Ностальгия по чужбине. Книга первая - Йосеф Шагал

— Ничего нового.

— Кого?

— А кого скажут. Узнаешь в свое время, — по-отечески улыбнулся генерал Карпеня. Его широкое, крестьянское лицо с нависшими козырьками седых бровей, выражало удовлетворение. Так врачи реагирует на появление пульса у пациента, балансировавшего между жизнью и смертью. — А пока тебе придется какое-то время пожить в родных местах. Сейчас здесь почти нет пациентов — тишь. Так что, широкий круг общения оставим на потом. Но, как сам понимаешь, пара-тройка людей будут находится рядом с тобой круглосуточно. Так что без фокусов, ученик: шаг влево, шаг вправо и ты вдовец. Причем бездетный. Режим солдатский: подъем, кросс, тактика… Сбросишь жирок, наберешь форму, постреляешь всласть — небось соскучился, а?

— Ага, — буркнул Витяня. — Места себе не находил от тоски.

— Вот и замечательно, — Карпеня кивнул. — На сегодня, вроде бы, все…

— Мне нужны гарантии, дед, — тупо разглядывая полустертый узор на ковре, произнес Митин.

— Какие гарантии? — кустистые седые брови Карпени сошлись на переносице. — О чем это ты?

— С ней ничего не должно случится. И с… ребенком тоже. Ни сейчас, ни потом…

— О себе чего не говоришь, не торгуешь?

— О покойниках либо хорошо, либо ничего…

— Умен, звереныш, — пробормотал Карпеня.

— Без гарантий я и пальцем не шевельну, — Мишин поднял голову. — Ты меня знаешь, дед. Заложник — я. Стало быть, я за все и отвечу. Так тебя устраивает?

— Годится, — выдержав паузу, кивнул Карпеня. — Как представляешь себе эти самые… гарантии?

— Подумаю, — тихо сказал Мишин.

— Подумай, сынок, подумай… — Карпеня часто закивал. — Время у тебя пока есть…

2

Барстоу (штат Калифорния).

Частный дом.

1 января 1986 года. 07.45

После визга циркулярной пилы и лязганья работающего мусоровоза, пронзительная телефонная трель под ухом спящего человека — третий по мерзости звук в природе. Когда он напомнил о себе в шестой раз, я, совершая убийственное насилие над биологией сонного организма, разлепила наконец глаза и начала соображать, что, собственно происходит…

Юджин спал, уткнувшись носом в подушку и вообще не подавал признаков пробуждения. Вчерашнее празднование нового года с друзьями было действительно бурным и затянулось почти до пяти утра. Но ведь не настолько же оно было бурным, чтобы так вот, откровенно по-хамски, не реагировать на непрекращающиеся садистские звонки и заставлять любимую жену просыпаться ни свет ни заря!..

— Правильно старые люди говорят: все мужчины сволочи и эгоисты, — прошипела я, по частям подтягивая свое безжизненное от хронического недосыпа тело к продолжавшему трезвонить аппарату.

— Нельзя с утра плохо говорить о мужчинах, — пробубнил Юджин, не отрывая лицо от подушки.

— Почему нельзя? — Его наглость была просто потрясающей. Я на мгновение даже забыла о звонках, грозивших перебудить весь дом.

— Это плохая примета.

— А вечером — хорошая?

— До вечера еще надо дожить…

— Так вот: если ты сейчас же не возьмешь эту проклятую трубку, до вечера тебе точно не дожить!..

— Учитывая, КАК у меня разламывается голова, я не доживу в любом случае, — пробормотал Юджин, не отрывая голову от подушки. — Так какой смысл вставать, дорогая? Лучше умереть лежа…

— Юджин, немедленно возьми трубку! — потребовала я, продолжая подтягивать тело к телефону. — Я хочу спать, ты это понимаешь?!..

— Не вредничай, тебе ближе тянуться.

— Ты специально поставил телефон с моей стороны.

— Садизм должен быть изысканным, — пробурчал он в подушку. — Это — по-джентльменски…

— Свинья!

— И тебе доброе утро, дорогая…

Дотянувшись, наконец, до трубки, я наощупь перекинула ее в пространство между ухом и плечом, после чего, в изнеможении падая на подушку, прохрипела:

— Только не говорите мне доброе утро, ладно! Своими долбаными звонками вы его окончательно уничтожили! Неясно только, за что?..

В трубке кто-то неуверенно прокашлялся.

— Алло? — взревела я. — Да скажите же что-нибудь, черт бы вас подрал!

— Простите, я говорю с госпожой Спарк?..

Голос был мужской, густой, как вишневое варенье (есть, знаете ли, такие сумасшедшие хозяйки, которые выковыривают косточки из каждой ягоды), совершенно незнакомый и вдобавок ко всему с убийственным немецким акцентом. Только прожив в Америке семь лет, я поняла, что по-английски немцы разговаривают еще ужаснее, чем по-русски. Хотя мне лично это всегда казалось невозможным.

— Да, — сбавив тон на умеренный, призналась я. — К несчастью, вы действительно говорите с госпожей Спарк…

— С госпожей Валентиной-Вэл Спарк? — уточнил голос.

Немецкий акцент в трубке звучал слишком натурально и органично, чтобы я могла заподозрить кого-то из наших немногочисленных друзей в столь глупом розыгрыше. Да они никогда бы себе и не позволили подобного…

— Вы что, из налоговой службы?

— Нет-нет, как раз наоборот, — поспешил успокоить меня мужчина.

— Что значит, «наоборот»? — насторожилась я, заметив краем глаза, как распатланная голова Юджина медленно, словно таракан, приходящий в себя после обработки дихлофосом, зашевелилась на подушке.

— Простите меня за столь ранний звонок, госпожа Спарк, но мне нужно было его сделать именно сегодня утром…

— Знаете, я уже как-то догадалась…

Спать как-то сразу расхотелось. Я вдруг почувствовала легкий озноб, хотя поставленный на «тепло» кондиционер работал исправно и в спальне поддерживалась нормальная, комнатная температура.

— Меня зовут Карл-Хайнц Эрлих, госпожа Спарк, — сообщил бас, медленно и тщательно, словно таблетку аспирина, разжевывая каждое ненавистное ему английское слово. — Я являюсь шефом лос-анджелесского отделения «Франкфуртер коммерциал банк». Сегодня в шесть утра я получил из Германии спецпочтой пакет, адресованный лично госпоже Валентине-Вэл Спарк с указанием моего непосредственного руководства вручить его немедленно и лично в руки адресату. В настоящее время в Барстоу направляется наш сотрудник, который везет с собой этот пакет. Вы должны подготовить ваше удостоверение личности или водительские права, дабы сотрудник нашего банка мог убедиться, что пакет доставлен непосредственно в руки адресату. После этого вам надо будет расписаться в бланке квитанции и заполнить специальную карточку, в которой вы подтверждаете, что «Франкфуртер коммерциал банк» выполнил данное поручение своевременно. Такова процедура, за соблюдение которой я несу личную ответственность…

— Если я правильно поняла, господин Эрлих, вы банкир?

— О, ja! — приосанился голос, в котором отчетливо зазвучали горделивые тевтонские интонации. — Именно так, госпожа Спарк. Я глава американского филиала одного из старейших банков Европы. Хочу довести до вашего сведения, мисс Спарк, что наш банк был основан в одна тысяча восе…

— С каких это пор, мистер Эрлих, банки стали выполнять функции почты?..

Ненавижу телефонных хамов, позволяющих себе подобную бесцеремонность. Однако к себе в тот момент я относилась вполне терпимо. Да и вообще, о каких церемониях могла идти речь, если тебе, после бурного празднования новогодней ночи, не дали поспать даже трех часов и подняли с постели ни свет ни заря?!

— Только в том случае, моя госпожа, если этот пакет хранился в банке. В данном случае, в нашем банке…

— А если бы…

— Боюсь, госпожа Спарк, никаких разъяснений, кроме того, что уже было сказано, я вам дать не смогу. Еще раз извините за столь ранний звонок, к которому меня вынудили служебные обстоятельства. С новым годом, госпожа Спарк…

— И вам того же, — пробормотала я, положила трубку и посмотрела на Юджина.

— Что-то случилось? — спросил он, оторвав, наконец, голову от подушки, но все еще с закрытыми глазами.

— Ром, вишневая настойка, абсент… — я невольно улыбнулась при виде распухшей после затянувшегося ночного веселья родной физиономии. — Пил абсент, свинья?

— Точнее, ее мексиканский эквивалент — огненную текилу… — Юджин медленно раскрыл глаза и неуверенно моргнул. — Что случилось, девушка?

— Мне сейчас привезут какой-то пакет из немецкого банка…

— Ну, да… Я почему-то так и понял.

— Что ты «так и понял»?

— Ну, что из немецкого, а не австралийского или китайского.

— Синдром похмельной проницательности?

— Ага… Спровоцированный цитатой из Ремарка.

— Слегка пьян и как всегда образован.

— На розыгрыш не похоже, верно?

— Непохоже, — кивнула я и рухнула на подушку. Желание спать куда-то улетучилось вместе с хорошим настроением. — Слишком все это серьезно… Фамилия, название банка, извинения… И этот жуткий акцент!

— Не будь снобкой!