Искатель, 2002 №2 - Евгений Михайлович Константинов

на поиски квартиры художника, в точности не зная ее номера. На улице было темно, точно в могиле. Покосившийся газовый фонарь шипел, как рассерженная змея, своим тусклым светом делая мрак еще непрогляднее. Промочив ноги в сточной канаве, Вильям через боковой вход поднялся на второй этаж и наугад забарабанил в какую-то дверь. Хозяин жилища вышел на стук. Им оказался Поль Брюже собственной персоной. Персона была на удивление трезвой, но в дурном расположении духа.

— Какой подлец смеет беспокоить честных граждан среди ночи! — гаркнул он и схватил Вильяма за грудки. — О! Да это Уилл! Вот так гость пожаловал… Сто лет тебя не видел, архивная ты крыса! Проходи в мои апартаменты, вина принес?

Гость ступил в комнату и одновременно мастерскую хозяина, где царил свойственный всем художникам живописный беспорядок. Кругом громоздились холсты с законченными работами и еще не тронутые кистью; там и сям торчали разнокалиберные треножники мольбертов, красовалось бесчисленное множество дешевых вазочек разных форм, ощетинившихся кистями; по всем углам валялись горы раздавленных тюбиков из-под красок и еще Бог знает что. Под потолком на полках стояли, покрытые пылью, гипсовые головы и торсы.

— Из театра меня турнули, в запое был, — виновато сказал Поль. — Перешел на вольные пастбища…

Скудость пастбищ сразу бросалась в глаза. Посадив гостя в продавленное, пыльное кресло, хозяин терпеливо выслушал невероятную историю. Темноглазый, небольшого роста, вспыльчивый, как все французы-южане, он, тем не менее, проявил потрясающую невозмутимость.

— Э! Да я смотрю, ты мне не веришь, — с обидой в голосе сказал Вильям. — Тогда едем же немедленно. У меня экипаж. Сам все увидишь.

— Остынь, денди, — сказал Поль, наливая себе и другу вина, оставшегося с какой-то попойки и случайно обнаруженного только что. — У меня нет оснований считать тебя лгуном. Однако действия твои плохо продуманы. Ты, словно начинающий шахматист, просчитываешь партию на один ход вперед. Ну загримируем мы твоего дядюшку, а что дальше? Хоронить-то его все равно придется. А это значит — прощай тело золотое! Или ты намерен после похорон, ночью, как разбойник, раскопать могилу… Но, я полагаю, до похорон дело не дойдет.

— Это почему же? — Вильям озадаченно воззрился на друга.

— Знаешь ли ты, каков удельный вес золота? — преподавательским тоном спросил Поль и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Дядюшку твоего просто не смогут сдвинуть с места и дюжина грузчиков с ковентгарденского рынка, даже если тело окажется полым изнутри. Сначала это всех удивит. Кое-кто отпустит шутку насчет тяжести некоторых грехов покойного… Но потом они займутся этим обстоятельством всерьез, и тогда все вскроется.

— Да, брат, — почесав затылок, согласился Вильям. — Я об этом как-то не подумал. Однако что же делать?

— А делать будем вот что… — Поль с тоской посмотрел на свою пустую рюмку и на полную рюмку друга.

— Пожалуйста, пей, — сказал Вильям, — я к ней не прикасался. Сегодня мне не до того…

Опрокинув в рот порцию друга, художник вскочил с места, взъерошил кудрявые волосы и деловито стал излагать план. По его мнению, тело дядюшки следует подменить муляжом. Подходящий по размеру и весу гипсовый торс у него найдется. Если торс будет легок, набить его свинцовой дробью. Главная трудность — руки и голова. Их гипсом не заменишь, заметят.

Поль схватил друга и потащил в какой-то чулан, который оказался просто еще одной комнатой. Тут стояли и валялись какие-то железные каркасы, напоминающие скелеты. Вильям вздрогнул, увидев голову дядюшки, отделенную от тела. Словно живая, она стояла на подоконнике, как болванка для парика.

— Это один из вариантов, — сказал Поль, беря в руки восковую голову и хлопая ладонью по ее лысой макушке. — Твой дядя забраковал. Сказал, что в чертах лица не отражены благородство и мужественность бывшего солдата Ее Величества. А разве я виноват, если его физиономия похожа на Брута, убивающего Цезаря.

Поль сноровисто выковырял стеклянные глаза и залепил дырки мягким воском телесного цвета. Получилась голова с закрытыми глазами.

— Детали доработаем на месте, — сказал художник и деловито оглядел захламленную комнату. Тут были даже статуи целиком, но для замысла Поля они не годились, ибо имели позы вычурные, с напряженными поворотами, а не покойные. Пришлось собирать муляж по частям; отдельно ноги, руки и торс. Все это грудой сложили в холщовый мешок. Отдельно, чтобы не сломать, завернули восковую голову и кисти рук, позаимствованные у какой-то негодной восковой фигуры. Прихватив восковые краски и кое-какой художественный и прочий инструмент, поспешили к золотому телу.

«Только бы не столкнуться с фараонами!» — молил Господа племянник, озираясь по сторонам. Крадучись, словно воры, вошли они с мешком на плечах и свертками под мышкой в дверь дядюшкиного дома. Кебмен укатил вне себя от счастья, а Поль, которому пришлось отдать последние деньги, отругал Вильяма за мотовство. «Ты знаешь, сколько бутылок «Клебана» я мог бы купить на эти деньги?» — гундел художник, когда они поднимались по лестнице в покои усопшего. Вильям шикнул на дружка, чтобы тот заткнулся. В доме по-прежнему стояла зловещая тишина. Дверь в спальню, где лежал труп дядюшки, отворилась со злобным скрипом, и Вильям облился холодным потом. У него дрожали колени. Поль Брюже, напротив, был сама деловитость и холодность.

— Ну и каково твое мнение? — спросил Вильям, нервно грызя ногти, в то время пока друг рассматривал дядюшку, как заправский врач.

— Откуда, ты говоришь, он приехал? Из Африки?.. Что ж, ничего удивительного. Я всегда говорил: Африка не для белого человека. Этот черный континент — рассадник болезней, многие из которых еще не известны науке. — Поль опять принял важный вид ученого. — Я полагаю, что именно в тех Богом проклятых краях, в какой-нибудь древней карфагенской гробнице, он подхватил некий микроскопический грибок, размножение которого в теле человека приводит к… э-э… металломорфозе, назовем этот процесс так.

— Ты хочешь сказать, он заразный?! — Вильям попятился от покойного, плюясь и вытирая руки об одежду.

— Мы не знаем, каким путем передается эта болезнь… при условии, что это болезнь, а не редкая аномалия дядюшкиного организма. Если он и был заразен, то теперь это просто кусок золота. А я не слыхал, чтобы золото было заразным, разве что в фигуральном смысле… Биггс с ним уже целую неделю, и ничего…

— Синдром царя Мидаса, только обращенный в другую сторону… — изрек Вильям, вспомнив, что он тоже человек образованный.

— Ладно, хватит болтать, помоги-ка мне его раздеть, — сказал Поль недовольным голосом, беря на себя роль старшего в задуманном деле.

Надо сказать, что раздевать (и, по-видимому, одевать тоже) статую оказалось делом далеко не легким, к тому же, когда у вас дрожат