У кладезя бездны. Часть 3 - Александр Маркьянов

По-разному в разных странах боролись со СПИДом. По-разному…

— У меня уже есть.

— Да… какой ты предусмотрительный…

Молодой человек открыто прижался к своему старшему другу и кардинал почувствовал себя не в своей тарелке. Были такие, которые не скрывали своей природы и даже требовали предоставления им каких-то прав — но кардинал остро сознавал глубокую ненормальность и греховность своего существования и мучился, не в силах перебороть сам себя.

Кардинал открыл машину. Молодой человек присвистнул, увидев на месте задних сидений разложенную постель…

— Подожди… — остановил молодого друга кардинал — давай отъедем…

Синие всполохи мигалки — метнулись в окне в тот самый момент, когда кардинал Франсуа Бушерон почти достиг пика наслаждения. Короткий лай сирены и требовательный стук в стекло — и кардинал с ужасом понял, что он вляпался…

— О, Боже.

Кардинал метнулся куда-то в сторону, и упал, запутавшись в спущенных брюках.

— У тебя есть деньги? — Жером сохранил присутствие духа

— Да, да…

Так… спокойно. Деньги. Деньги! Деньги!!!

В бардачке Опеля на всякий случай лежало пять тысяч рейхсмарок, новенькими, хрустящими, невероятно притягательными купюрами по пятьсот рейхсмарок каждая. Это — его пропуск к свободе, столько — патрульный полицейский получает за два месяца…

Кардинал метнулся к бардачку. Деньги… вот они. Путь к свободе…

И в это время — его бок пронзила такая боль, какую он помнил только один раз, когда ему стало плохо во время службы и пришлось вызывать Скорую. Тогда у него диагностировали предынфарктное состояние, хотя тогда все обошлось.

Кардинал повернулся, прямо с деньгами в слабнущей руке и недоуменно посмотрел на Жерома, сжимающего в руке длинный нож для колки льда, похожий на крысиный хвост, на капающую на простынь кровь. Жером улыбнулся — и ударил кардинала ножом еще раз…

Жером — его имя, конечно было другим, так то он был польским евреем — дождался, пока кардинал не перестанет ворочаться, как мог, вытер кровь, проверил, не осталось ли кровавых отпечатков пальцев. Впрочем, его отпечатки еще не было известны ни муниципальной полиции, ни всезнающему гестапо. Убрал нож… скорее даже спицу, один конец которой был обмотан синей изолентой, а другой — заточен как игла во вшитую кобуру в джинсах, подтянул джинсы, кое-как застегнул рубашку. Не забыл забрать деньги, перед тем как вылезти из машины. Впрочем, этот козел говорил, что можно забрать любые деньги, какие он найдет. Немного подумав, все же решил снять и часы. Не слишком хорошие — но всем равно можно толкнуть жирному Полю, на пятихатку, наверное, потянут…

С независимым видом, Жером вылез из машины. Его наниматель стоял рядом — пожилой на вид, неприметный, с морщинистым лицом и вечными черными очками на роже.

— Все? — спокойно спросил он.

Жером отступил в сторону

— Можете убедиться…

Наниматель протянул руку, потрогал пуль на шее убитого монсеньора. Жерар заметил, что на руках у него тонкие, почти незаметные перчатки. Осторожный и опасный господин. Когда они еще не знали, кто он такой — они его попытались ограбить. Втроем, с ножами. Барро с этого дела вышел законченным инвалидом.

Но сейчас — он все равно ничего с ним не сделает. На улице… не посмеет.

Мигалка — гарантировала отсутствие интереса со стороны прохожих. Здесь привыкли доверять полиции — хотя полиция не всегда этого заслуживала.

— Деньги! — напряженно сказал Жером

— Сколько я тебе должен? — спокойно спросил наниматель.

— Пятьдесят, как и договаривались! Не темни, мужик!

Наниматель — спокойно вытащил из кармана новенькую пачку купюр по пятьсот в банковской упаковке. Жером зачарованно уставился на деньги. Он был мелким сутенером, охранял шесть проституток, в числе которых была его родная сестра, а они ему за это платили. За деньги — десять сразу и пятьдесят потом — он был готов продать, что свою сестру, что свою задницу, что сейчас и сделал. Но максимум, что он видел в жизни — это помятая, пропитанная потом сотня. Пачка пятисотенных в банковской упаковке была чем-то из другого мира. Из мира триллеров, которые крутили в синематографе, где немногословные герои разъезжали на скоростных машинах, летали на вертолетах, обменивались блестящими кейсами с деньгами и управлялись с огнестрельным оружием с той же легкостью, с которой ему никогда не научиться. У него был револьвер, но все что он о нем знал — подойди как можно ближе и нажми на курок. Желательно, если жертва будет к тебе спиной. Жером не был игроком высшей лиги и его крысиный, воспитанный улицей инстинкт буквально вопил об опасности. Но жадность пересилила, и он хватко цапнул пачку…

— Трать понемногу…

— Не учи моченого, дядя! — огрызнулся Жером, захлопывая дверцу Опеля.

Наниматель ничего не ответил. Он просто снял мигалку и сел в свою машину, в небольшой универсал Рено.

Жером тупо смотрел, как отъезжает Рено. Потом повернулся и бросился бежать…

Он бежал примерно два квартала, потом перешел на быстрый шаг, потом и вовсе — остановился, шумно отдыхиваясь и смотря по сторонам. Он был в хорошем квартале Парижа, он устал и толстая пачка денег в кармане буквально жгла ему ногу…

Внезапно, он понял, что все эти деньги его. Его!

Эта мысль накатила на него как приливная волна на пляже в Гавре, где он один раз был, когда были живы еще родители, она накрыла его с головой — и он был вынужден прислониться к автобусной остановке, чтобы не захлебнуться.

Шестьдесят пять тысяч германских рейхсмарок. Наличными. Из них пятьдесят пять — в его кармане и почти десять — в тайнике.

Боже…

Какая-то машина — низкая, синяя, с двумя золотистыми линиями через крышу, скорее всего Альпайн — прокатилась по улице, и ему остро захотелось купить такую же, вместе с хорошим костюмом, чтобы быть не крысенышем из предместий, а уважаемым человеком. Но эта мысль мелькнула в голове ярким пятном и пропала — как спортивная машина на трассе. Уважаемыми людьми так не становятся.

Так… У Хаима сеструха работает в муниципальной больнице, детским врачом. Так…

На углу, прямо над лавкой толстого Поля — второй год пустует очень даже неплохая квартира, владельца которой зарезали во время неудачного ограбления. Так…

У самого Поля — можно обменять талоны на еду, выдаваемые благотворительными организациями и муниципалитетом на все что угодно, что на деньги, что на наркотики. Так…

Интересно, сколько стоит профессиональная аппаратура? По-настоящему хорошая? Надо узнать — но явно не дороже машины. А новую машину — хорошую, новую машину можно купить штук за пятнадцать.

Так…

Его ошибка в том, что он не понимает сути бизнеса. Как говорится в умной книжке — вместо того, чтобы строить трубопровод, он носит ведрами воду. Надо построить трубопровод. И у него есть деньги, чтобы это сделать.

Так…

Что такое бизнес? Допустим, его сеструха сняла клиента. Договорились, отошли в сторонку, она ему отсосала за двадцать или оказала услуги в машине за полтинник или пошла с ним в отель — это уже сотка. И все. Однократный акт купли — продажи. Деньги — секс, простейшая сделка. И как она состоялась — его сеструхе ничего не остается, как искать себе нового клиента. Которого может и не быть.

А если все это снять…

Одно видео стоит примерно двадцатник — самое простое. Посложнее — полтинник. Но самое главное — один раз сняв видео, ты можешь продавать его снова и снова. Это все равно, что есть пирог — и в то же время он будет целым. Это и есть бизнес, настоящий бизнес. Если даже сеструха больше никого не подцепит — запись останется у него и будет продаваться снова и снова.

Допустим, он договорится с Хаимом процентов за сорок… да, ну, кстати, ему и трети хватит, борову жирному — и они установят в кабинете у его сеструхи хорошую полицейскую камеру для слежения. Это такие, с гибким шлангом, просверлил стену или потолок, поставил и снимай. Каждый раз, когда сеструха Хаима будет просить детишек раздеться для осмотра — у него в копилке будет прибавляться запись.

А ведь эта запись — пусть она нужна не всем — дешевле полтинника точно не пойдет.

Допустим.

К примеру, приходит к Толстому Полю какая-нибудь одинокая мамаша с муниципальными талонами — а Поль подсказывает, что есть хороший способ заработать, заработать много и быстро, и для этого ей надо просто подняться этажом выше и постучать в дверь. От нее не убудет, баба она и есть баба, верно? А у него — будет постоянный поток свежих, не затасканных женщин, которых можно снять на видео. Господи, да такие видео у него с руками отрывать будут!

Просто замечательно.

Но это еще не все. Как насчет детей?

Все деловые в квартале знали, что банда Одноглазого Жака торгует детьми. В основном детей скупали у беженцев, могли отобрать ребенка за долги или сиротами — но через его руки проходило как минимум несколько десятков детей в год. И если поговорить с ним… скажем, пятьдесят на пятьдесят. От детей ведь тоже не убудет, верно? А такие видео должны стоить…