Умолкнувший оратор - Рекс Тодхантер Стаут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стало быть, Уинтерхофф не лгал. Он остановился затушить окурок в урне, и он умел хорошо определять расстояние на глазок. К сожалению, его слова насчет человека, умчавшегося стрелой в сторону реки, невозможно было проверить. Поскольку за прошедшие два часа беглеца и след простыл.
Не знаю, что ценного извлекли из этого Вулф и Кремер. Я вообще плохо соображал с того момента, как осветил фонариком лицо Фиби Гантер.
Кремер, услышав все это от Роуклиффа, допрашивавшего Уинтерхоффа, что-то недовольно пробурчал, но лишь потому, что его мысли, очевидно, были заняты чем-то другим. Кто-то из экспертов, уже не помню, кто именно, предложил воспользоваться микроскопом. Но Кремер решил не тратить время даром. Он приказал Эрскину и Декстеру, которых еще продолжали допрашивать, немедленно вернуться в гостиную, после чего в сопровождении нас с Пэрли отправился туда сам. Встав лицом к собравшимся, он потребовал внимания, что не составило особого труда, и начал говорить:
– Прошу выслушать меня очень внимательно, чтобы понять, о чем именно я хочу спросить. Кусок трубы…
– Это неслыханно! – взорвался Бреслоу. – Мы уже ответили на все вопросы! Мы позволили себя обыскать! Мы рассказали все, что нам известно! Мы…
Кремер повернулся к одному из детективов:
– Встань рядом с ним и, если он не замолчит, заткни ему пасть!
Детектив решительно направился к Бреслоу. Тот сразу умолк.
– На сегодня оскорбленных добродетелей для меня более чем достаточно! – (Я давно не видел Кремера в такой ярости.) – Шесть дней кряду я нянчился с вами, точно с грудными детьми, поскольку вы все здесь очень важные персоны! Но сейчас все изменилось! Быть может, вы и невиновны в убийстве Буна, но теперь я знаю, что у одного из вас руки в крови. И осмелюсь предположить, что тот, кто убил эту женщину, убил и Буна. Я…
– Простите, инспектор, – оборвал его Фрэнк Томас Эрскин, который явно не собирался оправдываться, хотя и не был взбешен. – Вы сделали заявление, о котором можете пожалеть. Как насчет человека, пробежавшего мимо мистера Уинтерхоффа?
– Ну да, я о нем слышал! – Кремер явно не собирался отступать. – Но пока я придерживаюсь версии, сделанной в моем заявлении. Хочу добавить, что комиссар полиции одобрил мое решение задержать всех здесь присутствующих, поскольку мы имеем дело с убийством, и чем больше вы будете пререкаться, тем дольше задержитесь. Ваши семьи поставлены в известность, где вы находитесь и почему. Кто-то из вас наверняка думает, будто может засадить меня на двадцать лет, потому что я не разрешил ему обзвонить всех его друзей и адвокатов. Ладно. Он все равно не будет звонить. – Кремер недовольно скривился, по крайней мере мне так показалось, и прорычал: – Вы понимаете сложившуюся ситуацию?! – Все промолчали, и он продолжил: – Я пришел сказать вам следующее. Кусок трубы, которым была убита мисс Гантер, обследовали на предмет наличия отпечатков пальцев. Но мы ничего не нашли. Поверхность слишком шероховатая, к тому же труба старая, ржавая, краска облупилась. Мы полагаем, для того чтобы проломить такой трубой голову, убийце нужно было держать ее достаточно крепко, а значит, почти наверняка у него в ладонь въелись частицы ржавчины или краски. Я говорю не о том, что можно различить невооруженным глазом, а о микроскопических частицах, которые не сотрешь с кожи и не стряхнешь с одежды. Поэтому необходимо провести исследование с помощью микроскопа. Мне не хотелось везти всех вас в лабораторию, поэтому я распорядился доставить микроскоп сюда. И я прошу разрешить обследовать ваши руки, перчатки и носовые платки…
– Но, инспектор, я уже вымыла руки! – заявила миссис Бун. – Я помогала на кухне готовить сэндвичи и, конечно же, вымыла руки.
– Очень жаль, – проворчал Кремер, – но тем не менее мы попытаемся. Даже после мытья могут остаться мелкие частицы. О вашем решении относительно моей просьбы сообщите сержанту Стеббинсу. Я занят. – Он вышел и вернулся в столовую.
Именно в этот момент я почувствовал, что мне нужно немного успокоиться. Я заглянул в кабинет и сообщил Вулфу, что я, если понадоблюсь ему, буду в своей комнате. Я провел у себя более получаса. Микроскоп доставили в час ночи. Полицейские автомобили приезжали и уезжали, и я совершенно случайно увидел в окно, как из одного автомобиля вышел мужчина с большой коробкой в руках. Я допил молоко и спустился вниз.
Глава 21
С тем же успехом я мог бы никуда не уходить, потому что обследование рук проходило в моей спальне. Человеку из лаборатории требовалось тихое место, а в доме по-прежнему царила кутерьма, причем везде, кроме комнаты Вулфа, куда он запретил входить. Поэтому клиентам пришлось одному за другим подниматься на третий этаж. Аппарат со специальной подсветкой был установлен на моем столе. В комнате нас было пятеро: двое экспертов, детектив, приводивший клиентов, очередной клиент и я, сидевший на краешке кровати.
Сам я торчал тут отчасти потому, что не мог оставить без присмотра комнату, но главным образом потому, что никак не мог понять, как я, встречая всех этих людей у двери, сразу не распознал убийцу Фиби. Именно по этой причине я не поставил бы больше пяти центов на умчавшегося стрелой человека, о котором говорил Уинтерхофф. Мне хотелось снова взглянуть на каждого из них. Меня не покидало ощущение – о чем, разумеется, я не говорил Вулфу, – что сразу угадаю убийцу, стоит мне взглянуть ему в лицо. Это явно было новым словом в технике раскрытия преступлений, но именно так я думал. И вот сейчас, сидя на краю постели, я пристально вглядывался в лица, в то время как эксперты с неменьшим вниманием рассматривали руки.
Первая – Нина Бун. Бледная, усталая, нервная.
Второй – Дон О’Нил. Недовольный, нетерпеливый, снедаемый любопытством. Глаза налиты кровью.
Третья – Хэтти Хардинг. Раскисшая и очень беспокойная. Взгляд уже далеко не такой властный, как четыре дня назад, когда я пришел к ней в офис.
Четвертый – Уинтерхофф. Импозантный, крайне обеспокоенный и потный.
Пятый – Эрскин-старший. Напряженный
