Великий диктатор. Книга третья - Alex Berest

ползти до города Грейвзенд. Там нас должен будет встречать Герберт Остин. Я ему уже и телеграмму отбил. Думаю, за три часа успеет доехать из Лондона.

- Телеграмму? - удивился я

- А, ты же не знаешь. При подходе к устью Темзы бегает здесь маленький пароходик телеграфной службы и принимает от подходящих судов тексты телеграмм.

- А отправляет он их как? С помощью радиотелеграфа, что ли?

- Нет. Как двинем дальше, я тебе покажу. Там есть телеграфная баржа к которой с берега проложен кабель. Пароходик тексты собирает и затем передаёт, подключившись к этому кабелю.

- А разве мы не в Лондоне сойдём? - отважно влез в наш разговор младший Райт.

- Мы же иностранцы. Нам таможню надо проходить, - пояснил я мелкому, так как заранее знал где мы сходим. - А подобная служба только в Грейвзенде, Нортфлите и Пламстеде есть. Но Грейвзенд для многих более удобен, так как там станция железной дороги рядом с портом. Вот все пассажирские пароходы и стараются там швартоваться.

…..

Остин приехал за нами на автомобиле собственного производства. Громадном по сравнению с нашими крохотными «Sisu» фаэтоне без крыши, правым рулём и вынесенными наружу рычагами управления.

- Красавец! А? - указал он рукой на автомобиль после того как всех нас поприветствовал, а меня почему-то даже обнял. - По две штуки в день произвожу! У меня заказов уже на год вперёд! - начал хвастаться Герберт Остин

- А мы поместимся? - спросил о самом главном Кевин Райт, сбив с рекламного настроя своего друга детства.

- Обязательно! - встопоршил тот усы и принялся указывать куда девать багаж.

Самые большие чемоданы были у Бергрота и их закрепили сзади, увязав кожаными ремнями. Мои и чемоданы Райтов спрятали под сидения, и, разместившись в салоне мобиля, мы тронулись в путь.

- Сейчас ко мне домой едем? Или молодого человека надо в «Финский дом» завезти?

- «Финский дом»? - удивился я.

- Так назвали доходный дом, который сняла ваша сборная. Единственная команда на олимпиаде, которая живёт вместе, а не по разным гостиницам и комнатам, - пояснил мне местный англичанин. - Так тебе туда?

- Да, мистер Остин. Это нам по пути?

- Ну, почти. Ваши живут в районе Кенсингтон, а я в Челси. Так что сначала заедем ко мне, а затем я отвезу тебя.

Ехали мы по пригородам Лондона, как и в самом городе — не спеша. Как пояснил нам хозяин автомобиля, закон 1903 года установил ограничение скорости передвижения транспортных средств. И эта скорость не должна была превышать двадцать миль в час. Так что весь путь занял у нас почти три часа. Как заверил нас Герберт Остин — это довольно быстро для столицы Великобритании.

…..

- Матти, вот письма, пришедшие на твоё имя. Но так как тебя не было со сборной, я взял на себя смелость ознакомиться с ними. Тем более, что письмо от барона Кубертена изначально было не запечатано, да и в целом я знал о чём там идёт речь. Надеюсь, ты поймёшь мои действия, - с этими словами Ээро Эркко и протянул мне три конверта, как только мы остались одни в моих апартаментах.

К «Финскому дому» меня привезли уже под вечер, в сумерках. Причем, привёз не сам Остин, а его водитель, которого ранее, утром, промышленник оставлял дома, чтобы похвастаться перед нами своим мобилем и водительским мастерством. На звук автомобильного клаксона из монструозных дверей, над которыми висел слегка грязноватый финский флаг, выглянул человек, в коем я сразу опознал нашего марафонца Бруно Циллиакуса. Заулыбавшись при виде меня, он сразу кинулся помогать с чемоданами.

- А мы уже заждались. Правда, твоих стрелков нет. Они сейчас в Шотландии. Там проводят стрельбы по подвижным мишеням. Но должны со дня на день вернуться. Уже телеграфировали, что взяли как минимум одну золотую и одну серебряную награды, - засыпал меня новостями этот громадный и жизнерадостный человек. - Фрэнк, хватай чемоданы молодого господина и неси их в гостевой зал на втором этаже! - на довольно корявом английском отдал распоряжение Циллиакус появившемуся негру-слуге. - Мне же нельзя покидать пост. Господин Эркко узнает — ругаться будет.

- А что так? - удивился я. - Разве к дому консьерж не прилагался?

- Был консьерж. Мы его выгнали. Пускал, собака этакая, всех подряд. Полный дом каких-то коммивояжеров и проституток. И все норовят что-нибудь да и стянуть. Вот и учредили пост из членов команды. График дежурств составили. Тем более, что основные соревнования только после тринадцатого июля начнутся. Пока лишь парни тренируются в перетягивании каната, а я трассу своего забега изучаю, ну, и дежурю здесь. Ой! Заболтал я тебя! Иди наверх, там как раз почти всё начальство чаи гоняет после визита представителя русской команды.

За большим круглым столом с причудливым английским самоваром (tea-urn) посередине, в зале, куда я пришёл за слугой, тащившим мои чемоданы, сидело пятеро мужчин и что-то бурно обсуждали.

- О! Матти приехал! - заметил меня Кристиан Сибелиус, врач нашей олимпийской сборной.

Его знаменитый старший брат, композитор Ян Сибелиус, отсалютовал мне кружкой с напитком. Разговор стих, и ко мне обернулись и остальные.

- Ну, вот, господа! А вы спорили кому нести шест с названием страны если Хухта не приедет. Про него вспомни — и он тут же появится, - рассмеялся Ээро Эркко и полез обниматься.

За ним последовали обнимашки с Карлом Стольбергом и представителем от сената Свеном-Эриком Окессоном. После чего меня обрадовали новостью, что я теперь официальный знаменосец финской команды на церемонии открытия олимпиады. Но, так как существовала утверждённая процедура прохождения разных олимпийских команд одной империи, на примере Великобритании, то вместо флага у меня будет шест с табличкой, с надписью «Finland». И идти наша команда должна будет сразу за колонной атлетов Российской империи.

После приветствий и новостей я был напоен чаем и накормлен бутербродами с маслом и сыром. Кристиан Сибелиус очень хвалил мою идею привезти с собой две бочки солёного масла и запас сыра.

- Здесь вообще всё есть страшно. Постоянно надо проверять продукты в таверне, где готовят ужины на всю сборную. А воду приходиться пить только кипячённую. В первые дни много народа потравилось водопроводной водой. Я уже, грешным делом, стал думать о