Большая семья - Филипп Иванович Наседкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Арсей надеялся, что Недочет снова уйдет на свадьбу или завалится спать в шалаше, как вдруг из тучи вынырнула луна и осветила все кругом. К ногам Недочета упала тень от дерева, на котором притаился Арсей. Недочет увидел на ней странный черный узел и поднял голову.
— Эге-е!.. — сказал он. — Мое вам почтение!.. Сидишь, голубок? — Он вскочил, несколько раз обежал вокруг яблони, чтобы рассмотреть Арсея, и строго приказал: — А ну, марш вниз, стервец! Живо-о!..
Но Арсей полез вверх. Недочет рассвирепел и швырнул в Арсея палку. Она застряла в ветках. Тогда Недочет сбросил с себя пиджак, сапоги, картуз и полез на яблоню. Арсей только этого и ждал: он отполз от ствола дерева, ловко перебрался на нижний сук, чтобы потом спрыгнуть на землю. Но он поторопился: Недочет разгадал замысел мальчика, поспешно слез и снова уселся на бревно.
Так сидели они до рассвета. Недочет ругался, хитрил, просил добрым словом, но ничто не помогало.
— Если ты, Иван Иваныч, и вправду хочешь, чтобы я слез и убрался домой, отойди на сто шагов, — рассудительно говорил Арсей, болтая ногами.
— Видали щенка! — возмущался Недочет. — Вроде как бы я к нему, а не он ко мне в сад забрался, — условия диктует. Да я из-за тебя, карась косопузый, свадьбу прозевал, полбутылки водки лишился.
А когда совсем рассвело, Недочет узнал Арсея.
— Да ты, видать, кумы Параньки отросток? — с удивлением объявил он. — Ну да, так и есть! — И решительно предложил: — А ну, слезай, пора огонь разводить — будем кулеш готовить.
С тех пор они подружились. Недочету понравилась смелость мальчика. Недочет был одинок и, может быть, потому привязался к чужому ребенку. Он искренно старался заменить Арсею рано умершего отца. Часто их можно было видеть в поле — Недочета за плугом, Арсея рядом у борозды с натянутыми вожжами в руках. Вместе они водили лошадей в ночное. Недочет воспитывал у мальчика справедливое отношение к людям и веру в собственные силы. Матери Арсея, тихой, скромной Прасковье Григорьевне, он говорил, что сделает из ее сына настоящего человека.
Отец Арсея умер в двадцатых годах, оставив малых детей — трех сыновей и дочку — на руках матери. Выбиваясь из сил, Прасковья Григорьевна выходила их. Ребята — суровый, нелюдимый Максим, он, Арсей, и вечно неугомонный, никогда не унывающий Тихон — росли крепкими и здоровыми. С молоком матери они впитали любовь к тяжелому крестьянскому труду и крепкую сыновнюю привязанность к земле. Максим рано женился, взяв в жены работящую, хлопотливую Евдокию. Детей у них не было, но жили они ладно. Максим, как старший брат, был хозяином дома. Он-то и настоял, чтобы Арсей и Тихон учились дальше. Мать охотно согласилась: она лелеяла мечту видеть детей знающими людьми. Арсея привлекала загадочная жизнь растений, и он решил стать агрономом. Тихона тянуло к изобретательству. Война застала его в электротехникуме на последнем курсе, откуда он, досрочно сдав экзамены, ушел на фронт добровольцем.
Недочет, как мог, следил за успехами Арсея в школе. Он сам провожал его в город, когда юноша ехал учиться в институт, не раз побывал у него в общежитии с деревенскими подарками. А когда началась Великая Отечественная война и Арсей Быланин был назначен командиром партизанского отряда, Недочет в числе первых явился в лес под своды хмурых дубов и вручил свою судьбу в руки молодого и верного друга.
И все же настоящая привязанность между ними родилась в отряде, в суровые партизанские дни. С жаркими боями они прошли воронежские, орловские и брянские леса, вдоль и поперек измерили белорусское Полесье и в последние месяцы войны, мешая врагу отступать, воевали в горных зарослях Карпат. В эти-то тяжелые дни, когда смерть подкарауливала на каждом шагу, Арсей и Недочет крепко полюбили друг друга и с того времени стали друзьями. Теперь старый Недочет переживал несчастье, которое постигло семью Арсея, как свое собственное.
— Куда держать, Арсей Васильич? — прервал Недочет думы Арсея. — В табор?
— В село, — коротко сказал Арсей и налег на правое весло.
Лодка причалила к отмели. Захватив шинель, Арсей сошел на берег. Недочет привязал лодку к кусту лозы, бегом нагнал ушедшего вперед Арсея и пошел с ним рядом.
Они вышли туда, где была главная улица. На месте хат высились кучи золы, глины, битого кирпича. Неуклюже торчали обугленные остовы печей. Плетни повалены в бурьян, разметаны, изгороди палисадников сломаны, сожжены.
Арсей и Недочет медленно шли по улице. Всюду было тихо и безлюдно. От легкого ветра мерно раскачивались голые верхушки тополей.
— Вот, были миллионерами, — с грустью сказал Недочет, — а стали бедняками… Все богатство — прахом…
Да, перед войной это был богатый колхоз. Третье место занимал он в областной Книге почета колхозов-миллионеров. Его земли черноземными массивами стлались по обе стороны балки. Они давали высокие урожаи.
В колхозе были молочнотоварная, свиноводческая, птицеводческая фермы, конный завод. На изгибе реки шумела водяная мельница. В центре села молодежь разбила парк. Около парка было здание колхозного клуба. Где же все это? Где?
Арсей любил Зеленую Балку. За полгода до войны он, окончив сельскохозяйственный институт, снова приехал в родную деревню. Он стал агрономом и чувствовал себя хозяином земли. Все свои силы, молодой горячий ум он отдавал любимому делу. Он собирался вывести новый, высокоурожайный сорт пшеницы, предполагал решить задачу восстановления структуры почвы. Война помешала выполнить эти планы.
Арсей свернул с дороги, зашел на пустынный двор, остановился под обгоревшей вишней. Недочет вздыхал рядом. Они долго смотрели на кучи золы и кирпича, на черные, обточенные огнем стояны, торчавшие из земли.
— Твой дом, Арсей Васильич, — сказал Недочет и покачал головой. — Родимое гнездо…
Арсей отчетливо представил себе аккуратную белую хату с голубыми наличниками. Она стояла в строгом ряду хат Зеленой Балки, тонувших в зелени садов и палисадников. И вспомнилась жизнь — трудовая, радостная, свободная.
Арсей снова вышел на улицу. Недочет следовал за ним. Они прошли к центру села, на заросшую пушистым подорожником площадь. Вокруг в беспорядке валялись обломки пережженного кирпича, зола, угли, комья глины, куски изорванного кровельного железа.