Ступени Нострадамуса - Александр Казанцев

— Они для нас желанный дар. Публикуя ваши предыдущие новеллы в романе «Озарение Нострадамуса» о предсказанных им событиях, я, признаться, думал, что автор их наш современник, скрывающийся под столь своеобразным псевдонимом, как историк неомира.

— На этот раз тот Наза Вец вам передаст свои новеллы о древнем неомире, на ваши дни похожем, чтоб показать, как выжил неомир, какие перенес невзгоды, совсем ненужные для вас. Путь собственный найти вам надо, Второй Потоп чтоб избежать!

— Вы можете мне объяснить, в чем суть «Конца Света»? Вы имеете в виду не стихающие войны и даже, быть может, ядерные?

— Должны мы угрозу планете любою ценой отвести!

— Когда же ждать эти катаклизмы? — спросил я всеведущего старца.

Вместо ответа он взял с моего стола лист бумаги и написал на нем— "3797 год».

— По нашему календарю? — с просил я.

Он кивнул. Лицо его было уверенно спокойным, словно он говорил о чем — то обыденном, а главное, неотвратимом:

— Уже теперь вмешаться надо! — заверил он. — Иначе мы пропустим время.

— Но как? Но как? — взволнованно спросил я.

— В новеллах кроется ответ, чтоб пробудились ваши люди. Искал я памятные встречи, планету нашу чтоб спасти.

Я с изумлением смотрел на пришельца из неомира, держа в руках его предостережение людям будущего.

Мы еще долго говорили со старцем, который был во многом нашим современником и в то же время носителем глубокой мудрости иного мира, которую нашему миру предстоит обрести ценою тяжких испытаний. Он поразил меня знанием и пониманием, казалось, близких ему наших невзгод. Он видел корни зла, которые упускались многими из нас.

Мы простились друзьями.

Но я не мог избавиться от ощущения, что все это лишь разыгравшееся воображение. Не говорят люди белыми стихами, не могут существовать незримо три трехмерных мира в разных измерениях и в разных временах. И кольцевые волны, перекликающиеся с воззрением Пифагора, не более, чем сон.

Однако в руках у меня осталась рукопись. Не могла же она возникнуть из ничего во сне? Мне не терпелось прикоснуться к ней, неужели написанной мной самим в забытьи?

Но «забытье» было полно забот о грядущем, притом обоснованным, опирающимся на те же катрены Нострадамуса, верность которых не раз подтверждалась. И на живые исторические персонажи, и вполне возможные эпизоды их жизни.

И я решил, что независимо от того, кто был загадочный историк неомира Наза Вец, новеллы его должны стать общим достоянием как предупреждение о возможных катастрофах, грозящих нашей Земле, а главное о том, как их можно избежать и что произойдет, если этого не сделать.

Прочтя новеллы, я рассудил, что в объяснении того же Наза Beца, с принятием его гипотез о трех сопредельных мирах, все это могло бы быть. Главное в том, что перед нами вставали реальные исторические личности, какими их увидел Наза Вец, обладая пусть сказочно, возможностью встречаться с ними. Недаром назвал он цикл первых новелл «НЕВЕРОЯТНЫЕ ВСТРЕЧИ». Невероятные, но возможные, которые я, по крайней мере, принял действительно состоявшимися.

Последний цикл новелл (повесть «Конец Света») — реальная картина несчастий, которые уготовил себе на Земле сам человек, и как он мог бы спастись от губительных последствий.

И пусть даже звучит все написанное как строки сонета, посвященного мной когда — то Ивану Ефремову, великому нашему фантасту:

«Игрой стремнин воображеньяПоток бурливый напоен,Огнем идей, гипотез жженьемИ тайной будущих времен».

Именно воображение должно предостеречь людей от возможных всепланетных бед…

Ведь Наза Вец задумал изменить направление развития нашей цивилизации, как догадался я.

Я приложу усилия, чтобы все написанное им опубликовать, уверенный в той пользе, которую нам это принесет, когда мы станем подниматься по ступеням Нострадамуса из глубины веков в грядущее, которое сами можем изменить, не повторив несчастий неомира.

Невероятные встречи

Великих в истории мало,Но каждый оставил свой след.Безвестных не счесть, сколько палоВо славу кровавых побед.

Новелла первая. Гость из дальних дней

Гонец ко мне пришел из дальней жизниИ возвестил: «Безумию конец!»Что вечною не быть кровавой тризне,Что Гений — человек, а не самец.

Свою вторую книгу, как и первую, я намеренно начинаю с рассказа о человеке удивительном. Сегодня о нем знают многие в связи с его предсказаниями. Но, как говорится, все по порядку.

Райской обителью называли южане приморский городок Ажен.

Его зеленые улицы походили на бульвары с деревьями по обе стороны, прикрывающими собой уютные домики горожан, ухаживающих не только за уличной зеленью, но и за плодовыми садами в каждом дворе.

Весной, когда цвели яблони, груши, а перед тем вишни, город превращался в сплошной цветник. Воздух наполнялся пьянящим ароматом, которым наслаждались все прохожие.

Но за последнее время опустели улицы городка, не решались ходить по ним ни местные жители, ни гости их, а по проезжей части вместо колясок уныло проезжали теперь скрипучие телеги с просмоленными гробами погибших от страшной эпидемии чумы.

Но особенно пустынной была одна улица, где прохожие и даже печальные процессии с людьми в просмоленных балахонах с капюшонами обходили один дом, словно особо заклятый.

Недавно хозяин этого дома схоронил и свою красавицу жену, и малых деток, разделивших общую участь сгоревших около кладбища на очищающих кострах, ограждавших остальных граждан от заражения миазмами безжалостной болезни.

И, видимо, от горя лишился несчастный отец семейства рассудка. Был он врачом, бессильным против чумы, хоть и старался облегчить участь больных. Но призванных к самому Господу Богу не остановит никакая медицина!

И когда погибли от чумы все члены семьи доктора, он проявил себя так странно, что стали чураться его сограждане Ажена.

И понятно! Многие из них видели, а кто не видел, слышали, как этот несчастный муж, отец и врач в припадке безумия, являясь на кладбища, старался заразиться чумой от трупов погибших.

Зрелище это было столь ужасным, что повергло в священный трепет свидетелей такого безумства.

Разумеется, человек этот не мог избегнуть неотвратимой болезни и гибели. И когда несчастный, вопреки ожидаемому и естественному, стал показываться на людях живой и якобы готовый лечить чумных, все шарахались от него, как от снесшегося с нечистой силой, которая только и могла помочь ему.

В довершение всего стал он оглашать со своего крыльца четверостишья, в которых предсказывал будущее.

И с тех пор, как будущее это начинало сбываться, люди в священном страхе совсем отвернулись от безумного врача — прорицателя.

Со времени пережитого горя и потрясения стали вместо снов посещать его видения в пламени свечи, когда он слышал голоса и понимал, что виденное только еще будет, и вычислял грядущие события по положению звезд.

Жуткие представали перед ним сцены: боев, убийств, коварства, преступлений, и он ужасался тому, куда идет несчастный род людской.

Он пытался избавиться от наваждений, но видения не покидали его, и он понял, что не напрасно свыше наделен таким даром.

Доктор, как помнит читатель, с юности грешил стихами, посвящая их больным и страждущим, и решил облечь в такую форму свои предсказания.

Он был уверен, что Бог через него предупреждает людей, показывая, что ждет их за грехи. Однако никому не должно знать своей судьбы. А потому катрен он делал как загадку, как исторический ребус, когда точность предсказания становится ясна по завершению предвиденных событий.

С волнением, даже со страхом заглядывал он за сотни лет вперед, и все дни, когда пациенты не шли к нему, он посвящал созданию катренов об увиденных событиях.

Но излечение больных чумой, увиденное в грядущем и примененное им сейчас, как и сбывающиеся при жизни предсказания, стали причиной гонений церкви на него, которые он стойко переносил.

В сумерки совсем пуста была зеленая улица перед домиком с фруктовым садом за ним, когда случайный прохожий удивленно заметил седобородого старца в серебристой рясе, стучавшегося к доктору в дверь.

Нострадамус, как по латыни звучало его имя, теперь был одинок и сам пошел на стук. «Нездешний посланец стучится ко мне. Наверно, к больному позвать», — в обычном ему стихотворном ритме решил поэт и отпер дверь.

— Прошу простить, почтенный доктор, не от больных я к вам пришел, — сказал старик, будто слышал невысказанную мысль.

Несколько удивленный Нострадамус провел незнакомца в свою комнату, где по ночам предавался при мерцании свечи своим загадочным виденьям, воплощаемым в катренах, однако оцененных лишь сотни лет спустя, когда совпали предсказанные сроки революций и казней королей.