Мадам Поммери. Первая леди шампанского брют - Ребекка Розенберг

про которую я забыла, и презентовал ее мне на бархатной подушке, словно бриллиантовое кольцо. Я чувствую себя невероятно живой, ведь рядом со мной тот, кто делит со мной эту магию. Тут такая красивая жизнь. Наша с Шоном любовь может перерасти в нечто, подходящее нам.

Но так ли это? Я провожу большим пальцем по ладони и трогаю мозоли, признаки той жизни, которую я веду после ухода из жизни Луи. Я уже скучаю по винодельне со всеми ее сложностями и хлопотами. Скучаю по Дамá и нашей команде. Скучаю по Анри и нашей с ним любви к искусству.

Встаю и одеваюсь.

– Убегаешь? – Шон опирается на локоть. Я застегиваю юбку.

– Обещала Анри вернуться к розливу вина по бутылкам.

– Может, после этого ты приедешь в замок Бенегал? – Его игривый тон удивляет меня. У меня возникает подозрение, что я нужна ему лишь, чтобы убедиться, что он добился своего.

– С удовольствием взгляну на твой замок. – Я целую свои пальцы и дотрагиваюсь ими до его губ.

Когда поезд трогается, даже веселое щебетанье Луизы не поднимает настроения. Почему я отвергла второй шанс на любовь? И ради чего? Ради мечты, слишком грандиозной для моего возраста и моих финансов. Как сказала бы маман, я откусываю больше, чем могу прожевать.

Часть II

1863–1869

Нам нужно вино как можно более сухое, но без жесткости.

Оно должно быть нежным и бархатным для нёба… Но самое главное, постарайся, чтобы оно было изысканным.

Жанна Александрин Поммери

14

Я – знаю – все

1865 год. Луи приезжает домой из школы, чтобы «помогать» на сборе винограда. Его аргументированные утверждения, на какие способен только юрист, нарушают наш ритм. Всякий раз, когда он изрекает свои дилетантские предложения, мое сердце трепещет, подобно кролику, и меня бросает в жар и холод.

Зато Анри проявляет ангельское терпение и уделяет Луи все нужное ему внимание, никогда не показывая разочарование. В благодарность я приглашаю его на обед. Один обед превращается в многие, мы обсуждаем искусство и музыку за бутылками отборного вина.

Погода в этом сентябре жаркая, под сорок градусов, на небе ни облачка, но Луи измеряет каждую партию винограда так, словно взвешивает алмазы, и долго смотрит на прыгающую стрелку весов.

– Лучше поторопитесь, – уговаривает его Анри. – А то виноград портится.

– Вот если бы вы купили новые весы, как я просил, дело бы шло быстрей, – огрызается Луи.

– Дайте мне этот виноград и взвешивайте другой. – Анри берет корзину и отдает ее Люсиль и Луизе на сортировку.

Возчики таращат глаза и смеются над Луи, но это лишь нервирует его еще сильнее.

Дамá поправляет повязку и ждет возле пресса партию винограда. От жуткой жары его белые волосы липнут к голове, словно у новорожденного лебедя. Благодаря сноровке он повышен в давильщики, и это его первый сезон. Мы с Анри научили его, какое нужно давление, чтобы получить насыщенный вкус вина и чтобы его не портили косточки, черенки и кожица. Мне очень хочется, чтобы у Луи хватило терпения, чтобы он учился у нас, а не настаивал на собственных методах.

Перед весами стоят уже три повозки, подъезжает четвертая. Возчик присоединяется к другим, и все с усмешкой наблюдают, как Луи уставился на прыгающую стрелку весов. Наконец она останавливается, и Луи пунктуально записывает вес.

– Теперь напишите ваше полное имя, виноградник и распишитесь, – говорит он.

Возчик ухмыляется.

– Я в школе не учился. Месье Вольф сказал, чтобы я подписывался крестиком.

Я слышала, что Вольф забрал себе несколько обанкротившихся виноградников, несмотря на сопротивление их владельцев.

– Мы не можем принять крестик в качестве подписи, – возражает Луи. – Вдруг вы потеряете деньги на обратном пути к винограднику? Что, если Вольф не согласится с весом? У нас не будет доказательства сделки.

Встав между ними, я протягиваю возчику бухгалтерскую книгу.

– Вашего крестика достаточно.

Его карандаш прорывает два листка бумаги и угольную копирку между ними, и он хватает деньги из рук Луи.

Сын отводит меня в сторону.

– Не вмешивайтесь, маман, иначе возникнет анархия.

– Единственная анархия будет, если ты соберешь очередь из повозок, – возражаю я.

– Нет-нет, пожалуйста, не торопитесь, – усмехается следующий возчик. – Чем дольше вы разговариваете, тем дольше прожариваете виноград. Нам все равно, вы нам платите.

– Ты ей говоришь, Жакоб, – гогочут остальные. – Женщины любят поговорить, верно?

Я сердито шепчу Луи:

– Взвешивай приблизительно и отправляй виноград в давильню. Пожалуй, это моя вина. Я всегда подчеркивала важность точной записи виноградников, даты, веса и сортов. Но никогда не упоминула о том, что нельзя позволять винограду портиться.

– Если я не буду аккуратным, мы слишком переплатим, – возражает Луи.

– Если виноград испортится, твоя точность будет уже не нужна. – Схватив другую бухгалтерскую книгу, я иду к следующей повозке и записываю все необходимые сведения, чтобы Луи мог просто взвешивать виноград и платить возчикам.

Подъезжают все новые повозки. Старые, важные возчики беспокоятся, что их обвинят в порче урожая на солнце. Анри уже рычит на Луи, требует, чтобы он работал быстрее, а вот Дамá с его безмолвным миром крутит колесо виноградного пресса с мастерской точностью. Три нажатия, не больше.

Сердитые возчики, хмурые работники и проклятая жара – атмосфера сгущается, как перед грозой. Но у нас нет времени на конфликты, мы должны давить виноград и наполнять бочки соком. Мне кажется, что в этом году урожай винограда вдвое больше, чем в прошлом.

Появляется месье Вольф с таким видом, словно винодельня принадлежит ему. Впрочем, так и будет, пока я не смогу выплатить залог.

– Мадам Поммери, вы не имеете права блокировать площадь Реймса вашими повозками.

– Мы работаем изо всех сил, месье, – отвечаю я певучим голосом, хотя готова выцарапать ему глаза. – Самый большой урожай, какой я видела за десять лет.

Вольф хмурится.

– Кислая бурда.

На платформе у виноградного пресса Дамá пошатывается от жары, а его веки опасно трепещут.

– Анри, вы можете помочь Дамá? Ему нужен отдых, – говорю я.

Анри катит покрытый винными пятнами бочонок к другим.

– У Дамá было бы все в порядке, если бы Луи работал быстрее. Он у нас бутылочное горлышко.

Я жестом подзываю Дамá к себе и говорю в его здоровый глаз:

– Посиди у ящика со льдом и остынь. Выпей воды. – Он кивает, а я иду на помост и берусь за колесо.

Я кручу колесо. Круглый пресс опускается вниз в бочонке. Сок спелого винограда брызжет на лицо и юбку, вызывая у