Искатель, 2002 №2 - Евгений Михайлович Константинов

Так решили факты. Если имел место маскарад с переодеванием, из него мог извлечь выгоду только Тэлботт, поскольку никому другому не требовалось алиби и не было нужды доказывать, что они не присутствовали на месте преступления в указанное время. Важной частью плана был приветственный взмах бичом, и только Тэлботт, часто сопровождавший Кейса, мог знать, что ему придется приветствовать полицейского.

— Ладно, согласен, — ответил я. — Итак, вы позвонили Полу и попросили узнать, куда в последнее время ездил Тэлботт. Боже мой! Этот Пол и в самом деле нам помог! Кстати, Юго-Западное сыскное бюро прислало счет авиапочтой. Полагаю, они хотят как можно быстрее получить чек. Взяли они с нас по-божески, зато портной требует триста долларов за пошив голубого камзольчика и желтых бриджей.

— Пусть его труды оплачивают наши клиенты, — добродушно проговорил Вулф. — Это им вполне по карману. Портного разыскали в пять вечера по тихоокеанскому времени и с трудом уговорили провести за швейной машинкой всю ночь, создавая точную копию костюма.

— Ну что ж, — снова согласился я. — Эта копия должна была совпадать полностью, вплоть до ярлычка. Только так можно было нагнать страху на этого субъекта. Нервы у него — что надо. В шесть утра ему звонят, он снимает трубку и просит перезвонить в половине восьмого. Потом незаметно выбирается на улицу, исполняет свою роль и успевает вернуться к себе до звонка дежурной. Начиная с половины седьмого, когда он застрелил Кейса, ему приходилось строго придерживаться графика. Мне бы такие нервы.

Я встал и подал Вулфу счета и перечень издержек.

— Знаете, — заметил я, снова садясь в кресло, — должно быть, нынче утром он пережил нечто сродни потрясению, когда его «выбрали» на роль Кейса. Это наверняка сбило его с толку. Дальше — больше: его заставили переодеться. Всучили коробку с надписью «Кливер, Голливуд». Открыв ее, он увидел костюм, точь-в-точь такой же, какой заказывал сам. А ведь он избавился и от костюма, и от револьвера. И вдруг — тот же ярлык на камзоле: «Кливер, Голливуд». Удивляюсь, как ему удалось натянуть костюм, застегнуть пуговицы, подойти к лошади и сесть в седло. Какие нервы! Полагаю, он намеревался как ни в чем не бывало закончить прогулку, но увидел четверку конных полицейских за поворотом, и даже его нервы не выдержали. Вполне могу его понять. Признаюсь честно: когда я звонил вам и читал добытый Полом перечень городов, у меня и в мыслях не было… Тьфу ты, черт!

Вулф поднял глаза.

— Что такое?

— Дайте-ка мне смету расходов. Я забыл внести туда девяносто пять центов, которые Пол должен мне за бутерброды!

Перевел с английского А. Шаров

Владимир КОЛЫШКИН

ЗОЛОТОЙ ДЯДЮШКА

Мой дядя самых честных правил,

Когда не в шутку занемог…

А. С. Пушкин.

С утра ветер гнал ненастье с континента, как насос гонит воду. К полудню, отяжелев от влаги, тучи придавили Лондон. Туман пал на мрачные дома, и великий город стал задыхаться в собственных испарениях. Когда Биг-Бен пробил 3 часа дня, на улицах зажгли фонари.

Вильям Каммингс подтянул потуже завязки плаща и раскрыл зонт, чтобы укрыться от нудно моросящего дождя. Молодой человек шел по набережной Темзы, заглядывая в глаза встречным молодым женщинам, если, конечно, они отвечали его изысканному вкусу. Иных прохожих Вильям Каммингс игнорировал. Со стороны реки истерично прогудел сигнал. Небольшой баркас, борясь с течением, выбрасывая из длинной трубы черные маслянистые клубы дыма, таранил воду тупым, как у бульдога, носом. Вильям остановился, оперся на чугунный парапет. Темная вода с цветистыми пятнами нефтяной пленки и с каким-то мелким мусором тяжело колыхалась у гранитного берега. Баркас растаял в тумане, как Летучий голландец, и Вильям неторопливо пошел дальше. У него была масса времени. Честно сказать, он не знал, куда его девать. Время. Надо как-нибудь убить два часа, чтобы явиться к дядюшке под благовидным предлогом и попросить денег. Заявляться среди дня к родственнику и просить денег — это дурной тон. Другое дело, зайти на чашечку чая и занять денег как бы между прочим, попутно. Лучше всего это сделать в 5 часов, когда всякий уважающий себя англичанин пьет чай. Ти файв о’клок! Чай в пять часов. Святое дело! Что бы ни случилось — война, землетрясение или конец света, англичанин пьет свой чай. Таков обычай. И нет ничего предосудительного, если заботливый племянник именно в это время навестит своего двоюродного дядюшку, чтобы поинтересоваться здоровьем старичка. Естественно, Вильяма пригласят к столу. И тогда хозяин, настроенный угощать гостя, по инерции мышления раскошелится на несколько шиллингов, а если здорово повезет, то и фунтов. Впрочем, и чай будет кстати. Для Вильяма это будет завтрак. Он только что проснулся после тяжелой ночи, проведенной за ломберным столиком в «Парнас клаб». К утру он продулся в пух и прах. В кармане не осталось ни фартинга. Не на что было даже нанять извозчика. Домой пришлось идти пешком. Сейчас он вышел на прогулку с тем, чтобы в конце ее зайти с визитом к дяде — Тревору Дарлингтону. Этим богатым родственникам, выжившим из ума дядюшкам, надо постоянно напоминать о себе; иначе, когда Господь призовет к себе старичка, он, чего доброго, завещает свое состояние какому-нибудь сиротскому дому. И вы, молодой и красивый, которому жить да жить, останетесь без гроша.

Сэр Тревор Дарлингтон, в отличие от своего двоюродного брата, отца Вильяма, умершего довольно рано от грудной жабы, — напротив, был человеком физически крепким, с практическим умом и здоровым эгоизмом, позволившим ему накопить приличный капитал и не растратить его попусту. Поэтому дядюшка Тревор никогда не был женат, не имел детей и, надо полагать, по-своему любил племянника Уилла, как собственного, никогда не рождавшегося сына. Как человек свободный, дядюшка объездил чуть ли не полмира, потакая своей страсти к путешествиям и коллекционированию разного рода древностей. Вильям помнил, как он впечатлительным ребенком входил в дом дяди, словно в некий экзотический храм. С благоговением Уилл взирал на пистолеты и сабли, развешанные на стенах кабинета. Древние статуэтки загадочно улыбались или пугали ужасными гримасами. Старинные книги, пыльные рулоны манускриптов и другие непонятного назначения вещи загромождали комнаты до потолка. Мать Уилла говорила, что жилище дядюшки нуждается в хорошей метле. Но все это было позже, а сначала Тревор как потомственный дворянин и истинный английский гражданин, знающий, что такое долг, пошел служить в