Ковент-Гарден - Юлия Боднарюк

все встанет на свои места. Завтра в стокгольмском порту её встретит некто Карл Биргстрем, который считает, что за деньги можно купить все. Хотя это действительно так. Жизнь, например, иногда можно купить.

В плотной тьме она вдруг разглядела приближающийся силуэт встречного парома. Но удивление, вызванное оживленным движением на Балтике, резко сменилось необъяснимой тревогой. Только спустя несколько секунд Анна поняла, что именно не так – встречный паром шел без огней. Он все приближался – черный, безжизненный, – а она стояла, схватившись за перила, не в силах отвести взгляд.

Это был остров. Крутые скалистые берега она и приняла за борта, а поднимавшийся от них лес – за верхние палубы. Он медленно проплыл мимо по левому борту и скоро потерялся из виду в ночной мгле, а она продолжала ежиться на ветру и вглядываться в серые волны.

Первый шаг – на нижнюю планку лееров. Второй и третий – перенести через перила сначала одну, потом другую ногу. Разжать руки.

«И никто ничего не получит. Ни Инга, ни те люди в Швеции, ни я. Я меньше всех. Все останется как есть, только ещё хуже».

Нет, это худший из возможных выходов. Это вообще не выход.

Эти мысли не удивили её. Они давно стали привычными, они не стоили обдумывания, и она так же привычно отгоняла их. Она не искала в них смысла. Но мысли были настырными и лезли все равно.

Холод, который прежде почти не чувствовался, вдруг пробрал её до костей и прогнал с палубы. В холле Анна уже нажала кнопку вызова лифта, но пока он сползал с 12-й палубы на 7-ю, решила еще раз прогуляться по променаду.

Все магазины и кафе, кроме бара и закусочной уже закрылись. Анна дошла до конца прогулочной палубы и повернула обратно. Теперь здесь стало совсем свободно, но Анна бессознательно замедлила шаг. Когда она спустится в каюту, эта праздничная ночь разом закончится, и мысли набросятся на неё, как стая одичавших собак.

У неё еще оставалось немного денег, и Анна подумала, что единственное, что ей сейчас хочется – немедленно пропить их или проиграть. Да будет ли у неё ещё такая возможность в череде выверенных жестокой необходимостью разумных поступков? Она хотела подняться в бар и уже прошла несколько ступенек, когда решила избрать второй вариант. Только проигрываться следует побыстрее – сон просто валил её с ног.

В углу зала все ещё шла игра – грузный мужчина медленно, заторможенно, ронял из пригоршни фишки на клетки игрового поля. Крупье следила за его ставками равнодушным усталым взглядом. Анна протянула ей десятку, а потом еще четыре монеты по одному евро. У неё возник соблазн сразу поставить всю стопку на «зеро» – она была уверена, что уж ноль-то ни за что не выпадет. Но она ограничилась четырьмя фишками, наменянными с мелочи. Выпало «33». Анна оглянулась через плечо – теперь и здесь было пусто, даже музыка стала не слышна. Здоровяк тоже продулся на этом ходе и ушел. Анна подравняла оставшуюся стопку фишек и поставила все на «черное».

Шарик крутился бесконечно долго и долго не мог угомониться потом, пока, наконец, не лег в черную ячейку. Крупье улыбнулась и подала ей еще 10 фишек.

Анну потряхивало от усталости. Можно не имитировать азарт. Скоро у неё будет сколько хочешь денег. Вернее, сколько надо. Выиграй она сейчас хоть тысячу – настроение ей это вряд ли улучшит. Тысяча не решит проблему, а сумму, которая может что-то решить, на рулетке не поднимешь.

Двумя руками Анна подвинула обе стопки на «зеро». Посмотрела на табло – «зеро» не выходило ни разу, – и, поддавшись мгновенному импульсу, быстро переместила всю ставку на «23».

На этот раз шарик наматывал круги еще дольше. Настолько долго, что Анне стало обидно столь намеренно спускать последние деньги. Ставку она не сняла, но не удержалась и сдвинула все фишки на границу с клеткой 24. Сразу вслед за этим раздался треск, ставший за этот вечер столь привычным, что Анна даже усмехнулась, почувствовав себя завсегдатаем игорных домов. Этакой светской дамой, которая не считает деньги и просто устало доигрывает, чтобы убить время…

– Мои поздравления, – улыбнулась крупье, ставя свою стеклянную метку на «24».

*      *      *

Триста сорок евро выигрыша внесли некоторую сумятицу. Иначе говоря, желаемый эффект был достигнут, и Анна спустилась в каюту, действительно думая совсем не о том, о чем морально готовилась думать.

С ней неожиданно случилось то, чего никогда прежде не случалось. Ей повезло.

Забыв обо всем, она даже попрыгала в своей каюте. Сон слетел, будто его и не было. И, смывая макияж с век, Анна напевала мелодийку из старого фильма и улыбалась сама себе, видя в зеркале свои блестящие от возбуждения глаза.

Она легла в постель и повернула выключатель. В темноте стала заметна широкая щель под дверью, и живое воображение Анны тут же дорисовало вокруг почтовый ящик, в котором предстояло провести ночь. Она закрыла глаза. Качка здесь почти не чувствовалась. Где-то совсем рядом раздавался равномерный стук машины. Поначалу он действовал на нервы, но скоро Анна привыкла к нему и перестала замечать. Это был наиболее доступный для неё путь решения проблем, решить которые она была не в силах. Которые постоянно вставали на пути. Из которых состояла её жизнь.

Стараясь отвлечься от нахлынувших дум, Анна стала мысленно конструировать заново окружавшее её пространство. Её каюта. Четыре ряда кают на нижней пассажирской палубе. Машинное отделение под полом. Поршни, электрическая тяга (она очень плохо себе представляла, как это выглядит). Над всем этим и над ней – десятиэтажный дом из парковок, кают, кафе и магазинов. А прямо за её затылком – борт судна (думается, достаточной толщины), а за ним – только холодная тьма Балтийского моря. Еще ниже, под машинным отделением и днищем – киль, тоже, должно быть, высотой с многоэтажку. Как только он не царапает по дну! Так, а какая же глубина под ней?

Анна поймала себя на том, что вот-вот заснет, и огорчилась, ибо зафиксировать этот момент в сознании – верный способ надолго спугнуть сон. Скоро она заметила, что старательно, через силу зажмуривается, а когда мышцы лица начало сводить, открыла глаза.

Открыла и ничего не увидела. В каюте было темно, как в погребе, даже из-под двери не пробивалось света. Но не это настораживало и заставляло выпутаться из начинающего подступать сна. Было тихо, вот что странно. Только немного качало.

Мы что, стоим? Но стоянка в Мариехамне гораздо позже.