Его самое темное желание - Тиффани Робертс

Иллюзия, несущая настоящий кинжал, рассекла клинком заднюю часть ноги баргеста. Зверь зарычал от удивления и боли, изогнувшись, чтобы вцепиться когтями в двойника, но магия Векса уже передала клинок в другую иллюзорную руку. Оружие прыгало от двойника к двойнику, всегда быстрее, чем зверь мог уследить. Он нанес рану вдоль ребер зверя, и еще одну поперек живота, затем еще одну на руках, спине, ногах, нанося удары в быстрой последовательности, каждый раз под другим углом.

Каждая рана шипела и дымилась, и капли темной крови забрызгали лесную подстилку.

Векс поднял руку, придавая магии новую форму — еще одну колдовскую руку, которая росла и росла по мере того, как он вливал в нее ману. Магическая энергия потрескивала в его конечностях, наполняя жаром, который вскоре стал невыносимым.

Зверь взревел и замахал лапами, защищаясь, но вокруг не было ничего твердого, что он мог бы ударить, не было врага, которого он мог бы ранить. В конце концов, он споткнулся и рухнул на землю. Цепляясь за грязь, он пополз к Вексу, в то время как танцующий кинжал кромсал его плоть.

Массивная магическая рука поймала баргеста сокрушительной хваткой, перевернула зверя на спину и удержала его на месте. Двойник Векса, сжимающий настоящий кинжал, занес оружие над обнаженной грудью существа. Черная кровь горела на лезвии, пузырясь и шипя.

— В этом месте я смерть, — заявил Векс, — и ты не заберешь ее у меня.

Баргест забился и заревел от боли и ненависти. Кинжал устремился вниз, глубоко вонзаясь в грудь существа.

Этот рев закончился сдавленным бульканьем. Последний выдох баргеста выпустил в воздух слабое облачко тумана. Зверь осел, его конечности безвольно повисли, и тьма заволокла его глаза, пока они не стали чернее кожи.

— Ты ранен, маг? — спросила Эхо, мчась к Вексу по пылающему следу призрачного огня.

— Тебе не следовало подвергать себя такой опасности! — заявила Вспышка, появившись сразу за подругой.

— Необходимость диктовала иное, — ответил Векс.

Иллюзии рассеялись, оставив после себя магическую руку, сжимающую рукоять кинжала, которая выдернула оружие. Большая рука исчезла, превратившись в ничто.

Из многочисленных ран баргеста поднимались струйки дыма, от которых исходило оранжевое, похожее на тлеющие угли свечение. Нигде это свечение не было более интенсивным, чем от раны на груди. Труп горел изнутри.

Такова была судьба любого неблагого существа, сердце которого пронзало чистое золото.

Если бы только смерть была такой быстрой для всех тех, кто погиб из-за неудач Векса.

Он глубоко вздохнул через нос. Если проклятие королевы служило ему кандалами, то прошлое было цепями, приковавшими его к этому месту в страданиях, печали и сожалениях. Он больше не мог позволить этим цепям давить на него.

Здесь был тот, кого нужно было защищать, самый важный человек, который когда-либо входил в его жизнь. Его пара. И сегодня он устранил угрозу для нее. Он преуспел, несмотря на свои прошлые неудачи, несмотря на свое проклятие. Если он продолжит преуспевать в ее защите…

С Кинсли он сбросил бы эти цепи, сбросил бы оковы. Он был бы освобожден из этой тюрьмы.

Когда он вернул себе оружие, кровь баргеста уже успела впитаться в золотое лезвие. Нога и ребра Векса запульсировали от боли, когда он вложил кинжал в ножны, чувствуя жар, исходящий от металла, даже после того, как тот был закреплен.

Оторвав широкую полосу от своего пояса, он обернул ее вокруг раненого бедра и крепко завязал. Боль только усилилась. Усилием воли Векс убрал крылья, прижал руку к своему больному боку и захромал вдоль ущелья, не оглядываясь на труп, который уже рассыпался в прах.

Огоньки задержались у него за спиной; он чувствовал их взгляды на себе.

— Пойдемте, — сказал он. — Наша охота еще не закончена. Нужно уничтожить яйца.



Векс остановился у двери спальни. Тишина, царившая в коттедже, позволяла проникать ночным песням — стрекотанию насекомых, печальным крикам ночных птиц и продолжительному шелесту ветра в ветвях. Огромное дерево позади него, которое долгие годы защищало его дом от яркого солнечного света, тихо скрипело и постанывало.

Это резко контрастировало с абсолютной тишиной, которая царила в лесу, когда он уходил несколько часов назад, когда солнце все еще стояло высоко. Теперь луна и звезды правили небом, но Векс был не в том состоянии, чтобы наслаждаться их успокаивающим сиянием.

Битва с баргестом была бы бессмысленной, если бы после этого он не обыскал все вокруг в поисках ее яиц, что привело к тому, что его боль и усталость превратились в агонию и изнеможение.

Теперь я дома.

И его дом, в кои-то веки, не был пуст. Все то время, что он провел взаперти в своей башне, вдали от тех самых людей, которым он стремился помочь, чтобы иметь возможность думать и учиться без помех, было приятно, что кто-то здесь его ждет.

Он обязательно будет развивать прогресс, достигнутый с Кинсли ранее.

Он осторожно открыл дверь и вошел в спальню. В комнате было темно, если не считать мягкого свечения кристаллов. Кинсли лежала на его кровати, плотно завернувшись в одеяло, ее дыхание было ровным и медленным, глаза закрыты. Тень нависала над ней перед круглым окном с резным деревом.

Когда Векс, прихрамывая, подошел к ней, его избитое тело пульсировало от множества болей, и рана простреливала ногу вверх и вниз, наполняясь нарастающим теплом, которое было совсем не приятным.

Тень поплыла к нему и призрачный огонь тревожно зашептала:

— Маг, ты…

Векс поднес палец к губам, заставляя огонек замолчать. Он остановился возле кровати и пристально посмотрел на Кинсли.

Ее красота только усиливалась в покое, и в голубом свете Тени Векс почти мог разглядеть намек на ее кровь фейри. В ее чертах была утонченность, которая намекала на нечеловеческое происхождение, но в сочетании с остальным…

Она не похожа ни на кого, кого я когда-либо видел.

Что-то шевельнулось у него в животе, разливая по венам новый жар. Впервые с тех пор, как он отправился на охоту, он позволил себе поразмыслить о том коротком времени, которое они провели с Кинсли в библиотеке.

Огонек любопытства в ее глазах, искрящееся изумление пробудили в его душе необъяснимую радость, а то, как она подскочила к нему, ища защиты в своем страхе, заставило его грудь наполниться удовлетворением и собственническим чувством. Ее кожа была такой теплой и мягкой под его рукой, а ее соблазнительный аромат окутывал его, дразня. Она так идеально подходила ему.

И все это меркло по сравнению со светом, который был в ее