Умолкнувший оратор - Рекс Тодхантер Стаут

во время падения, губы разбиты – по-видимому, от удара о перила. Эксперты смогли установить это еще до того, как увезли тело.

Просидев у окна целых двадцать минут, я вдруг заметил, что так и не выпил молоко, но и не пролил ни капли из стакана.

Глава 20

Когда я наконец собрался спуститься вниз, чтобы вернуться в наш дурдом, привезли микроскоп. Кое-кто считал, что он нам поможет; впрочем, я тоже на это надеялся.

Меня отодвинули в сторону, поскольку Вулф работал с Кремером как одна команда, что само по себе было удивительным. Правда, в силу сложившихся обстоятельств я стал ключевой фигурой. Согласно рабочей версии, Фиби подошла к дому и стала подниматься по ступенькам, а убийца, который пришел вместе с ней или настиг ее возле крыльца (возможно, на крыльце), нанес удар и сбросил ее вниз. Потом он спустился с крыльца в проход, нанес для верности еще три удара, оттащил тело к калитке, где его можно было заметить с крыльца, разве что вывернув шею, а с тротуара из-за плохого освещения вообще не было видно. Затем убийца мог, конечно, отправиться к себе домой и лечь в постель, однако не исключено, что он вернулся на крыльцо, позвонил в парадную дверь и я впустил его в дом и даже помог снять пальто.

Выходит, в момент убийства я находился всего в десяти футах, а может и меньше, от них, и если бы я в этот самый момент ненароком отодвинул занавеску на окошке в двери, то увидел бы все своими глазами. Подумать только, возможно, я даже приветствовал убийцу через несколько секунд после того, как он закончил свое грязное дело. По моему собственному признанию, я тогда очень внимательно вглядывался в лицо каждого приглашенного к нам человека, чтобы понять, как он справляется с нервным напряжением. Именно поэтому я и вернулся в свою комнату: чтобы восстановить в памяти лица всех пришедших. Мне не верилось, что я не смогу вспомнить одно, а может, два-три лица, обладатель одного из которых всего лишь минуту назад размозжил Фиби череп железной трубой. Но я не смог. Все они явно чувствовали себя не в своей тарелке, демонстрируя это тем или другим образом, ну и что с того? Выслушав меня, Вулф грустно вздохнул, а Кремер зарычал, как разъяренный лев. Но я сделал что мог.

Меня, естественно, попросили составить список, указать очередность прихода гостей и хотя бы приблизительный интервал между их появлением, и я был рад соответствовать. Сами понимаете, я не встречал вновь пришедших с хронометром в руках, но все же готов подтвердить, что мои данные были довольно точны. Все приходили поодиночке. Идея состояла в том, что, если два человека явились сразу один за другим, скажем с интервалом в две минуты и меньше, того, кто пришел первым, можно вычеркнуть из списка подозреваемых. Но не того, кто пришел вторым, поскольку убийца, покончив с Фиби и услышав шаги или шум мотора подъехавшего такси, мог вжаться в калитку в темном углу, дождаться, пока вновь прибывший не поднимется на крыльцо и не войдет в дверь, после чего быстро проследовать за ним и позвонить в звонок. В любом случае в столь точных расчетах не было необходимости, поскольку, если мне не изменяет память, все гости появлялись с интервалом не меньше трех минут.

В общем, место каждого гостя в списке ни о чем не говорило. По теории вероятностей не было никакой разницы между Хэтти Хардинг, пришедшей первой, и Ниной Бун, явившейся последней.

Все наши посетители были допрошены, каждый в отдельности, но не исключалась возможность повторных допросов, которые могли продлиться всю ночь, если микроскоп не оправдает наших ожиданий. Так как всех присутствующих уже неоднократно допрашивали в связи с убийством Буна, следователям на этот раз приходилось туго. О чем спрашивать? Такого понятия, как алиби, в данном случае просто не существовало. Все они пришли между 21:50 и 22:40, причем Фиби Гантер приехала и была убита в тот же промежуток времени. Можно было смело спросить каждого из них: «Вы сразу позвонили в дверь, когда поднялись на крыльцо, или сперва убили Фиби Гантер?» Если человек отвечал, что Фиби он не видел, сразу позвонил и был встречен мистером Гудвином, то о чем еще спрашивать? Ну, можно было поинтересоваться, приехал он на машине, на такси или шел пешком от остановки автобуса либо от станции подземки, ну и что дальше?

Чистая работа, думал я, сидя у окна в своей комнате. На моей памяти такой чистой работы мне не встречалось. Очень чистая, будь он проклят, грязный ублюдок!

Как я уже говорил, рабочая версия была такова: совершив убийство, преступник вошел в дом, но нельзя обойти вниманием и другие гипотезы. Об одной из них упомянул представитель НАП Уинтерхофф, внесший свою лепту в расследование. А вот марафон вопросов и ответов для Уинтерхоффа, похоже, закончился. Его рассказ можно было разделить на три основные части:

1. Он (импозантный джентльмен с рекламы виски) носил туфли, подошвы которых были сделаны из материала, почти такого же бесшумного, как резина, а потому всегда ходил очень тихо.

2. Он неодобрительно относился к загрязнению улиц, в частности не терпел, когда на тротуар швыряли окурки, и сам никогда этого не делал.

3. Он жил на Ист-Энд-авеню. В тот вечер жена и дочери попросили одолжить им его автомобиль с водителем. Он, Уинтерхофф, никогда не пользовался такси без крайней необходимости из-за революционных взглядов водителей в свете существующей нехватки такси. Поэтому, когда ему позвонили и попросили приехать к Ниро Вулфу, он сел в автобус на Второй авеню, вышел на Тридцать пятой улице и дальше пошел пешком.

Отлично. Подойдя в своих туфлях с бесшумными подошвами к дому Вулфа с восточной стороны, он остановился примерно в восьмидесяти футах от места назначения, поскольку искал, где бы загасить окурок, и заметил урну, стоявшую в приямке за ограждением. Он спустился по ступенькам к урне и загасил окурок, после чего поднялся обратно и тут увидел какого-то мужчину, выскочившего из прохода за крыльцом и умчавшегося стрелой в другом направлении, а именно в сторону реки. Уинтерхофф направился к дому Вулфа, мысленно отметив, что человек выскочил, скорее всего, из этого прохода, но решил не перегибаться через перила крыльца, чтобы заглянуть вниз. Единственное, что Уинтерхофф мог сказать о том умчавшемся стрелой человеке, – это то, что он был в темной одежде и среднего роста, не великан, но и не карлик.