Мой зверь - Лия Рао

печь, замесила тесто на пирог, нарезала яблоки тонкими дольками. Успокаивающий запах корицы и яблок, смешанный с ароматом дыма из печи, наполнил наш дом.

Когда пирог был готов, и золотистая корочка аппетитно поблескивала в мягком полумраке избы, я вышла на крыльцо и позвала, стараясь придать своему голосу как можно больше беззаботности:

– Калеб! Иди домой ужинать! Пирог готов!

Он медленно оторвался от прополки сорняков, с трудом разогнув спину, и повернулся ко мне лицом. В свете заходящего солнца его лицо показалось мне бледнее, чем обычно, с тенями усталости. Неспешно, словно через силу, он направился к дому.

– Что-то ты сегодня долго возился, – сказала я, встречая его у порога. – Устал, наверное?

– Да, немного.

Мы вошли в избушку и молча сели за стол. Кроме пирога, я подала к ужину тушеную картошку с мясом и соленые огурчики. Но Калеб ел мало и как-то без аппетита, словно заставляя себя.

– Что-то ты совсем не ешь, – заметила я, пристально глядя на него и стараясь прочитать по его лицу, что происходит. – Не нравится? Или болит что-то?

– Да все вкусно, родная, – отмахнулся он, стараясь улыбнуться, но улыбка получилась какой-то натянутой и неестественной. – Просто устал немного, и аппетита совсем нет. Пирог, как всегда, божественный. Спасибо.

Но я не верила ему. Я чувствовала, что он что-то скрывает от меня.

– Калеб, что происходит? – тихо, но твердо спросила я, пристально глядя ему в глаза и не отводя взгляда. – Что с тобой? Я чувствую… что-то не так. Я вижу это.

– Глупости, Селена, – отмахнулся он, стараясь говорить как можно спокойнее и убедительнее. – Я просто устал. Тяжелая была охота. Все в порядке.

– Калеб, мы женаты три года, – мой голос звучал все жестче. – Каждый месяц ты уходил на охоту, и каждый раз я ждала тебя с замиранием сердца. Но никогда, слышишь? Никогда до этого ты не возвращался таким… уставшим. Таким… сломленным.

– Я же говорю, что зверь попался слишком… сильный, – попытался оправдаться он, избегая моего взгляда, но в его голосе звучала такая неуверенность, что он сам, казалось, не верил своим словам.

– Не ври мне! - взорвалась я, вскакивая со стула и опрокидывая его на пол. Ярость и отчаяние захлестнули меня, словно цунами. – Либо ты сейчас показываешь мне, что у тебя за рана на боку, либо я прямо сейчас иду к знахарке и привожу её сюда!

Он замер. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга в тишине, нарушаемой лишь треском поленьев в печи и моим сбившимся дыханием. В его глазах боролись боль, страх, отчаяние и какая-то безысходность, словно он уже смирился со своей судьбой. Потом, сдавленно вздохнув, он опустил голову, словно признавая поражение и сдаваясь на милость победителя.

– Он укусил меня… – прошептал Калеб, и его слова, словно ледяной нож, вонзились в мое сердце.

– Что? – мне показалось, , что это какой-то кошмарный сон, от которого я сейчас проснусь. – Что ты сказал? Повтори.

– Зверь укусил меня, – повторил он чуть громче, поднимая на меня полные отчаяния и мольбы глаза. - Там, в лесу…

– Калеб… нет… – прошептала я, чувствуя, как земля уходит из-под ног, как мир вокруг рушится, словно карточный домик. Меня словно парализовало, я не могла пошевелиться, не могла вымолвить ни слова. Я попятилась назад, словно он был чудовищем.

Глава 4

– Не бойся, родная, – взмолился он, протягивая ко мне дрожащую руку. – Как видишь, я еще… не обратился. Я все еще я. У нас есть время. У нас есть целый месяц. До полнолуния. Может, мы что-нибудь придумаем…

– Почему…? Как… – мой разум отказывался верить в происходящее, отказывался принимать эту страшную реальность.

– Почему не сказал никому? – его голос дрожал, а по щекам текли слезы. – Ты же знаешь, Селена… они бы убили меня на месте. Как бешеную собаку. А я… я хотел… хочу жить… хотя бы еще немного. Рядом с тобой. Увидеть еще один рассвет, почувствовать твое тепло, услышать твой смех…

– Как это случилось? – прошептала я, стараясь унять дрожь в голосе.

– Мы гнали зверя всю ночь, несколько раз окружали его, но он каждый раз уходил, словно демон. Потом, под утро, когда мы уже выбились из сил, мы рассредоточились по лесу в поисках его, думая, что он ранен. И тут он выпрыгнул на меня из ниоткуда и смог задеть зубами, когда мы боролись. Я добил его, конечно. Но было уже поздно. Остальные были далеко и ничего не заметили. Укус был неглубокий, поэтому крови было немного. Я соврал… Сказал, что это кровь зверя. Прости меня, родная, – его голос оборвался, он закрыл лицо руками и плечи его затряслись от беззвучных рыданий. – Прости меня… Я не знаю, что мне делать. Я так хочу… жить… с тобой…

Я стояла, как громом пораженная, и не знала, что делать, что сказать. В голове царил хаос, мысли путались. Все, что я знала, все, чему меня учили с детства, говорило одно: укушенные – это обреченные. Словно прокаженные, отмеченные печатью смерти. Они превратятся в зверей, в чудовищ, жаждущих крови, ведомых лишь инстинктом убийства. Таков закон.

На охоту всегда ходили группами, чтобы в случае укуса, не дать проклятию распространиться, тут же убить несчастного и спасти его, и его семью, от мучений и позора. Это считалось милосердием, актом гуманности. Но разве можно убить того, кого любишь больше жизни? Разве можно хладнокровно лишить жизни человека, которого ты поклялась любить и оберегать до последнего вздоха?

Я никогда не слышала, чтобы кому-то удавалось это скрыть, чтобы кто-то смог избежать своей участи. Хотя… откуда же тогда берутся новые оборотни? Причем в последнее время их становится все больше и больше, словно тьма расползается по миру, пожирая свет. Неужели кто-то все-таки смог обмануть охотников и сохранить свою тайну?

Мы с Калебом даже думали уехать из деревни, бросить все, оставить позади эти глухие места и начать новую жизнь в городе, заниматься чем-нибудь другим, мирным и спокойным. Давно мечтали об этом, строили планы на будущее, представляли себе нашу новую жизнь. Но…

Но все мужчины в роду у Калеба были охотниками на оборотней. Это была их призвание. С самого детства он рос на рассказах о смелости