Искатель, 2002 №2 - Евгений Михайлович Константинов

руки от страха. Стащить одежду с трупа удалось только после того, как ее разрезали ножницами. Голый дядюшка предстал перед ними во всем своем золотом блеске. Чем-то он напоминал статую спящего Будды.

— Ну-с, — сказал Брюже, надевая резиновые перчатки и поднимая руки на манер хирурга перед операцией, — начнем пожалуй. Пилу!

Услышав приказ, Вильям бросился к инструментам, схватил ножовку по металлу и протянул ее товарищу. Челюсть Вильяма мелко дрожала. Брюже снял перчатку, пальцем попробовал зубья, снова натянул перчатку и склонился над дядюшкой. Примерился, приложил узкое полотно ножовки к правой руке покойника в районе локтевого сгиба и начал пилить. Едва только пила чиркнула зубьями раз-другой по металлу с характерным взвизгиванием, как стены дома огласились нечеловеческим воплем. Поль Брюже выронил ножовку и упал навзничь. Вильям рухнул возле стола, зажав руками уши и выпучив от ужаса глаза.

Внизу хлопнула дверь. Послышался возглас камердинера и его шаркающие шаги. Сейчас он войдет сюда и увидит!.. Брюже действовал хладнокровно. Быстро убрал разрезанную одежду покойного и бросил ее под кровать. Тело накрыли простыней. Мешок с гипсовыми частями и инструменты Вильям схватил в последний момент и отволок в кабинет. Друзья поспешили в полутемную малую гостиную. Камердинера встретили во всеоружии фальшивой скорби.

Он вбежал, приседая на подагрических ногах, запыхавшийся, с горящими дикими глазами и всклокоченными волосами. Впрочем, и вид молодых людей тоже не отличался опрятностью. Двумя руками Биггс поднял над головой тяжелый бронзовый подсвечник. Пламя свечей разогнало по углам пугливые тени.

— Боже! — вскричал камердинер. — Что случилось? Кто кричал?

— Успокойтесь, — сказал Брюже, беря за локоть слугу. — Это был вопль отчаяния безутешного племянника… Горячо им любимый дядюшка скончался так внезапно…

Художник оставил камердинера и подошел к Вильяму.

— Бедный, несчастный сирота… Я очень сочувствую тебе. Но крепись, друг. Жизнь продолжается, несмотря на потери…

Он мастерски всхлипнул и похлопал по плечу бедного сироту, который, обхватив голову руками, скорчился в кресле у камина в позе утробного младенца. Дворецкий заглянул в спальню своего бывшего хозяина, где горел яркий свет газовых ламп, перекрестился, постоял скорбно, сделал движение руками, должно быть означавшее сочувствие молодому человеку, и, шаркая, удалился восвояси. Когда дверь за дворецким закрылась и шаги, кашель и прочие сопровождавшие его удаление звуки затихли, Поль подошел к Вильяму и сказал:

— Ну и дурак же ты, братец! Какого черта ты заорал?

— Клянусь святым распятьем! — взмахнул рукой и осенил себя крестным знамением Вильям. — Рта не раскрывал, что я враг себе?..

— Не хочешь ли ты сказать, что кричал дя… дядюшка? — Последнее слово было сказано Полем истерическим шепотом. Художник нервно рассмеялся.

— Занятно, — говорил он, снуя из угла в угол гостиной, хотя ничего занятного, кроме ужаса, в создавшейся ситуации Вильям не видел. — Мистика… Только я в мистику не верю. Впрочем… — засомневался он, — кто его знает… Все равно отступать некуда. Будем продолжать, раз начали…

— Может, ему рот завязать? — предложил Вильям, начиная проявлять деловитость, после того как оправился от шока.

— А что… это мысль, — согласился Поль. — Только завязывать не будем. Тащи подушки!

Вильям навалил подушек на голову дядюшке и прижал их руками.

— Держи крепче, — приказал Поль и взялся за пилу. Снова зубья со скрежетом вонзились в руку статуи, и вновь вопль боли раздался в помещении. Однако на этот раз крики звучали придушенно — подушки изрядно глушили звук.

— Давай быстрей! — зашипел Вильям, прибавляя еще пару подушек.

Дядюшка выл от боли, но они не останавливались. Один держал, другой пилил. Всю ночь они распиливали дядюшку на куски. Это была кошмарная ночь. Молодой Каммингс постарел лет на десять.

Через месяц лондонские газеты за 1899 год запестрели заголовками с эсхатологической окраской, которые повергли в шок обывателей: «Конец века — конец света?!», «Неизвестная болезнь угрожает жителям Англии!», «Жертвы «золотой лихорадки»», «Золотая чума!» Среди этих истерических воплей трезвостью отличались лишь корреспонденции «Таймс». В частности, она попыталась непредвзято разобраться в загадочной смерти двух молодых людей, недавно появившихся в высшем свете и заблиставших в лучах светских салонов звездами первой величины. Но краток был их звездный час. Внезапно разбогатев, они так же внезапно скончались от загадочной болезни, которая превратила их тела в золотые статуи. Но если происхождение богатства у одного из них — Вильяма Каммингса — еще можно объяснить получением тайного наследства от его дядюшки, сэра Тревора Дарлингтона, то богатство безродного французского художника Поля Брюже, пьяницы и кутилы, объяснению не поддается. Кое-кто предполагает, что Вильям Каммингс вместе с домом унаследовал от дяди, известного ориентолога, секрет философского камня.

Между тем скандальное дело Каммингса-Брюже уже приобрело гротесково-фантасмагорические черты. Верховный суд решает: признать ли их тела, которые сейчас находятся в Лондонском национальном банке, прахом, требующим захоронения, или объявить Каммингса и Брюже национальными самородками и пополнить ими золотой запас Великобритании. Претензии на тела также предъявила католическая апостольская церковь, утверждая, что мертвые принадлежат Богу, а стало быть, церкви как Его полномочному представителю на Земле. Тем более что усопшие были ревностными католиками. По этому поводу уже разгорелись нешуточные дебаты в Парламенте, ведь, судя по всему, будут и другие тела.

В связи с событиями, наверное, заслуживает внимание рассказ ночного уборщика музея восковых фигур некоего мистера Джозефа Боуэра. Он уверял полицию, что недавно, во время его смены, с подиума экспозиции сошел один из экспонатов музея, а именно — восковая фигура сэра Тревора Дарлингтона. Подойдя к ночному работнику, фигура якобы сказала утробным голосом: «Знаю дела твои, и труд твой, и терпение твое, за что ты давно заслуживаешь прибавки к жалованию; знаю также, что ты не можешь сносить разврата, поэтому обращаюсь к тебе: сообщи в полицию, что меня распилил на кусочки и продал Вильям Каммингс, двоюродный мой племянник».

Затем фигура вернулась на свое место в экспозиции. Папаша Боуэр уверил, что в тот вечер принял совсем немного, «вот они и заявились». На вопрос «Кто они?» мистер Боуэр ответил: «Черти» и пояснил, что они вселяются в фигуры и устраивают по ночам такие шабаши, музей ходуном ходит!.. Единственное, что их отпугивает, как ни странно, запах спиртного, они его на дух не переносят. «При нашей работе, — пояснил уборщик, — никак нельзя без того, чтобы как следует не заправиться перед сменой — не то обязательно явятся черти». По словам мистера Боуэра, свое заявление он сделал единственно потому, что не хочет неприятностей, «потому как они шибко обидчивы, ежели не уважить их просьбу».

Поначалу заявление этого Иоанна со шваброй оставили без внимания, сочтя его религиозно-алкогольным бредом. Теперь же, в свете новых фактов, у Скотланд-Ярда