Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилегии последнего периода императорской России - Сеймур Беккер

Во всех рассмотренных в этой главе проектах и предложениях общим было желание сохранить поместное дворянство, оградив его от свободной игры рыночных сил. Для сословников это было принципиальным вопросом, и они даже гордились тем, что в условиях правового равенства, воцарившегося в результате Великих реформ, дворяне оказывались не в состоянии успешно конкурировать с агрессивными и практичными купцами и кулаками. Почти все принятые по их настоянию меры, вроде заповедности, были встречены с удивительным равнодушием дворянами-землевладельцами — большинство не воспользовалось даже той защитой, которая была предложена. Такое отношение позволяет нам предположить, что защитники привилегий не имели ни малейшего представления о чувствах и желаниях подавляющего большинства среднепоместных дворян. Именно эта группа землевладельцев, которую сословники превозносили как основную и стержневую, почти единодушно предпочитала свободу продавать, делить или закладывать свои имения любой перспективе вечно хранить как семейное гнездо и залог неизменности их общественного устройства. Добровольная заповедность и другие меры, такие, как раздача земель в Сибири, не могли не провалиться: воображение поборников подобных мер было целиком подчинено образам идеализированного прошлого, тогда как подавляющее большинство дворян-землевладельцев заботилось о том, как лучше всего наладить отношения с настоящим.

Значительный положительный отклик получили только меры, связанные с получением легкого кредита. Исключение в высшей степени поучительное. Легкий кредит нужен был традиционалистам по их собственным причинам. Но такой кредит являлся не менее привлекательным для самих дворян-землевладельцев по совершенно другим причинам — как способ покрытия текущих и экстраординарных житейских расходов, а также как источник средств для вложения в торговлю, производство и даже собственно в земледелие. Как объект инвестирования, сельское хозяйство привлекало сравнительно немногих — но именно этой малочисленной группе аграриев-предпринимателей предстояло составить костяк поместных остатков первого сословия.

Глава 5.

КАК ВОЗВЫШАЛИСЬ ДО ДВОРЯНСТВА

Государственная служба как путь к дворянству

Свою главную задачу сословники видели в создании правовых и материальных преград на пути оттока потомков старых дворянских семей в городской, ориентированный на модернизацию мир, в котором господствовали силы, чуждые, как полагали сословники, ценностям дворянства. Именно этим объясняются все направленные на стабилизацию дворянского землевладения меры. Не менее важным делом, с точки зрения традиционалистов, было создание барьеров против наплыва (отчасти действительного, но в основном, как мы увидим, химерического) тех самых чуждых сил в дворянство. Никакие другие аспекты дворянского вопроса не привлекали большего внимания в 1880-х и 1890-х гг., и первое, чем занялось в 1897 г. Особое совещание, был вопрос о критериях приема в ряды дворянского сословия.

Концепции привилегий и исключительности неразделимы, и переход представителей низших сословий в дворянство, особенно за службу в гражданской администрации, со времен царствования Екатерины Великой приводил защитников привилегий в ужас. У представителей низших сословий было три способа обрести статус потомственного дворянина: получить жалованную грамоту монарха; дослужиться до определенного чина Табели о рангах; либо удостоиться членства в одном из четырех почетных орденов, открытых для лиц низших сословий. Первый путь не имел почти никакого практического значения: с 1872 по 1896 г. лишь 23 человека получили жалованные грамоты, что и объясняет слова современника, считавшего этот механизм «почти что мертвою буквой»{252}.

Достижение определенного чина на гражданской и военной службе объясняет большинство случаев появления новых дворянских семей в XVIII и первой половине XIX в. Уже в ходе работы Комиссии, назначенной Екатериной II для сочинения проекта нового уложения, первое сословие оказывало на Комиссию сильное давление в надежде ликвидировать механизм автоматического получения простолюдинами дворянского звания по достижении определенного служебного чина. Это давление было вызвано следующими факторами: растущее осознание первым сословием исключительности своего положения; обесценивание чинов, вызванное тем, что повышение давалось чиновникам не за достоинства, а за выслугу лет; возрастающее (в абсолютных цифрах) количество чиновников, произведенных в дворянское звание, по мере увеличения бюрократического аппарата{253}. Николай I и Александр II предпочли сохранить автоматическую связь между служебным ростом и возведением в дворянство, но повысили чин, дающий дворянство, — в 1845 г. от классов 14-го для офицеров и 8-го для чиновников до классов 8-го для офицеров и 5-го для чиновников и в 1856 г. — 6-й класс для офицеров и 4-й класс для чиновников. Для офицеров 6-й класс соответствовал званию армейского полковника и флотского капитана первого ранга. У чиновников гражданской службы 4-й класс соответствовал званию действительного статского советника (то же, что генерал-майор или контр-адмирал), которое носили директора департаментов, управляющие канцеляриями министерств, обер-прокуроры департаментов Сената, председатели губернских судебных палат и губернаторы. В отличие от низших званий, 4-й класс присваивался не просто за количество проведенных на службе лет, но только по представлению соответствующего министра или главы департамента и после утверждения императором{254}.[60]

В результате повышения границы чинов, дающих право на получение дворянского достоинства, во второй половине XIX в. главным путем к дворянству стало получение какого-либо из почетных орденов. Между 1875 и 1884 гг. 60% всех случаев возвышения в дворянство были результатом награждения орденами, а не продвижения по чиновной лестнице; в 1882—1896 гг. этот показатель повысился до 72%{255}. Как в военной, так и в гражданской службе стало легче заслужить дворянство через награды, а не путем продвижения по службе. На 1 января 1897 г. 852 армейских обер- и штаб-офицеров и 87 морских офицеров получили дворянство за службу; при этом 74% первых и 63% вторых получили потомственное дворянство благодаря награждению орденами св. Георгия и св. Владимира, а остальные — за рост в чинах{256}.[61] Орденом св. Георгия офицеры награждались за выдающиеся заслуги, орденом св. Владимира — за безупречную 25-летнюю службу{257}. Потомственное дворянство давалось за награждение четвертой (низшей) степенью каждого из этих орденов. Для чиновников гражданской службы и лиц, не состоявших на службе, в период с 1825 по 1856 г. возможность получения дворянского достоинства была последовательно ограничена награждением орденом св. Владимира всех степеней, а также первыми степенями орденов св. Анны и св. Станислава. Этими тремя орденами, и особенно двумя последними, отмечались не только выдающиеся заслуги высокопоставленных государственных служащих, но и достижения в бизнесе, науке, искусствах и профессиональной деятельности. Но таким образом потомственное дворянство могли получить только личные дворяне и почетные граждане, а орденом св. Анны первой степени редко награждались даже члены этих сословных групп. Чаще всего дворянство приносил орден св. Владимира 4-й степени, которым, как правило, награждали чиновников гражданской службы 7-го класса и выше за выдающиеся заслуги или за долгую беспорочную службу{258}.[62] Знаток сословных прав и обычаев заметил в 1886 г., что «теперь и коллежский советник [шестого класса] редко не имеет ордена Владимира в петличке», и в связи с этим сокрушался, что «насколько для воина трудно получить Георгия 4-й степени, настолько чиновнику легко достигнуть ордена Владимира 4-й степени…»{259}. А поскольку ряды офицеров и чиновников гражданской службы все в большей степени пополнялись выходцами из низших сословий, их доля в числе награждаемых орденом св. Владимира четвертой степени возросла от 12% в 1875-1881 гг. до 22% в 1892-1896 гг.{260}

Пополнение потомственного дворянства за счет деятелей из низших сословий и членов их семей шло следующими темпами: примерно по 1000 человек в год в 1825—1845 гг.; по 1270 человек в год в 1875—1884 гг.; по 1393 человека в год в 1882—1896 гг.; и по 1569 человек в год в 1892—1896 гг., — за 70 лет этот показатель вырос более чем на 50%. В целом за 1859—1897 гг. ряды дворянства пополнились приблизительно на 50 тыс. человек — на 20 тыс. за 1858—1874 гг. и на 30 тыс. за 1875—1896 гг.[63] Но несмотря на приток выходцев из низших сословий, главным образом по каналам государственной службы, — удельный их вес оставался поразительно стабильным. В 1858 г. примерно от 6,5 до 7% дворян составляли лица, произведенные в дворянство за 33 года после 1825 г., а также члены их семей и наследники (41—42 тыс. из 610—626 тыс.). В 1897 г. примерно 7,5% состояло из лиц, получивших дворянство за 39 лет, начиная с 1858 г., а также члены их семей и наследники (66—67 тыс. из 886 тыс.)[64]. Все сведения о возведении в дворянское достоинство подтверждены сообщениями Департамента Герольдии Сената в ответ на запросы лиц, получивших дворянство. Даже если предположить, что после 1858 г. число таких запросов снизилось (несмотря на то, что материальная выгода дворянского статуса быстро понижалась, он сохранял свою привлекательность для чиновников и офицеров среднего ранга), в 1897 г. удельный вес новых дворян вряд ли мог превосходить 8%; вообще, если бы не чистка рядов польского дворянства в 1860-х гг., этот показатель был бы ниже 7%, т.е. таким же, как за четыре десятилетия до этого. Таким образом, не было никакого ускоренного размывания чистоты дворянских рядов, которое могло бы служить оправданием тревоги, поднятой по этому поводу защитниками привилегий в конце XIX в. Вернее всего, причину их обеспокоенности следует искать в быстрой потере дворянством статуса сословия землевладельцев — трансформации, которую возведение в дворянское сословие безземельных чиновников и офицеров могло только ускорить.