Ковент-Гарден - Юлия Боднарюк

– Выигрываешь или проигрываешь? – поинтересовался он.

– Проигрываю, – буркнула Анна.

– Тебе надо попробовать играть в «блэк джек». Тебе понравится «блэк джек».

– Мне никогда не идет карта, – отозвалась она, следя за колесом рулетки. В конце концов, на кону были её последние фишки.

– Нельзя так думать, – заметил парень и отчалил.

Шарик упал в черную ячейку…

«Да!»

…и с последним толчком инерции перевалился на соседнее «зеро».

«А если б я сказала «win», я бы выиграла», – подумала Анна. – «Поделился своей непрухой!». Она сердито глянула в ту сторону, куда скрылся тип с коктейлем. Обменяла еще пару монет, быстро их проиграла, вышла из казино и стремительным шагом отмерила круг по променаду. Только тогда разбушевавшийся азарт и злость пошли на убыль, и девушка вдруг удивилась самой себе. И даже не себе, а той, незнакомой Анне, что яростно требовала вернуться, купить еще фишек, играть дальше и нелогично и безрассудно верила в свою удачу.

Но та, вторая, скоро исчезла, а единственная оставшаяся Анна уже поняла, что дело вовсе не в чужом невезении.

Нет, как обычно, дело в ней.

*      *      *

Рулетка вытянула из её «дорожных» (то есть последних) всего восемь евро, но учитывая исходную сумму и остаток этих дорожных, стоило схватиться за голову. В Стокгольм она прибудет без копейки, но ей было безразлично, что станется с ней по прибытии. Хуже того, ради чего она едет, все равно ничего не произойдет.

Прежде чем решиться на этот шаг, Анна голову себе сломала, день и ночь размышляя о том, какой выход связан с минимальными потерями. Пока, наконец, не признала, что вот он, похоже, и есть, этот самый выход. Поиск решения может быть бесконечно долгим, если есть время. Когда времени уже нет, начинаешь дергать все рычаги уже не думая, к чему это приведет.

…Нужно было спасаться от этих мыслей, и она снова зашла в ночной клуб и поднялась на второй этаж. Здесь продолжалось вечернее шоу, цветные прожекторы метали снопы света, и его радужное зарево сверкало на блестках нарядов певцов и танцоров. Длинные диваны были заполнены, зрители сидели даже на лестницах. Анна тоже опустилась на свободную ступеньку, и очень скоро эта пестрая феерия затянула и её. Песни звучали сплошь знакомые, из тех, что прокручиваешь в уме, когда особенно легко и все удается, и она стала подпевать негру в сверкающем пиджаке.

…It is now or never.

I ain’t gonna live forever,

I just want to live, while I'm alive!1

«Не сойти мне с этого места!», – подумала Анна. Она бы действительно с него не сходила. Это наваждение оказалось стойким и не сдавало рубежа бубнившему в сознании голосу, который не оставлял её ни на день вот уже несколько лет. И в разное время она квалифицировала его то как совесть, то как наиболее подлое проявление памяти.

– It’s! My! Life!

Это не про неё. Это все не её жизнь. Она здесь как вор, который забрался в дом, не зная, что хозяева созвали прием, и теперь веселится, успешно затерявшись среди не знакомых друг с другом гостей.

«Да как ты можешь вообще!»

«Могу, черт возьми, да, могу! Я именно такая – пустая, глупая, поверхностная! И здесь есть все то, что мне нужно. А от тебя мне нужно только одно – чтобы ты хотя бы сегодня заткнулся и не мешал мне!».

Анна решительно подошла к бару и углубилась в чтение липкой на ощупь коктейльной карты. Можно ли ей сейчас пить вообще? Про это никто не упоминал.

А не всё ли равно? Она еще раз пробежала взглядом по перечню коктейлей и выбрала самый интересный. В реальности коктейль оказался синим, но на практике недостаточно крепким. Ничего, потом закажет еще.

…В клубе окон не было, в казино они были плотно зашторены, и поначалу Анна постоянно забывала, что она на корабле. Теперь ощутимо качало. Палуба безо всякого предупреждения уходила из-под ног, и каждый такой её нырок доставлял непонятное удовольствие, позволяя на мгновение зависнуть в воздухе над полом.

Оркестр наяривал всеми любимые рок-н-ролльные хиты, на танцполе стало тесно, а качка, вкупе с выпитыми коктейлями добавляла веселья в танцы. Какой-то скандинав, пригласивший Анну, бесконечно её кружил и раскручивал, так, что к концу песни ощущения напоминали полет в невесомости, и такая же блаженная невесомость царила в голове. Она будет танцевать всю ночь, а потом посмотрит, как в этих краях выглядит рассвет.

*      *      *

…Она поняла, что еще немного – и она уснет прямо здесь, в клубе. Публика хоть изрядно поредела, но веселиться не переставала – какая-то не юная парочка выделывала замысловатые фигуры на танцполе, а толстый финн, сидевший через столик, перехватывая её взгляд, широко улыбался и приглашающе кивал в их сторону. Композиция сменялась более спокойной, Анна снова закрывала глаза, и тогда брали верх качка и алкоголь. «Надо идти в каюту», – подумала Анна, но с места не тронулась. В её бокале было на два пальца воды – растаял весь лед. Огромное судно медленно переваливалось, то на левый, то на правый борт. Она вспомнила, что когда отходили из порта, погода начинала портиться. Сейчас, возможно, настоящий шторм. Трудно было представить, какое волнение способно было заставить так раскачиваться громаду парома.

Идея пойти посмотреть на бурю окончательно её разбудила. Анна поднялась, кивком попрощалась с толстым финном и, с некоторым усилием сохраняя равновесие, стала спускаться по подсвеченной розовым лестнице. На миг её остановил треск рулеточного шарика. Казино все еще работало, но девушка не стала задерживаться, миновала холл с лифтами и вышла на открытую палубу.

Ветер, особенно сильный оттого, что был отягощен моросью, обхватил её за плечи, сквозь редкую вязку джемпера пробралась ночная сырость, и под их общим натиском быстро улетучился нестойкий коктейльный хмель. Ненастная ночь сомкнулась вокруг ярко освещенного белого судна, как тисками сжала его темнотой, и было очевидно, насколько неравны силы – света хватало лишь разглядеть рваные волны под самым бортом, а дальше уже ничего было не различить.

И вот на этом пятачке умеренно твердой почвы она наслаждается карнавалом, который умещается на небольшой сцене, и в крошечном игорном заведении играет так, будто рискует тысячами и сотнями тысяч. Все как настоящее, и, собственно – настоящее, но только уменьшенное в десятки раз. И это и есть её порция жизни. Ветер немилосердно хлестал по щекам, словно будил после пьяной гулянки.

Это была беспомощная и глупая попытка, такая же, как и она сама. Завтра