Спят курганы темные - Максим Дынин

догадались, кто я и откуда. Поверьте, мне самому весьма интересно было бы узнать, как и кем я был заброшен в ваше время. Только сейчас я скорее частное лицо, вступившее в войну с мерзавцами, убивающими и насилующими жителей Донбасса. Я готов вместе с вами уничтожать нелюдей, для которых жизнь человеческая – копейка.

– Ну, вот и отлично, Семен Никитич, – я протянул руку Каретнику, – нам будет о чем с вами поговорить, только пока мне надо разобраться с тем, кто приехал из-за кордона для того, чтобы воевать с местным народом, и с предателем, по-холуйски служившим полякам.

Каретник пожал мне руку, а я дал знак Паше, чтобы он сворачивал торжественную часть, и мы могли бы заняться своими делами. Становилось все чудесатей и чудесатей, и мои мозги лихорадочно работали, пытаясь анализировать ситуацию.

6 августа 2014 года. Первомайское у Снежного.

Старший лейтенант Студзинский

Михаил Григорьевич, разведка батальона «Восток»

«Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах…» – тьфу ты, черт, привязался ко мне этот дурацкий стишок, услышанный от одного из бойцов моей роты.

А, в общем-то, дело мы сделали, только беглого поляка и продажную шкуру по фамилии Михайлюта поймали не мы, а другие. Откуда эти хлопцы взялись – ума не приложу. Вроде бы следы их нам не попадались во время преследования. Ни я, ни Тулуш, кроме следов двух сбежавших из расположения батальона, людей не видели. Кстати, этот тувинский парень – просто находка для нашей разведки. Может быть, он не так сильно разбирается в некоторых общеизвестных вещах, но по следу он идет не хуже знаменитого пограничника Карацупы и его верного Индуса[30]. То, что мы вышли именно к тому месту, где неизвестные задержали разыскиваемых нами беглецов, во многом его заслуга.

Нам повезло – в нашей группе оказался человек, который учился вместе с одним из людей, которые поймали поляка и его подельника. А так дело могло бы дойти до стрельбы. Я это понял по выражению лиц парней, которым, судя по следам побоев на их лицах, довелось испытать «гостеприимство» укропов.

Позднее, один из них рассказал мне, что им просто повезло – если бы не храбрость и сообразительность Семена и еще двоих, они бы уже лежали мертвыми в канаве с перерезанными глотками или с пулей в голове. Нет, я никак не могу понять – откуда здесь, в местах, где семьдесят лет не было войны, появились на свет такие выродки?!

А потом мы без особых приключений вернулись в батальон. Там нас ждал небольшой сюрприз – из Донецка – так теперь здесь называют город Сталино – по нашу душу приехал большой чин, которому поручено было разобраться с нашим «феноменом». Об этом мне шепнул наш капитан. Как я понял, Тагиру Салаватычу это человек был хорошо знаком. Вроде бы они даже вместе воевали. Ну что ж, я давно уже догадывался, что наше появление здесь не останется без внимания местных чекистов. Да я и сам на их месте непременно заинтересовался бы фактом массового «воскресения» давно убитых людей. Явились – не запылились «живые трупы», причем самые натуральные, а не придуманные писателем Львом Толстым.

В батальоне произошло пока лишь шапочное знакомство подполковника Жаркова – так, оказывается, звали гостя из Донецка – со мной и сержантом Тулушем. А с поручиком Фольмером, бывшим врангелевцем, подполковник, как оказалось, уже успел познакомиться. И, что стало для меня еще одним сюрпризом, таким же «воскресшим из мертвых» оказался неразговорчивый парень – старший партизан, поймавший поляка и изменника-сержанта. Вот только кто он и где его убили, я так и не понял. Сам он ничего никому не рассказал, а расспрашивать его я не стал – по опыту знаю, что если человек не спешит исповедаться, то не следует на него наседать, захочет – сам все расскажет безо всякого принуждения.

Впрочем, как я заметил, с Семеном полковник о чем-то успел переговорить. И по их лицам можно было сделать вывод, что разговор этот оказался приятен для собеседников.

А вот теперь всех нас собрали в большой комнате полуразбитого укропами здания неподалеку от штаба, и подполковник, представившись, приступил к знакомству с нами.

Прежде всего, он тщательно записал наши фамилии и прочие паспортные данные, а также вкратце об обстоятельствах нашей гибели и последующего воскрешения. Семена и Фольмера он опросил быстро, как говорят в здешних краях: «в темпе „держи вора“». Из чего я сделал вывод, что их знакомство с подполковником Жарковым уже состоялось.

Меня Александр Павлович – видимо, для того, чтобы я и сержант Тулуш не чувствовали себя скованно из-за его высокого звания, он попросил обращаться к нему по имени и отчеству – долго расспрашивал о моей семье, о службе в армии и у Ковпака. Все мои ответы он тщательно записывал. Потом он сфотографировал меня, Тулуша, Фольмера и Семена маленьким фотоаппаратом, поблагодарил за беседу и предложил нам задавать ему вопросы. Я вспомнил, что о таком методе ведения допроса рассказывал нам Петр Петрович Вершигора. Оказывается, человек в непринужденной беседе может рассказать много интересного, причем данные из него не надо вытаскивать клещами – он сам, безо всякого напряжения расскажет о том, о чем предпочел умолчать во время официального допроса.

Хитер, хитер этот подполковник. Впрочем, именно таким и должен быть настоящий чекист. Иначе ему будет трудно переиграть умного и коварного врага.

Вопросы, которые мы ему задали, касались главным образом времени, в котором мы очутились, и того, что сейчас происходило на Донбассе. Кое-что нам уже было известно из рассказов наших новых друзей. Но то, что я услышал от Александра Павловича, потрясло меня. Оказывается, Советский Союз, который выдержал кровопролитную войну с фашистской Германией, через полвека после окончания войны предал все идеалы коммунизма и распался сам, без военного поражения и интервенции западных капиталистических держав.

– А что коммунисты? – не выдержал я. – Они так просто стояли и спокойно смотрели на то, как разваливается государство рабочих и крестьян, которое мы отстояли в войне с фашистами ценою наших жизней?

– Эх, Михаил, – тяжело вздохнул подполковник, – в том-то и вся беда, что коммунисты оказались совсем не такими, какими они были во время той войны. Ни один партком не выступил против решения президентов России, Украины и Белоруссии, которые, как ни чудовищно это звучит, сами были коммунистами с большим партийным стажем, занимавшими высокие посты в коммунистической иерархии.

– А что народ? – спросил молчавший все это время Семен.

– А народ, Семен Никитич, – с саркастической улыбкой произнес подполковник, – как в