я услышал завывание ветра, крики диких животных и лебединые клики. В то же время это была музыка, своеобразная, непривычная для уха европейца.

«Это поет Кызыл-оол», – догадался я. Мне рассказывал о горловом пении урянхайцев мой знакомый по военному училищу, уроженец Енисейской губернии. Но одно дело узнать об этом с чужих слов, и совсем другое – услышать это пение. Действительно, это нечто незабываемое.

– Уважаемый Кызыл-оол, – сказал я, когда сержант закончил свою песню, – о чем ты пел? Я не знаю твоего языка, но скажу, что пение твое мне очень понравилось.

– Спасибо, товарищ старший лейтенант, – улыбнулся тувинец. – Мой дед обучил меня многим вещам, в том числе и нашему горловому пению, которое мы называем хоомей. А о чем я пел? Конечно, о своих родных краях, о доме, о своих друзьях, которые погибли в сражении с врагом.

– Послушай, Кызыл-оол, когда мы с тобой не в строю, называй меня по имени. А зовут меня Андрей.

– Хорошо, Андрей, – кивнул тувинец. – Я знаю, что ты хороший человек и верный друг. Мой народ ценит добро и мстит за причиненное ему зло.

– Я слышал, что тебя не призывали в нашу армию, которая воевала с врагами, напавшими на Россию. Ты пошел воевать с германцами добровольно. Почему?

Кызыл-оол задумчиво посмотрел на синее небо, снова улыбнулся и достал из кармана трубку с длинным металлическим чубуком и кисет, сшитый из шкурки какого-то животного.

– Андрей, по обычаю моего народа нам следует обменяться трубками, чтобы мы знали – мы друзья. Но ты не куришь трубку, и потому ты можешь прикоснуться к мундштуку. Этого будет достаточно.

«Ну, прямо, как у американских индейцев, – мелькнуло у меня в голове. – Да и лицо у Кызылоола сейчас напоминает лицо какого-нибудь индейского вождя».

Я дотронулся до трубки моего собеседника, тот кивнул и стал набивать трубку табаком из кисета. Раскурив ее и сделав затяжку, Кызыл-оол прищурил глаза так, что они превратились в щелочки, и начал свой рассказ.

– Мой народ всегда жил в дружбе с русскими. Правда, когда Россией правил царь, его чиновники иногда обижали нас. Но плохие люди есть в любом народе…

Я согласно кивнул, и Кызыл-оол продолжил:

– У меня есть любимая сестра. Она появилась на свет раньше меня. Моя матушка рано умерла, и сестра заменила мне ее. Жили мы в городе Белоцарске, который после революции, которая произошла в России, переименовали в Хем-Белдир. «Хем» на нашем языке означает река, а «Белдир» – место, где сливаются реки. Именно там Бий-Хем и Каа-Хем соединяются и превращаются в могучую реку, которую мы называем Улуг-Хем, а русские Енисеем. Потом, уже после моего рождения, Хем-Белдир назвали Кызылом, что на нашем языке означает «Красный». Сестра моя научилась читать и писать по-русски, а потом, когда в моем городе стали печатать книги и газеты, она устроилась на работу в типографию. Я работал на лесозаводе. Все в нашей жизни было хорошо, но неожиданно сестра тяжело заболела.

Кызыл-оол выбил трубку, спрятал ее в карман и замолчал. Он просидел несколько минут с закрытыми глазами, потом вздохнул и продолжил:

– Вылечить сестру пытались лучшие шаманы, но ей становилось все хуже и хуже. Мой отец был в отчаянии, он не знал, что делать. Но тут в наш город приехали русские врачи, о которых рассказывали, что умением исцелять людей они превзошли всех наших шаманов. И тогда я пошел в открытую ими больницу. Русский доктор выслушал мой рассказ и отправился вместе со мной в наш дом. Русский, которого звали Петром, осмотрел мою