Особые отношения - Робин Сисман

Его отец искоса глянул на пятнистый — якобы персидский — ковер и на видавшие виды кожаные кресла с изодранными подлокотниками. Том надеялся, что отец не заметит, что на одном из ящиков стола кто-то вырезал ругательство. Отцу здесь не нравилось. Наверное, ему больше по вкусу современный, более удобный корпус. Тома же совсем не привлекали эти квадратные формы. В Англию он ехал не только ради хорошо работающего душа. Зато в старом здании была особая аура истории, наполненная отголосками кипучей юности прежних школяров, слабое эхо страны Ивлина Во.

Или он уже попал под обаяние историй, рассказанных Олдвортом. Олдворт должен был стать слугой Тома. Он был уже в годах, с красными щеками и полоской седых волос — совсем как у барсука, и сильным местным крестьянским акцентом. Том и отец познакомились с ним случайно, пока они возились с чемоданом. Олдворт вызвался показать им дорогу. Если у Тома и оставались какие-то, чисто книжные, иллюзии относительно «братских» отношений со слугой, они мигом испарились, как только он перехватил презрительный взгляд, брошенный Олдвортом на неуклюжий чемоданище. Подобно дворецкому из старых фильмов ужасов, он с церемонным видом повел их вверх по лестнице, скучливо выжидая на каждой лестничной площадке, когда Том и его отец, задыхающиеся от тяжести этого жуткого чемодана, одолеют очередной марш крутых ступенек. Когда они добрались-таки до комнаты, отец неожиданно извлек на свет бутылку виски — подарок в честь новоселья, Олдворт сменил высокомерие на доверительность и принялся рассказывать об Оксфорде. Среди студентов было немало интересных личностей — один из них часто посылал Олдворта на скачки с распоряжением поставить на кон сто фунтов, а другого отправили домой после того, как в его комнате было обнаружено сразу две юных леди. «И одна из них была королевской крови. Но все это было давно. Никто уже не следит, когда ложатся спать студенты. Юные джентльмены и дамы — все смешалось в наши дни».

Отец Тома, подняв брови, сказал, что ему пора в Лондон — «и не забудь позвонить вечером матери». Олдворт пошел его провожать, и Том остался в комнате один — с чемоданами, сумками, коробками, ракетками, лампами и одеждой. Конечно, все это предназначалось не ему. Тому предстояло делить эту комнату с Брайаном, высоким парнем в бейсбольной кепке. В настоящую минуту Брайан распихивал по полкам свое добро, перед тем как отправиться к родителям на чай. Вроде бы малый ничего, хотя его багаж был куда основательнее багажа Тома, который свой замасленный чемодан откопал на пыльном чердаке, а у этого парня чемоданы один к одному, изысканного оливкового цвета, и щегольская лампа для чтения в придачу.

Том перетащил чемодан в свою спальню — холодноватый куб с железной кроватью, шкафом и изъеденной известкой раковиной. У Брайана за соседней дверью точно такая же. Распахнув чемодан, Том мрачно уставился на его содержимое. Внутри на крышке была затейливым шрифтом выведена фамилия его матери, в обрамлении цветов. Наверняка сама писала. Надо же, она тоже была молодой, подумал он. И тоже здесь училась, когда обучение было раздельным и всех заставляли носить форму.

Том вытащил новенький сверкающий чайник, словарь Уолкмана, магнитофонные ленты, многочисленные книги и вывалил остальное на пол. Под своими носками он обнаружил фотографии, сделанные им в Праге. Он хотел повесить их над камином, у двери. А на одной из фотографий была Ребекка, вышла просто здорово. Волосы разлетелись, улыбается. Он тоже не смог сдержать улыбку. Он ее звал «старуха», поскольку она была на шесть месяцев старше. Он познакомился с ней — удивительным и волшебным созданием — всего несколько недель назад в Суссексе. Она уже второй год там учится. Он надеялся, что она не влюбится в какого-нибудь сокурсника. Дальше шла фотография общая — отец и мать, сестры и он сам перед Бранденбургскими воротами, и все фотографии за прошлый год. Путешествие по Восточной Европе было наградой ему за поступление в Оксфорд, хотя и со второй попытки. Может, тут он найдет с кем общаться, никто не будет его изводить, как сестра Касси, которая таскается за ним по пятам, выразительно завывая: «О брат мой многомудрый…» Они в школе проходят романтизм.

Едва он успел рассортировать вещи, раздался стук в дверь. Том крикнул: «Входите!», изымая последнюю стопку трусов и маек. С одеждой было все в порядке! Кроме одного костюма и рубашки, ничего не нужно было гладить, он всегда брал то, что не мнется.

В дверях появился Олдворт.

— Ужин в холле — в семь тридцать. Если вы не хотите ужинать там, на углу есть хороший магазинчик, где можно перекусить. Вам его показать?

— Отлично. — Том захлопнул чемодан, запирать не стал. Они вдвоем взялись за рваные ручки чемодана и понесли его через дверь. — Вы здесь все время служите? — спросил он, не решившись обратиться к этому человеку по имени, как здесь было принято.

— Да, почитай, пятьдесят лет. Почти мальчиком сюда пришел. Ну, не считая войны. Я служил в пустыне, механиком при танках. Там было как в печи, нас постоянно мучила жажда. А потом мы на этих танках сами и поехали.

Том попытался прикинуть, сколько лет было Олдворту. Даже если он начал работать в пятнадцать, теперь ему должно было быть семьдесят.

— Я думаю, колледж сильно изменился за это время.

— Да. Здесь уже шесть лет учатся и юные леди. И появился новый корпус. Они снесли несколько прелестных маленьких коттеджей — и ради чего? Ради коробки. А ведь в одном из них происходила последняя в истории университета дуэль. Молодой джентльмен сразил своего друга ради женщины. — Олдворт тяжело вздохнул, как будто исчезновение ритуала дуэлей первокурсников было поводом для сожаления. Возможно, овладевшая им печаль заставила его выпустить ручку, и опустошенный чемодан всей тяжестью повис на Томе, старый кожаный ремешок лопнул, и чемодан покатился по лестнице, наподдав по пути Олдворту. Том бросился вниз.

— С вами все в порядке?

Олдворт отряхнул рукав и усмехнулся:

— Со мной-то все в порядке.

Они снова ухватили несчастный чемодан. Том с вежливым смирением ждал, пока Олдворт чинно и неспешно застегивал замки. Они уложили чемодан в шкаф. Извинившись, Том понесся через две ступеньки в свою комнату. Он прибыл как раз к моменту прощания Брайана с его родителями. Отец — явный весельчак, в блейзере, и, скорее всего, завсегдатай гольф-клуба, мать — белозубая, с длинными волосами. Брайан терпеливо выслушивал наставления о том, что нужно упорно учиться, рано ложиться, отдавать белье в прачечную, но вот наконец дверь закрылась, и он облегченно вздохнул.

— Родители, — сказал он, ныряя в кресло. Том понимающе кивнул.