Знак алхимика. Загадка Исаака Ньютона - Филипп Керр

Майор потянулся к пряжке и, обнаружив, что она исчезла, ахнул от изумления, когда пряжка, словно монетка фокусника, появилась на протянутой ладони Ньютона.

– Серебро, не так ли? – сказал Ньютон.

– Как она к вам попала, сэр? – спросил тот, забирая пряжку из руки Ньютона.

– Я нашел ее на внешней стене, – ответил Ньютон.– Поблизости от Медной горы. Вероятно, она соскочила с вашего ремня, когда сержант Роэн сбил вас на землю ударом кулака, а потом помог подняться на ноги.

– Вы не могли нас видеть, – прошептал майор Морней.

– Скажите мне, майор, часто ли в армии сержанты бьют офицеров и остаются безнаказанными?

– Полагаю, вы ошибаетесь, сэр, – заявил сержант Роэн.– Я не бил офицера.

– И уж тем более не пытались ему угрожать?

– Это частное дело, – сказал Морней.– Частные отношения между двумя джентльменами.

– Нет, сэр, между офицером и сержантом. Скажите мне, майор, письмо, переданное вам сержантом, все еще при вас?

– Письмо?

– А вы, сержант, вы еще не истратили гинею майора?

– Что вы за человек? – спросил встревоженный Роэн, явно решивший, что Ньютон узнал об их тайнах при помощи колдовства.

– Я человек, который многое видит, а понимает еще больше, – ответил Ньютон.– Вспомните об этом, когда будете в следующий раз беседовать с майором Морнеем о своих делишках. Так о чем вы спорили? Какова ваша страшная тайна?

– Не понимаю, о чем вы говорите, – ответил сержант Роэн.

– Мне трудно поверить, что вы меня не поняли. Я высказался предельно просто. Даже француз должен меня понять.

– Я не стану давать вам отчет о своих действиях, сэр, – заявил сержант.

– Да, сейчас вам может помочь только дерзость, – сказал Ньютон.

– Идемте, сэр, – сказал Роэн, обращаясь к Морнею.– Нам пора уходить, пока этот джентльмен не совершит ошибки, назвав меня в лицо лжецом.

И сержант с майором зашагали в сторону Кровавой башни. Я был удивлен этим разговором никак не меньше, чем они сами.

Ньютон смотрел им вслед со странным выражением лица, и мне показалось, что он удовлетворен.

– Похоже, мне удалось загнать медведя в яму, если можно так выразиться.

– Стоило ли их так провоцировать, доктор? – спросил я.– Ведь совершено уже два убийства.

– Три, – поправил меня Ньютон.– Не будем забывать о мистере Мейси.

– Но разве вы сами не призывали меня к осторожности, высказывая опасения, что наша активность может помешать успешной работе Монетного двора? Или вы боялись чего-то худшего?

– Поздно. Ущерб уже нанесен. Последние полчаса я думаю о том, что убийца прежде всего хотел сорвать перечеканку.

– Когда убийство Мерсера перестанет быть тайной, монетные мастера могут испугаться и откажутся работать в Тауэре.

– Да, такой вариант возможен. Мне следует поговорить с мистером Холлом и посоветовать ему увеличить плату чеканщикам, чтобы помочь им преодолеть страх.– Ньютон еще раз посмотрел в сторону удаляющихся Роэна и Морнея.– Но эту парочку следовало спровоцировать – уж слишком они похожи на заговорщиков. Точно Брут и Кассио. Возможно, теперь их планы выйдут наружу, поскольку не вызывает сомнений, что в Тауэре кроется какая-та страшная тайна.

– Но, наставник, как вам удалось все это узнать? Об их споре. О пряжке. И о письме. Похоже, они подозревают вас в колдовстве.

– Речь может идти только о магии двух полированных медных пластин, – ответил Ньютон.– Одной выпуклой, а одной вогнутой, очень плотно пригнанных друг к другу.

– Телескоп! – воскликнул я.– Ну конечно! Вы видели их из северо-восточной башенки Белой башни.

– Именно так, – признался Ньютон.– Я видел, как они отчаянно спорили, и был сильно удивлен, когда выяснилось, что они помирились. И в этих темных материях ясно одно: сержанту Роэну известно что-то, что держит в страхе майора Морнея, в противном случае сержанта арестовали бы и выпороли за то, что он ударил офицера. Нужно их допросить – по отдельности.

– В какой-то момент мне показалось, что сержант готов вас ударить. Я уже собрался продолжить разговор с ним при помощи шпаги.

– Очень рад, что вы и ваша шпага находились рядом со мной, – заметил Ньютон.– В особенности в столь темном и холодном месте. Такое впечатление, что мы спустились в ад. Нам нужно побольше узнать о сержанте Роэне и майоре Морнее. Займитесь этим в первую очередь.

Мы вернулись на Монетный двор, где ночная смена собралась возле кабинета смотрителя. Чеканщики громко говорили о том, что здесь становится опасно и, несмотря на войну с французами, они готовы прекратить работу.

– Нас всех здесь поубивают, если мы останемся, – заявил один из рабочих.– Нам надоели бесконечные провокации со стороны лорда Лукаса, а теперь еще эти ужасные убийства. Нет, здесь не подходящее место для работы богобоязненных людей.

– Мы должны в корне пресечь эти разговоры, – пробормотал Ньютон, – иначе война будет проиграна, поскольку королевским войскам будет нечем заплатить.

Ньютон терпеливо выслушал все протесты. Наконец он поднял руки, чтобы заставить людей замолчать, и обратился к возбужденным рабочим.

– Послушайте меня, – попросил он.– Нам гораздо больше следует бояться французов, чем убийцу. Скоро он будет пойман, даю вам слово.

– Как? – закричал кто-то.

– Я его поймаю, – твердо ответил Ньютон.– Но в любом случае вам должны заплатить за то, что вы верны короне, несмотря на чудовищные преступления, совершенные на Монетном дворе. Я поговорю с их свет л остями и потребую, чтобы вас поощрили за вашу важную работу. Каждый, кто останется, получит дополнительные пять гиней, когда эта огромная работа будет закончена. Даже если мне придется вынуть деньги из собственного кармана.

– А ваши слова относятся к тем, кто работает в дневную смену? – спросил другой рабочий.

– Да, и в дневную смену тоже, – заверил его Ньютон.

Рабочие переглянулись, закивали головами и постепенно вернулись к своим машинам. Ньютон облегченно вздохнул.

– А директор Монетного двора играет в карты, – заметил я.– Не думаю, что король понимает, какого верного слугу он имеет в вашем лице, доктор.

– Нам остается надеяться, что его светлости согласятся с вами, – улыбнулся Ньютон.– В противном случае я буду разорен. У вас с собой копия надписи, которую мы видели на стене возле лестницы Салли-Порт?

Я протянул Ньютону лист бумаги, который он тут же спрятал в рукав.

– Вечером я займусь решением этой головоломки, – сказал он.– Мне не нравится, когда надо мной пытаются подшутить, если речь идет о математике. Насколько мне известно, частота употребления гласных и согласных в английском языке подчиняется определенным законам, причем гласные встречаются гораздо чаще.

У меня не вызывало ни малейших сомнений, что он наслаждается предстоящей работой – такое наслаждение, наверное, испытывал пророк Даниил, открывая волю Бога Валтасару, когда рука человеческая писала на штукатурке стены огромного королевского дворца. Ну а я так сильно устал, что, несмотря на близость к моему дому обезглавленного трупа и на шум, производимый Монетным двором, мечтал только о том, чтобы добраться до постели.

Я проснулся, если можно так выразиться, поскольку мне почти не удалось поспать из-за легкой лихорадки. Но я попытался вести себя как стоик и пришел в кабинет Ньютона в обычное время. Ньютон сообщил мне, что нам предстоит посетить Бедлам.

– Нужно повидать вашего приятеля, мистера Твистлтона. Расспрашивая о нем сегодня утром, я узнал, что вчера вечером по приказу лорда Лукаса его отправили в Бедлам. После того, как было обнаружено тело Мерсера. Вам это не кажется странным?

– Вы рассчитываете, что вам удастся его допросить?

– А почему бы и нет?

– Но он же безумен, сэр.

– Природа редко дарует постоянное душевное равновесие даже самым лучшим своим сыновьям. И если безумие мистера Твистлтона таково, что позволяет ему говорить все, что приходит ему в голову, мы сумеем узнать его мысли.

Мы наняли карету до Мурфилдса и поехали в Вифлеемскую королевскую больницу, великолепное творение Роберта Хука, которого Ньютон считал своим величайшим научным соперником. А посему я не слишком удивился, когда мой наставник уничижительно высказался относительно формы, размеров и внутреннего устройства больницы.

– Только безумец мог сделать сумасшедший дом похожим на дворец, – заявил он.– Только Хук мог решиться на такой чудовищный обман.

Однако внутри Бедлама я не нашел и намека на дворец.

При входе мы прошли мимо статуй Меланхолии и Безумия, бессмысленно застывших, как будто в глаза им взглянула ужасная Горгона. Но все же их участь была предпочтительнее, чем судьба тех, кто находился внутри, где непрестанно звучали крики и раскаты хохота, где все являло ужасающую картину человеческого страдания и омерзительного слабоумия, которая могла порадовать разве что самого Вельзевула. Тем не менее недостойные люди приходили сюда, чтобы посмеяться над несчастными обитателями Бедлама, многие из которых были прикованы цепями или содержались в клетках, как животные в Львиной башне. На мой непросвещенный взгляд – поскольку я ничего не знал о правилах содержания безумцев – атмосфера здесь напоминала Тайберн в воскресный день: грубость и жестокость, пьянство и отчаяние, не говоря уже о множестве шлюх, пытавшихся найти клиентов среди посетителей. Короче говоря, картина отражала огромный мир, полный ужаса и удовольствий, которые могли заставить нормального человека усомниться в существовании Бога на Небесах.