Глаза богов - Ларри Бард

И правда, в реальности меня могла удержать только концентрация на деле или Эбби, всегда готовая вырвать меня из лап беспамятства.

Позади послышались поспешные шаги – Эбби последовала за мной.

– Лука, погоди!

Я оглянулся, встречаясь с ней глазами.

– Я всегда буду благодарна, что ты вытащил меня из той мусорки. Ты ведь понимаешь это? Многие видели меня, но остановился и помог только ты.

Как и я каждый день прохожу мимо десятков таких, какой была она. Дети, старики, больные – кто только не встречался мне на пути.

Я остановился только однажды и никогда не считал это своим искуплением или чем-то подобным. Я просто остановился и протянул ей руку, не думая о добре или зле. Я просто сделал то, что захотел сделать.

– Пожалуй, я пойду с тобой – я тоже давно не видела Нэнси, – сказала Эбби и схватила меня под руку, утягивая за собой в переулок.

В трущобах бывало и тихо, и шумно, но расслабляться было нельзя никогда. Опасность в виде бандита или вора, готового вспороть брюхо любому за несколько купюр, поджидала за каждым углом.

Однако местные жители успели свыкнуться с мыслью, что могут потерять жизнь, просто выйдя из дома. Смерть была для трущоб столь же обычным делом, как и грязь.

И свыклись они настолько, что приучили себя не замечать мёртвых тел под ногами, – они просто перешагивали через них и двигались дальше, как двигалась и сама жизнь.

Вечерами на улицах трущоб можно было встретить и наркоманов, изнывающих в поисках дозы, и голодающих, умоляющих о куске хлеба, и уставших матерей, пытающихся скрыть детей от ужасающей реальности.

Были и те, кто нашёл своё пристанище в опиумных клубах. Там люди забывались, наслаждаясь излюбленными иллюзиями, которые неизбежно вели их к могиле.

Дом Нэнси располагался на улице Чёрных Снегирей, считавшейся одной из самых благополучных в трущобах. Сама Нэнси за свои умения в пошиве одежды слыла уважаемой дамой, которая шила костюмы для главарей банд.

Именно один из клиентов Нэнси давным-давно предложил мне заняться ремеслом наёмника. Того главаря уже не было в живых – он встретил свой конец в одной из разборок, и теперь уже тот, кто его убил, ходил к Нэнси за костюмами.

Я постучался в дверь мастерской.

– Кто ещё там? – последовал глухой вопрос из-за двери.

Голос Нэнси как всегда был груб – она не церемонилась с людьми, считая манеры ненужной безделицей. Хоть что-то для неё значили лишь практичные вещи и, хоть она этого и не признавала, те, кого она считала семьёй.

– Друзья, Нэн! – радостно ответила Эбби.

– Друзья! А то как же! – Нэнси распахнула дверь. – Друзья, забывающие о несчастной старухе и месяцами пропадающие незнамо где! Объявился-таки!

Нэнси, несмотря на ворчание, старухой не была. Жизнь в трущобах заставила её загрубеть, но в свои пятьдесят пять она выглядела вполне молодо.

– Привет, Нэн. Как здоровье? – улыбнулся я.

– Поздоровее тебя буду. Не толкайтесь на пороге, заходите поживее!

Свой дом Нэнси содержала в абсолютном порядке: каждая вещь тут всегда знала своё место. На полочках, протянувшихся от пола до потолка, лежали рулоны ткани, в тумбочках покоились принадлежности для кроя, а на самодельных манекенах, скрытых за шторой, были аккуратно развешаны образцы одежды.

Во второй комнате, служившей для Нэнси жилой, женщина как могла создала уют, развесив на стенах собственноручно сшитые гобелены и устелив пол ковром, который она смогла себе позволить после пяти лет упорной работы.

Порядок и труд были основополагающими принципами Нэнси, и она ожидала, что эти же принципы должны исповедовать все без исключения.

Сейчас, глядя на меня, Нэнси не пыталась скрыть своего недовольства.

– Где пропадал? – спросила она.

– Было много дел, Нэн. Ты же знаешь, как это…

Нэнси жестом прервала меня, велела сесть за стол и поставила передо мной тарелку с порезанным пирогом.

– Он остывший. Откуда было бедной старухе знать, что вы сегодня почтите её визитом?

– Нэн…

– Ешьте молча.

Пока мы уплетали пирог, Нэнси не сводила с меня внимательного ястребиного взгляда. Так она, вырастившая меня, могла без слов узнать о моём самочувствии, подмечая малейшие детали. Нэнси вообще любила обходиться без слов там, где это возможно.

– Ты плохо спишь, – констатировала она. – Или не спишь вовсе. Можешь не отрицать – для меня всё очевидно. Ты пьёшь тот чай, что я тебе давала?

– Он уже не действует.

Нэнси кивнула, словно капитан, принявший отчёт подчинённого, и обратилась к Эбби:

– Ты тоже выглядишь неважно, девочка. Он тебя не кормит? Такая тощая, что все кости сосчитать можно! Давай, ешь этот чёртов пирог, а не просто ковыряй!

Эбби, уступая её напору, только кивнула и активнее заработала вилкой, не думая, что её будет опять тошнить весь вечер от переедания. Желание хорошо выглядеть в глазах Нэнси притупляло её здравомыслие.

– Как бизнес, Нэн? – старательно пережёвывая пирог, спросила Эбби. – У тебя недавно был крупный заказ?

– Да, вся банда Кривого Дрю решила приодеться, как будто это поможет им лучше выглядеть! С их-то кривыми рожами! Но хоть заплатили прилично.

– Кривой Дрю? Не слышала о таком главаре.

– Да разве за ними уследишь? – пожала плечами Нэнси. – Они помирают так же часто, как и сменяют друг друга. Не забивай свою голову их бесполезными именами, девочка. Меня интересует другое… – Она повернулась ко мне, готовая начать свой допрос. – Когда снова планируешь пропасть, Лука?

– Как только определюсь с заказом.

Нэнси метнула взгляд в Эбби, заставляя ту застыть на месте, не донеся до рта кусок пирога.

– Иди прогуляйся, девочка. Хочу поговорить с ним наедине.

Эбби не нужно было повторять дважды. Схватив недоеденный кусок, она выбежала вон так быстро, что я не успел вставить и слова.

– К чему такая секретность, Нэн?

Она ответила вопросом на вопрос.

– Когда планируешь уйти на покой, Лука? Тех денег, что ты получаешь за заказы…

Я прервал её.

– Ты преувеличиваешь мою прибыль. Убийц много, что снижает стоимость моих услуг.

Женщина покачала головой, едва ли не впервые позволив проявиться усталости на своём лице. У неё оказалось куда больше морщин, чем я когда-либо замечал.

– Я не вечно буду у дел – ты мог бы продолжить моё дело.

– Предлагаешь мне заняться шитьём? – спросил я, представляя себя за покроем какой-то рубашки. Я улыбнулся, только представив себя за этим занятием. Однако Нэнси это смешным не показалось.

– Почему нет? Информацию о движениях Ордена ты мог бы получать и здесь. И денег на жизнь будет хватать.

Я накрыл её ладонь своей и легко сжал. Нэнси растила меня, словно мать, но мы не позволяли себе нежности. Нэнси закаляла мой характер с детства, готовя к жизни вне пределов дома. Порой она выказывала страх, что даже слишком преуспела в своём деле.

– Я знаю, что выбрал мерзкий путь для того, чтобы выжить. Но я выстою, несмотря ни на что. Прости, если не оправдал ожиданий.

Во взгляде Нэнси отразилась вина.

– Ты когда-то хотел стать стражем, но я сразу разрушила твою мечту.

– Ты сказала правду. Это лучше, чем если бы я тешил себя ложными надеждами.

– Да, и в тот же вечер ты пытался изувечить свой глаз.

Она отмахнулась и отошла мыть посуду. Нэнси стояла спиной ко мне, так что я не видел её лица. Тихое позвякивание тарелок успокаивало, напоминая мне о детстве. Я много времени провёл в этой комнате, наблюдая, как Нэнси мастерит очередной пиджак. Одежда была сделана из простых материалов, но позволяла беднякам почувствовать себя чем-то бóльшим, нежели помойные крысы, коими их считали жители центра.

– Ты бы всё ещё подобрала меня в тот день, если бы знала, каким человеком я стану? – Я сам не ожидал от себя этого вопроса.

Нэнси ответила, наградив меня лёгким подзатыльником.

– Не мели чепухи! Уже двадцать пять лет, а всё ещё дурак дураком!

Тёплое чувство разлилось в груди. Я не смог сказать ни слова благодарности – никаких слов и не было бы достаточно. Но Нэнси и без них всё понимала.

Я в принципе не мог вспомнить, чтобы мы когда-то говорили «я люблю тебя». Столь очевидный факт не требовал речей, полных патетики.

Глава 2

До полудня мы пробыли у Нэнси, а после, вместо того, чтобы по обыкновению пойти домой, избегая людей, направились к границе трущоб, где жизнь бедняков соприкасалась с роскошью центра.

Купить здесь дом или содержать магазин считалось практически недостижимой роскошью, а потому пограничные районы пустовали. Исключением были разве только те дни, когда местный храм открывал двери для прихожан. Сегодня вокруг было тихо. Орден никого не известил, что в храм везут важного «гостя», иначе людей бы пришло столько, что давка стала неизбежной.

Я присел на бордюр осушённого фонтана. Внутри пустого каменного резервуара валялись горы мелких монеток, своровать которые не отваживался даже самый последний преступник или умирающий с голоду. Все слишком боялись проклятия, которое последует от разъярённых богов.