Особые отношения - Робин Сисман

Робин Сисман

Особые отношения

ПРОЛОГ

Это было ровно двадцать лет назад

За окном было совсем темно. Джордан сидел за кухонным столом, подвернув под себя ногу, — мать пыталась когда-то отучить его от этой привычки, но безуспешно. Ее дома не было. Вообще никого не было, он один. Стояла удивительная тишина, лишь шорох листьев нарушал ее при порывах ветра. Внезапно он услышал, как распахнулась входная дверь, и в дверном проеме возникла рослая фигура в военной форме. Лицо вошедшего затенял козырек, но Джордан каким-то шестым чувством понял, что этот человек — его отец. Безумная радость охватила Джордана. Отец шагнул в комнату, его черные ботинки чуть поблескивали. Очень медленно он стал приближаться к Джордану, и в этой медлительности таилось что-то угрожающее. Джордан испугался. «Это — я, твой сын», — хотел сказать он, но слова застыли у него в горле.

Человек в форме вытянул вперед руку, и Джордан в ужасе отпрянул. В руке отца была гремучая змея. Джордан хотел выскочить из-за стола, но от страха не мог пошевелиться. Змеиная голова приближалась, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. Несмотря на страх, Джордану мучительно хотелось увидеть лицо отца. Сейчас он вступит в круг света от кухонной лампы. Тогда все наконец станет понятно… Джордан все вглядывался — под армейской фуражкой была лишь чернота. Змеиные глаза поблескивали совсем рядом, в нескольких дюймах. Звук от хвоста гремучей змеи стал громче. «Ты не можешь это сделать! Я собираюсь стать президентом Соединенных Штатов!» — мысленно крикнул Джордан, и тут его отец вступил в пятно света, и…

Джордан проснулся, вскрикнув от ужаса. Сердце бешено колотилось. Он услышал трескучий звонок будильника, нажал на кнопку и сел в кровати. Он был в типичной гостиничной комнате, на полу валялось несколько газет, на дверце шкафа, точно тень, маячил его костюм. Тусклый свет с трудом пробивался сквозь жалюзи, коими он хотел укрыться от всевидящего ока репортеров.

— Иисус! — Джордан с силой выдохнул и провел рукой по потному лбу и волосам. Нет, он уже не был маленьким испуганным мальчиком из Индиан Блаффс. Он в Далласе, в штате Техас. Теперь ему сорок шесть лет, и он собирается баллотироваться на пост президента.

Джордан поднялся с кровати и несколько раз махнул руками, чтобы размять плечевые мышцы. Он уже видел этот кошмарный сон, но это было много месяцев назад. И он знал, что заставило сон вернуться. Все из-за вчерашнего звонка. Вчера вечером он услышал по телефону голос прошлого, голос девушки, которую он когда-то любил и которая могла погубить теперь его карьеру.

Нет, этого ей не удастся. Джордан сел в кресло и потряс головой, хотя его в эту минуту никто не видел. Впрочем, почему он называет ее девушкой? Жена права, ему следует тщательнее подбирать слова, если он думает о политической карьере. «Девушке» уже сорок два года, и у нее имеется взрослый сын… Но все же, думая о ней — а раньше он думал о ней постоянно, терзался тоской и страстью — он всегда представлял ее той девушкой, какой она была тогда. Да и теперь, после особенно сладострастных снов (она все еще снится ему!) он видит ее именно девушкой. Он помнил ее бледную кожу, и этот мгновенный румянец, и эту ее живость, и восприимчивость, он помнит упругую силу ее длинных ног, и ту самозабвенность, с которой она смеялась, плакала и предавалась любви, — да, это была она, та девушка, а никакая не женщина.

Если бы это была кто-нибудь другая из его знакомых, он бы попросил уладить это дело Джинни — он бы с ней спокойно, обстоятельно, пункт за пунктом все обсудил. Он частенько теперь обсуждает то или иное дело со своей женой. Но с этой Джордан хотел бы повидаться сам и немедленно, хоть он и устал от предвыборной гонки, и сам обо всем договориться, чтобы материальные и моральные потери были по возможности минимальными. Если бы звонила не эта девушка, он бы мог подумать, что это грязные трюки ФБР. Эти ребятки часто ему досаждали, никак не уймутся.

Часы чуть слышно тикали. В комнате, которая была его рабочим кабинетом, слышалось легкое жужжание — это деловито трудился факс. Джордан старался не шуметь, поскольку в соседней комнате спала его жена. Да черт с ним, с этим факсом… Он осторожно сел на кровати, взял бутылку с «Маунтин Вэлли» и предался воспоминаниям.

Он вспомнил деревья, сбросившие листву, велосипеды, проезжающие по лужам, теплое пиво, чуть уловимый запах перца в читальном зале, газовые горелки, которые, когда их гасишь, издавали громкое «Вумп!», и полное отсутствие денег в своих карманах. Ему никогда в жизни не было так плохо, как тогда. И одиноко. Все тогда словно перевернулось, и все его таланты, на которые он возлагал надежды, поступая в Оксфорд, оказались довольно посредственными. Его манеры здесь выглядели совершенно-нелепыми, его шутки никого не смешили, а идеи никого не интересовали.

Так все и шло, пока он не встретил Анни. Она стала лучшим, что было в его жизни.

Нет, это не шуточки ФБР. Это точно она позвонила вчера. Он не мог спутать ее голос ни с чьим другим. Но почему сейчас? В 1970 году она навсегда исчезла из его жизни так таинственно, что любой шпион мог бы этому позавидовать, и в памяти Джордана она осталась на полочке «Оксфорд», и то, что стояло на этой воображаемой полке, он не любил ворошить, потому что, несмотря на некоторые полезные знакомства, коими он был обязан Оксфорду, ту пору он считал самой неудачной в своей жизни. Как эта женщина смеет снова врываться в его жизнь? У него было ощущение, будто ему подложили часовую бомбу.

Завтракал он без аппетита, газеты читать тоже не хотелось, хотя там наверняка поздравляют его с юбилеем и расписывают, какие прекрасные у него перспективы. Что ж, скорее всего это так, несмотря на некоторые проблемы. Ему удалось успешно провести предвыборную программу, не совершив практически ни одной серьезной ошибки. Это было ой как непросто. Когда он готовился к выступлениям, чего стоило не давать воли нервам, натыкаясь на ядовитые заголовки газетных статеек о своей особе. Осталось только шесть дней. Шесть дней до самого важного в его жизни момента. Никто не знал, как давно он поставил перед собой эту цель и как упорно ее добивался. Ни Шелби, который вернулся в старую школу, когда ее перестроили в музей, ни Рик, который был с ним и в лучшие и в худшие периоды его жизни и всегда держал рот на замке. Ни даже Джинни. Вспомнив Джинни, он издал стон и сжал кулаки. Она хотела, чтобы он достиг поставленной цели, так же сильно, как и он. Да, так же, ведь она стольким ради этого пожертвовала…

Джордан вспомнил момент, в который он принял это решение. Тогдашние юношеские переживания — обида, страх, упрямство, чувство вины, ненависть — все это слилось воедино, преобразовавшись в удивительный сплав, в твердое, как сталь, решение стать президентом. Тот день он запомнил до мельчайших подробностей — с зеленой травой лужаек, столь отличных от серых кустов его дома, с упоительным запахом роз — Боже! И целый сад роз! И у него потели ладони, которые он постоянно вытирал о брюки. Белоснежный треугольничек платка, видневшийся из нагрудного кармана президента. Но главное — взгляд его ласковых, всепрощающих глаз, заглянувших в самую душу Джордана и не увидевших там ничего, что было бы недостойно этой ослепительной и бесконечно мудрой улыбки. И было еще одно чувство — будто это решение подсказано ему свыше, как если бы с облаков Бог опустил на него указующий перст, есть в Библии такая картинка, и провозгласил: «Это — сын мой возлюбленный, который мне угоден».