Ностальгия по чужбине. Книга первая - Йосеф Шагал

— Что вы имеете в виду, сэр?

— В самом деле не знаете? — Уильям Кейси откинулся в кресле и внимательно посмотрел на Уолша. — С трудом верится, Генри. Скорее всего, решили просто подыграть боссу. Впрочем, отвечу: в акциях столь серьезного масштаба крайне рискованно и даже опасно делать ставку на конкретных людей. Основной акцент должен быть сделан на ПРОЦЕССЫ. Это ведь не конкретная личность, не так ли? Полностью дезавуировать процесс практически невозможно. А в вашем случае, дорогой Генри… Что ж, считайте что усатый дядюшка Джо в очередной раз напомнил вам о себе с того света: «Есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы…» А теперь скажите мне, Генри, в чем конкретно я неправ?

— Все так, как вы сказали, сэр, — кивнул Уолш, оценив про себя безжалостную точность анализа, сделанного Кейси, и, в то же время, корректную форму, в которой он был изложен.

В кабинете воцарилась тишина. Обе ладони директора ЦРУ по-прежнему лежали на крышке стола, терпеливо дожидаясь, пока невидимая маникюрша закончит свою работу. А взгляд Уильяма Кейси сфокусировался на одной точке, расположенной где-то между ухом и скулой Уолша. И было совершенно неясно, то ли директор ЦРУ, словно удав, только что пообедавший кроликом, переваривает свой аналитический монолог, то ли раздумывает, какой именно авторучкой — шариковым «Паркером» или перьевым «Пеликаном» — подписать прошение Генри Уолша об отставке.

Минуты через две Кейси ожил так же внезапно, как впал в задумчивость:

— Вы ничего не хотите мне сказать, Генри?

— Вы имеете в виду мое заявление об отставке?

— О какой отставке, черт подери, вы тут толкуете? — Кейси впервые за весь разговор выглядел удивленным. — После того, как я потратил без малого час своего времени, чтобы изложить вам КОНЦЕПЦИЮ нашей предстоящей работы по России, после того, как мы с вами, похоже, пришли к общему мнению, вы…

Уильям Кейси убрал руки со стола, демонстрируя высшую степень недовольства. То ли шефом оперативного управления ЦРУ, то ли маникюршей, которая так и не появилась в его кабинете с ножницами и пилочкой.

— Простите, сэр, я не совсем вас понял…

Уолш заученным движением вытянул из нагрудного кармана пиджака пластмассовый футляр от сигары и начал механически отвинчивать серебряную крышку.

— Что именно вы не поняли, Генри?

— О какой, собственно, концепции идет речь?..

С решимостью человека, готового в борьбе с никотиновой смертью на самые крайние меры, Кейси внимательно следил за волосатыми пальцами Уолша, явно готовившего сигару к прямому использованию. Казалось, все[2]

концепции вы говорили?

— Надеюсь, вы не собираетесь закурить в моем кабинете, дорогой Генри? — сухо поинтересовался Кейси.

— Я не курю уже два месяца, сэр, — буркнул Уолш, только сейчас обративший внимание, что практически расчехлил толстую кубинскую «Корону» и держит ее возле губ. — Это просто рефлексы старого курильщика. Не обращайте внимания, сэр.

— Я не спрашиваю вас, Генри, откуда вязалась эта сигара. Хотя, насколько не известно, Рейган все еще не отменял экономическую блокаду Кубы. Но Бога ради, пожалейте свое и мое здоровье!..

Уолш сунул злосчастную сигару в нагрудный карман пиджака и обреченно поднял руки в знак капитуляции.

— А что касается концепции, — продолжал Кейси, сразу же успокоившись, — то, честно говоря, я хотел поговорить с вами об этом сразу же после Рождества…

— Теперь ваша очередь омрачать мне праздник? — улыбнулся Уолш.

— Я вас заинтриговал, не так ли?

— Настолько, что индейка вряд ли полезет мне в горло.

— Но только вкратце, Генри… — Уильям Кейси бросил выразительный взгляд на настенные часы. — Я не рассчитывал проводить сегодня оперативное совещание.

— Кажется, Донован говорил, что чем гениальнее концепция, тем короче ее можно изложить…

— Донован? — поморщился Кейси.[3]

Было заметно, что одно лишь упоминание имени Уильяма Донована, шефа стратегической военной разведки США, впоследствии преобразованной в ЦРУ, было крайне неприятно Кейси. Уолш вспомнил, что лет двадцать назад в Вашингтоне ходили слухи о некой приятной даме из министерства юстиции, которую, грубо говоря, не поделили между собой Кейси и Донован. Последний не случайно заработал в тесном кругу друзей прозвище Дикий Билл: если генерал видел перед собой конкретную цель, то неизменно достигал ее первым. Характерно, что отбив у Кейси смазливую девицу из министерства юстиции, флиртовавшую поначалу с обоими, Донован охладел к ней через несколько месяцев. Простить такое злопамятный аристократ Кейси, да еще такому солдафону, как Донован, естественно, не мог…

— Впрочем, сэр, мы можем поговорить об этом и после Рождества, — предложил Уолш, сообразив, что допустил бестактность.

— Нет, нет! — Кейси наморщил лоб. — Вы меня просто озадачили, Генри. Я считаю свою концепцию достаточно четкой, однако после вашего замечания пытаюсь сформулировать ее как можно короче.

— Сэр, — пробормотал Уолш, — это замечание вас к ни к чему не обя…

— Есть! — Лицо Кейси просветлело. — Ваш грубиян Донован был абсолютно прав. Так что, стратегическую концепцию борьбы с империей зла, как предпочитает говорит о русских наш с вами президент, можно сформулировать одним словом — деструктуризация. Именно так! — На губах директора ЦРУ заиграла довольная улыбка. — Точнее не скажешь!..

— Боюсь, сэр, я не совсем вас понял… — Уолш заерзал на жестком стуле. — Деструктуризацию чего именно вы вы имеете в виду? Армии? Комитета госбезопасности? Политбюро?..

— Деструктуризацию СИСТЕМЫ. Знаете, Генри, будь у меня такая возможность, я бы обязательно собрал всех наших политологов, советологов, кремленологов, всех этих яйцеголовых придурков в твидовых пиджаках профессоров на контракте, в исследования которых несчастный американский налогоплательщик вбухал немыслимые деньги…

Кейси даже зажмурился от удовольствия, представляя себе эту встречу.

— Для чего?

— Чтобы заставить их вернуть все до цента…

— Сэр, ну, хоть пару сотен долларов они, все-таки, отработали, — улыбнулся Уолш.

— Нет! — не принимая шутку, желчно отрезал Кейси. — Даже на пару сотен! Мало того, своими многотомными прогнозами и рекомендациями они отодвинули нас назад лет на двадцать, не меньше…

— Вы хотите сказать, что у нас была возможность покончить с Советским Союзом в шестьдесят пятом году?

— А может быть и раньше, — вскинул седую голову Кейси. — Года через три-четыре после XX съезда партии. Вполне вероятно, даже до Карибского кризиса…

— Ничего подобного я раньше не слышал, — негромко произнес Уолш.

— Ответьте мне, Генри: разве без аналитических трудов этих самых советологов мы не знали, что данное государственно-политическое образование — я имею в виду коммунистическую Россию — было обречено на гибель уже в момент своего возникновения?

— Думаю, знали и без советологов, — кивнул Уолш. Мысли, высказываемые директором ЦРУ, действительно были нестандартными.

— Но ученые сумели навязать нам, политикам-практикам свою концепцию: мол, Советы, в силу политической, экономической и социальной противоестественности своего образования и становления, деструктивны по природе. Что-то вроде неизлечимого больного, который вот-вот загнется. А наша задача — по мере сил и возможностей — ПОДДЕРЖИВАТЬ этот процесс, доведя его до логического завершения.

— Что мы и продолжаем делать, — криво улыбнулся Уолш.

— Совершенно верно, — насупив брови, мрачно кивнул Кейси. — Что мы и продолжаем делать вот уже шестьдесят восемь лет…

— А в чем, собственно, ошибка, сэр?

— В оценке фактора времени, — процедил директор. — Вам, наверное, известно, что в прошлом году я похоронил своего отца…

Уолш кивнул.

— У него был рак предстательной железы, — продолжал Кейси ровным голосом. — Проклятье, которое подстерегает практически каждого мужчину. Так вот, диагноз ему поставили в онкологическом отделении Парклендского госпиталя, в Далласе. Да, Генри, в том самом, где в шестьдесят третьем испустил дух Джон Кеннеди. И знаете, когда это было? Семь лет назад! Моему отцу было тогда семьдесят шесть. Это был сильный, уверенный в себе и, я бы даже сказал, неистовый мужчина. Умел работать, мог основательно выпить, любил погулять… Приговор врачей он, конечно, знал: отец сам разговаривал с оперировавшим его хирургом и буквально выбил из него, что жить ему после операции год, максимум полтора. Но никак не более…

— А скончался он только в прошлом году, — пробормотал Уолш.

— Вот именно! — воскликнул Кейси. — То есть, прожил семь лет! Я часто спрашивал себя: собственно, за счет чего? Медикаментозная помощь отцу ничего не давала. Только морфий для снятия жутких болей, и все, Генри. Так вот, на одном лишь характере, на врожденной неспособности подчиняться обстоятельствам, на фанатичном стремлении во что бы то ни стало ПРОДЛИТЬ свое существование — назвать жизнью эту борьбу с нескончаемой болью язык не поворачивается — мой отец прожил в три раза больше, чем ему предрекали профессиональные врачи…