Его самое темное желание - Тиффани Робертс

Он стоял наверху лестницы на первом этаже мезонина, раскинув руки, хотя минуту назад его там не было. Тень нависла над его плечом.

— Это… — Кинсли положила пальцы на стол. Стол был из цельного дерева. — Как?

— Магия, — он сжал один кулак, — и память, — он сжал другой кулак. — Остальное сделало воображение.

Кинсли обошла стол, проводя кончиками пальцев по лежащим на нем предметам.

— Но все это кажется таким реальным.

Векс опустил руки по швам и спустился по ступенькам с Тенью рядом.

— Руки касаются. Пальцы чувствуют. Но именно разум воспринимает все ощущения, — он остановился перед Кинсли, опустил взгляд на стол и провел рукой по его краю. — Этот стол был настоящим. Я провел много ночей, сидя над ним при свете луны и звезд, изучая, разыскивая… Но он уже давно рассыпался в прах.

С этими словами стол рассыпался под их пальцами. Кинсли отдернула руку, когда то, что осталось от стола — прах, о котором он упоминал, — унесло легким ветерком и превратило в ничто.

— Что случилось с этим местом? — спросила она.

Он пристально посмотрел на нее. Когда он заговорил, его голос был тихим, пронизанным горечью и гневом, которые усиливались с каждым словом.

— Мою башню разрушили. Камень за камнем разрушалось все вокруг меня. Все, что я построил, все, что я пытался защитить… разрушено.

Библиотека взорвалась вокруг Кинсли. Книги полетели с полок, каменные колонны рухнули, стекло разлетелось вдребезги, а из рушащихся стен дождем посыпались кирпичи — и все это в оглушительной тишине. Она подпрыгнула, задыхаясь, зажмурив глаза и прикрывая затылок, когда столкнулась с Вексом.

Он обнял ее и притянул к себе, укрывая своим твердым, теплым телом, и она уткнулась лицом ему в грудь.

Ничто из предметов ее не зацепило.

Векс прижался щекой к ее волосам.

— Эта иллюзия, это воспоминание не причинит тебе вреда, Кинсли. Всего лишь призрак моего прошлого, — заговорил он хриплым шепотом.

Кинсли нерешительно положила руки ему на грудь и открыла глаза. Они снова оказались в библиотеке коттеджа, с ее мягким освещением и пышными виноградными лозами, выглядевшей точно так же, как несколько минут назад.

— Те тома, которые я смог спасти, составили ядро этой коллекции, — продолжил Векс, — а камни легли в фундамент этого коттеджа. Это не славное возрождение из пепла руин, но… это мое.

Он замолчал. Кинсли почувствовала, что за его словами скрывается гораздо больше, целая история, наполненная болью и потерей. Ее взгляд скользнул по комнате, которая была намного проще, но не менее волшебной, чем та, что он ей показал. Эта комната была, безусловно, более гостеприимной из двух.

И какой бы огромной и чудесной ни была его старая библиотека, она сомневалась, что сможет думать о ней, не вспоминая ужас от того, как она разваливается вокруг нее.

В его голосе звучала ярость, когда он говорил о разрушении башни. Ярость, которая кипела в нем долгое, очень долгое время. Возможно, это было какое-то стихийное бедствие, но эмоции, которые он выплеснул, хотя и приглушенные, наводили на мысль, что произошло нечто гораздо более преднамеренное.

Кинсли отстранилась от него.

— Кто разрушил твой дом?

Векс отпустил ее, но не раньше, чем Кинсли почувствовала невольное напряжение в его руках. Выражение его лица было мрачным, темные брови низко нависли над горящими красными глазами, уголки рта опущены, челюсти сжаты.

Тень проплыла позади него, пламя ее потускнело, когда она повернула свою маленькую головку, чтобы перевести взгляд с Векса на Кинсли и обратно.

— Это в прошлом, — натянуто ответил Векс. — Тебе не нужно беспокоиться о ней.

Кинсли нахмурила брови.

— О ней?

Его губы приоткрылись, давая ей возможность увидеть клыки, прежде чем он отвернулся от нее.

— Мой старый дом был разрушен. У меня нет желания говорить об этом дальше.

Она пробежала взглядом по спине Векса, когда он отошел. От него исходило напряжение, и воздух вокруг него потускнел и исказился. Она знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, что сейчас не время настаивать на дополнительных ответах.

— Нам позволено хранить секреты, — мягко сказала она.

Особенно когда речь идет о жизни и смерти…

— Действительно, — сказал он, бросив на нее взгляд через плечо. — А секреты имеют ценность, человек. Их никогда не следует отдавать.

— Ты бы сказал то же самое об именах?

Векс повернулся к ней, прищурив глаза.

— Да, — он преодолел разделяющее их расстояние, его взгляд пригвоздил ее к месту. — Не то чтобы ты легко выдала свое настоящее имя.

Кинсли склонила голову набок.

— В смысле, я же его сказала!

— И ты думаешь, что ничего не получила взамен?

— Может быть, я неправильно поняла нашу сделку, но я не помню, чтобы мое настоящее имя было частью цены. Ты все равно потребовал его от меня.

— Оно было необходимо, чтобы скрепить наш договор, Кинсли.

— В человеческом мире для действительности контракта потребовались бы имена обеих сторон.

Тень порхала рядом с Вексом, предупреждающе сверкнув на него глазами и что-то быстро говоря.

— Это не мир смертных, — прорычал Векс, отмахиваясь от огонька, — и твоя клятва остается обязательной.

Кинсли сердито посмотрела на него и уперла руки в бока.

— Верно. Я должна родить тебе ребенка. Большое спасибо за напоминание.

Она развернулась к двери, желая убраться от него подальше. Ее гнев усугублялся слезами, жгущими глаза. На мгновение она даже посочувствовала ему. Она видела его страдания. Когда он проявлял эти маленькие признаки сострадания и доброты, когда он предлагал эти крошечные проблески человечности, было легко забыть, почему она вообще была здесь.

Но в конце концов он всегда напоминал ей об этом, не так ли?

— Остановись, — приказал Векс.

Она проигнорировала его.

Его рука сомкнулась на ее запястье, заставив резко остановиться.

Кинсли снова посмотрела на него и дернула за руку.

— Отпусти меня.

— Я остановил тебя, чтобы… принести свои извинения, Кинсли.

— Ну, у тебя это ужасно получается. Отпусти.

Вместо того чтобы отпустить ее, он притянул ее ближе с такой плавностью и непринужденностью, что казалось, будто она и не пыталась сопротивляться. Она положила свободную руку ему на грудь, напрягая ее, чтобы сохранить хотя бы такое расстояние между ними, и посмотрела на нее, отказываясь встречаться с ним взглядом.

— Посмотри на меня, — позвал он ее.

Когда она не подчинилась, он взял ее за подбородок и заставил поднять лицо к своему. Наконец, она посмотрела на него. Гнев, который так сильно исказил его черты, исчез. Только печаль и сожаление, более глубокие и древние, чем она могла себе представить, остались в его глазах. Часть ее гнева