Дома костей - Ллойд-Джонс Эмили

Музыка ускорилась, а вместе с ней и сердцебиение Эллиса. В этом диком танце было что-то, вызывающее желание улыбнуться, и его вдруг захватил ритм. Мысли улетучились, и он наконец понял, почему люди любят танцевать: потому что, когда вкладываешь в танец душу, думать почти не приходится. Вот и сейчас все мысли отступили, осталось лишь движение. Оно опьяняло, как хмельной напиток, как украденный поцелуй, как все, что он боялся даже попробовать.

Затененные фигуры проходили на фоне костра, не переставая кружиться, и Эллис наконец искренне заулыбался. Девушка, с которой он танцевал, только усмехалась, даже когда он наступил ей на подол. Оба они споткнулись возле самой ямы, в которой был разведен огонь. Жар костра коснулся его рук и шеи.

– Недурно, – с беспечным смешком заметила девушка. – Как раз здесь неподалеку ты предупредил, что оттопчешь мне ноги.

Он смущенно обтер шею. Кожа была влажной, между лопатками струился пот. В ярком свете костра он наконец разглядел музыканта, играющего на кро́те. Тот склонился над инструментом, сосредоточенно перебирая пальцами и доигрывая песню.

– Я же знал, что…

Эллис осекся.

Потому что в этот момент музыкант поднял голову. Его пальцы замерли, смычок перестал скользить по струнам, мелодия умолкла. Танцоры и зрители разразились радостными криками и требованиями продолжать, но Эллис их не слышал.

Пальцы музыканта были не просто тонкими.

Они состояли из одних костей.

Кости эти были гладкими и бурыми, как отшлифованное волнами дерево на морском берегу. На лице зияли глубокие провалы – там, где под скулами уже не было плоти. Скалился безгубый рот, высокий воротник почти скрывал из виду выступы позвонков. Только волосы остались блестящими, ухоженными и подстриженными.

Потрясение пригвоздило Эллиса к утоптанной земле. Не страх, пока еще нет. Потрясение не оставило места страху. Его мозг судорожно искал объяснение. Несомненно, люди вокруг ничего не заметили. Наверняка не заметили, потому что иначе разбежались бы. Повели бы себя так, как жители Колбрена, которые с оружием в руках встали на защиту домов и близких. Они ни за что не стали бы весело танцевать.

Лишь теперь он присмотрелся к тем, кто его окружал.

У малышки неподалеку, одетой в красное платьице, волосы завитыми локонами спускались на плечи. Кожа на ее лице казалась туго натянутой, будто под ней находилась не плоть, а только кости. Улыбка напоминала гримасу ужаса. У другого танцора, пожилого, с обширной плешью, глаза были мутно-белесыми. А у человека, на которого он обратил внимание недавно, глаза оказались не глубоко посаженными, а отсутствовали полностью.

Три – нет, целых четыре. Четыре дома костей танцевало вокруг него. Мертвецы держались за руки живых, кружась самозабвенно и радостно.

– С тобой все хорошо? – спросила девушка. Ее голос прозвучал легко и беспечно. Она и не подумала встревожиться, увидев, как вдруг неестественно застыл ее партнер.

Он танцевал среди мертвецов и даже не замечал этого.

Мертвец опустил смычок на струны кро́та плавным отточенным движением, и музыка зазвучала вновь. Девушка потянула Эллиса за собой, но он высвободился и покачал головой, безмолвно отказываясь от нового танца.

«Что это? – хотелось спросить ему. – Что это?»

Но слова так и остались за стиснутыми зубами. Челюсти ныли, и Эллис вдруг понял, что все его мышцы напряжены до предела. Плечо свело от боли, но даже ее он сейчас почти не замечал.

Впервые за все время, проведенное здесь, он был рад тому, что не нашел среди этих людей родителей.

Он зашагал прочь от круга, освещенного костром, от танца и музыки к дому Кэтрин. Потрясение быстро улетучивалось, а его место занимал стремительно разбухающий страх. Ноги задрожали, но он заставлял себя переставлять их. Только не бежать – не из боязни показаться трусом, а потому, что ноги тогда наверняка бы подкосились.

Ему надо разыскать Адерин. Он постарался сосредоточиться на этой мысли. Найти Адерин и объяснить: тут что-то не так, надо скорее уходить, и…

Трясущимися пальцами нащупав засов, он открыл дверь.

Внутри дом освещали лишь догорающие угли. Ни свечей, ни факелов, только тусклое оранжевое мерцание.

Но даже в этом свете он сразу увидел, что происходит.

Адерин лежала на спине, неистово молотя ногами воздух, а Кэтрин навалилась сверху, прижимая ее к полу. Обеими руками Кэтрин держала Адерин за плечи, сжимала их, твердила «нельзя, вам нельзя…», словно продолжая разговор. Оскалившись, Адерин извернулась и ударила Кэтрин в грудь локтем. Чужая боль эхом отозвалась в теле Эллиса, пронзила его, а Кэтрин тем временем схватилась за ключицу и отпрянула, едва не упав. Адерин попыталась отползти и встать, но Кэтрин схватила ее за щиколотку и рванула к себе.

Эллис бросился вперед. Кэтрин заметила его, рывком подняла голову и встретилась с ним взглядом. Он ожидал увидеть в ее глазах гнев, но в них был ужас.

– Мы не можем их отпустить… – выдохнула она. – Мама…

Поначалу Эллис думал, что она спятила, раз обращается к нему с такими словами.

А потом в основании черепа вспыхнула боль. Мир перед глазами стал багровым по краям, он услышал свой крик, пол начал стремительно приближаться. Он рухнул тяжело, ударившись больным плечом. Это было все равно что сбить на землю осиное гнездо – мучительная боль жалила изнутри, прожигала ключицу насквозь, волной расходилась по спине.

Эта боль лишила бы его всех сил, если бы он не прожил с нею всю жизнь.

Если Эллис и знал что-то о себе, так это свою боль. Он знал, как она ощущается, как ее избегать, как смягчать припарками и травами. И сейчас он позволил боли бушевать в нем, задышал коротко и часто, а затем, опираясь на здоровую руку, приподнялся. Он посмотрел вверх – на того, кто на него напал.

Это была старая женщина в ночной рубашке, с деревянной скалкой в руках.

Нет, не так.

Это была старая мертвая женщина в ночной рубашке с деревянной скалкой в руках.

Так его падение выглядело менее постыдным.

У Эллиса почти не было опыта драк. Тем не менее он знал, что и у него есть преимущества. Выбросив вперед длинную ногу, он зацепил колено старухи ступней и дернул к себе, сбивая с ног. Она повалилась на пол, разинув рот в безмолвном вопле. Позади Эллиса послышался тошнотворный удар кулака о живую плоть, но помочь Адерин он, безоружный и застигнутый врасплох, ничем не мог. С трудом поднявшись, он бросился к лестнице, ведущей на сеновал, со стиснутыми от боли зубами взобрался по ней, подтянулся и нашарил свой мешок. Мешок Адерин он сбросил вниз и услышал, как он упал на кого-то, вызвав удивленный крик. Свой мешок Эллис закинул на плечо.

Он спрыгнул, ударившись об пол обеими ногами, присел и схватил на изготовку арбалет.

– Стой! – рявкнул он, прицелившись в Кэтрин.

Они с Адерин сцепились на полу: Адерин тянула за волосы противницу, одной ногой удерживая ее руку и пытаясь схватить за кисть. У Кэтрин было расцарапано лицо, но она, похоже, этого не замечала. Пол под ними был забрызган кровью, черной в тусклом свете.

А мертвая старуха силилась встать.

– Отпусти ее, – велел он Кэтрин. Та замерла, уставившись на арбалет. Ее грудь судорожно поднималась и опадала, пальцы наконец разжались. Адерин на четвереньках отползла к своему мешку. Ее волосы были встрепаны, под левым глазом наливался синяк. Она подхватила топор, лежащий на полу.

– А я думал, ты сразу схватишься за него, – с натянутой улыбкой заметил Эллис. Адерин перевела взгляд с топора на него.

– При всех моих недостатках я не убийца, – возразила она твердо, хотя и старалась отдышаться. – И по-моему… по-моему, хватит с меня гостеприимства.

– Давай убираться отсюда, – заключил Эллис и посмотрел на Кэтрин: – Мы уходим, никто не пострадает.

Кэтрин нерешительно шагнула к ним:

– Нет… вам нельзя…

Эллис многозначительно шевельнул пальцем на спусковом крючке, и она вздрогнула.

– Магия… – сбивчиво начала она. – Вам нельзя ее забирать. Только благодаря ей все эти люди еще живы – мама, Карадог… Они…