Оторва. Книга третья - Ортензия

же остров. И каким боком здесь Бурундуковая? Осторожно поинтересовалась.

— Как каким? В прошлом году делегация из Франции, забыла? В Вадул-луй-Водах было какое-то авиа представление. И среди них присутствовал прославленный француз, граф, — Тория подняла палец в потолок, — участник эскадрильи Нормандия-Неман. Герой Советского Союза. Ты спела песню, написала как раз для французов и растрогала графа до слёз. А на фестивале будут присутствовать ветераны Великой Отечественной войны. И из Франции. Вот граф через посольство попросил, чтобы ты спела эту песню, — девушка наклонилась ко мне и зашептала, — для сопровождения выделили всего три места, так тут химичка с физичкой сцепились. Ходят слухи, что таскали друг друга за волосы. Всем хочется на Кубу, — и она подмигнула, — так что оставь английский в покое.

Мамочка моя родная. В каком покое? Куда эту дуру Бурундуковую занесло? Уж лучше б с пацанами вино с горла трескала, больше пользы было бы. Поэтесса недоделанная.

Глава 2

Прождала Люсю целый час на стадионе, через который, срезая путь мы притопали утром. Разумно рассудила, что и домой моя подружка пойдёт этой дорогой.

Устроилась на двух жёрдочках, вероятно, когда-то служившими полноценной скамейкой и смотрела как детвора, пацаны лет 12–13 гоняют мяч, из которого вышел воздух почти наполовину.

Мяч никуда не катился, взлетал от удара вверх и падал с громким чваканьем, напомнившим детство и соседскую корову, когда та, натужившись, выдала свои лепёшки. С тем же звуком.

Поэтому выбраться с центра поля не удавалось ни одной команде, но это совершенно не расстраивало игроков. Они громко и весело орали, смеялись и продолжали пинать свой мяч, больше похожий на лицо алкоголика, лежащего в сквере, на какой-нибудь лужайке, с которой он так и не смог подняться.

Задумалась и едва не пропустила Люсю, которая чтобы не мешать игрокам уныло брела вдоль края футбольного поля, рассматривая на земле то ли одуванчики, то ли любуясь зелёной травкой.

На мой зов отреагировала мгновенно и радостно побежала навстречу, чуть не получив по голове резиновой полусферой.

— Ева, — она начала разговор, когда между нами было по крайнеё мере шагов десять, — почему ты ушла? В школе такое творится!

Что может твориться в школе, меня Тория предупредила, когда я решила не дожидаться, чем закончиться монолог мымры.

В конце концов, у меня законный больничный и нечего мне делать в этом убогом месте до его окончания. Приду на экзамен и пусть выпендриваются сколь угодно, а экзамен не школа принимает, а комиссия.

Схватив подругу за руку, я потащила её в небольшой, полуразвалившийся павильон, который примыкал к одноэтажному сараю.

— Люся, блин. Как можно было забыть, что я изучала французский, — сделав страшные глаза, я зарычала на девчонку. Рык конечно полноценно не получился, но вкупе с взглядом произвёл впечатление, — хорошо хоть вовремя придумала, что твоя мама меня обучает. Кстати кем работает твоя мама?

Люся, сжавшись до размеров кролика, всхлипнула и едва слышно сказала:

— Она преподаёт английский в университете.

О как! То-то Пал Палыч возбудился, а англичанка вся скукожилась. Мама Люси лет на десять, если не больше, младше очкастой, но раз в универе, то вполне заслуженный работник. А с ней мне проще договориться, а иначе нижнее бельё от бренда «Бурундуковая и К» ей не видать как собственных ушей, без зеркала.

Это хорошие новости.

— А почему ты сказала два года? Ты ведь всего месяца три ходишь к ней на занятия, — выдала Люся.

Вот же! А я на ум девчонки грешить начала. Подумала, она сама такое объяснение придумала, а оказывается Еве плюсик нужно поставить. И хорошо вмешалась в разговор, а то эта дура так и ляпнула бы: три месяца, Тамара Афанасьевна.

— А как ты так хорошо переводишь? Ты так быстро выучила английский?

— Люся, — ты забыла? Я не помню ничего. Может, больше трёх месяцев прошло? Может быть, год?

— Нет, я точно знаю. Ты в конце февраля обратилась к моей маме.

Сама обратилась. Ещё одна загадка от Евы. Очень странная девочка.

— Ладно, — я махнула рукой, — это сейчас не важно. Ты мне скажи другое, а то вылетело из головы. Что ты мне плела по поводу Арбениной? Какой бал, какое мороженное?

— Какой бал?

— Люся! — я почувствовала себя чайником, который вот-вот закипит, — Нина Арбенина. Ты сказала, что её муж мороженным отравил.

— Да, так и есть, — Люся интенсивно закивала.

— Что так и есть? — не поняла я.

— Муж Арбениной на балу в мороженное ей яд подсыпал.

Я нахмурила брови. Серьёзно? В Кишинёве проходят балы? И придвинулась к самому лицу Люси.

От этого взгляда у допрашиваемых, обычно сознание терялось. Сработало только наполовину, но это и понятно. Глаза у Евы слишком добрые, но Люся заверещала:

— Это «Маскарад», ты забыла?

— Какой нахрень маскарад? — я уже кипела.

— Лермонтова! Мы вместе читали.

Создалось впечатление, что меня сдули, как тот мячик, который пацаны продолжали гонять по полю. Ну да. Что-то далёкое доскакало до памяти. Я потому и запомнила Нину, только почему, дошло только сейчас? И это открытие никуда меня не придвинуло и жизнь Марии — Антуанетты оставалась всё также в опасности.

Я плюхнулась на скамейку рядом подругой, которая продолжала пялиться на меня испуганными оленьими глазами.

— Прости, Люся, — я убрала её нелепую чёлку за ухо и притянула за шею к себе, — я не хотела, просто всё вокруг словно не моё, чужое. Я постараюсь держать себя в руках, но не сомневайся, я всё вспомню, и моя нервозность пройдёт. Прощаешь меня?

Люся снова интенсивно закивала.

Нет, ну надо же такому случиться. Чтобы я, профессиональный телохранитель с рефлексами кобры, очнулась в теле… ботанички Евы Бурундуковой в 1977 году. Вместо беретты — школьный учебник, вместо бронежилета — прозрачная блузка. Каждую минуту нужно импровизировать. Вечерами, вместо отработки приемов самообороны, читать «Капитал» Маркса и потягивать дешевый портвейн. Не хамить, не материться и не интересоваться точками общепита, чтобы ближайшее окружение не стало на меня подозрительно коситься. Вместо кортежа — очередь в булочную. Вместо заказных убийств — учёба в школе. Я, видевшая больше взрывов, чем таблица Менделеева буду чувствовать себя на уроках полным дебилом. Разглядывать унылые обои, плакаты с Лениным, Брежневым и идиотскими лозунгами. Девочек в коричневых платьях с комсомольскими значками на груди, которые в итоге