Чистота — залог здоровья. Зачистка, баня и прочая гигиена. - Александр Бельский

ногами там цокали потускневшие гильзы. Отсюда явно стреляли по форту. Кто-то враждебный, но туповатый, потому что ответная пулемётная очередь не сильно затормозит в сосновой двухдюймовке забора. Что наглядно подтверждали и дыры с бросающимися в глаза на фоне ядрёно-синей краски светлыми лохмами щепок, и бурые пятна засохшей крови, едва видные на заборе, зато очень заметные на опилках под ним. Чудики! Меня за забором не видно, значит, я в домике… За кустиком укропа бы ещё спрятались от пулемёта. Фабий, косясь на дом и двор, присел у вырубленной проплешины, подобрал и понюхал гильзу, (запах пороха был, но уже слабый), затем мазнул пальцем по кровавому пятну на доске. Кровь уже совершенно засохла и осыпа́лась чёрно-коричневыми чешуйками. Затем он потрогал большое бурое пятно на земле и опилках вдоль его границы. По его краям кровь уже полностью высохла, а порядком подсохший сгусток в центре Игорь и не стал щупать, и так всё видно. По всему выходило, что пальба тут была сутки с небольшим назад. На вытоптанной площадке у импровизированной амбразуры было порядочно накопычено, и валялись не только гильзы, но ещё и упаковка от стандартного армейского бинта да пара пузырьков, скорее всего, большого исцеления. Насколько мог подумать Фабий, потраченых совершенно зря, если судить по количеству пролитой тут крови. Пригибаясь за смородиной (просто чтобы не отсвечивать, а вовсе не надеясь укрыться за понарошковой преградой) он подобрался к другой позиции неудачливых Патроклов у стен местной Трои. Тут следов натоптали поменьше, да и фиалов от целительских декоктов не наблюдалось. Может, здесь пострадавших было меньше, а может, они рылом для ценных зелий не вышли. Повторяя недавние манипуляции Фабия, посреди этого поля брани, преклонив одно колено, Мамон с забавно задранной маской глубокомысленно нюхал гильзу. Увидев Фабия, он прошелестел еле слышно:

— Сутки. От силы тридцать часов.

— Ладно, пошли к нашим, — ответил Фабий. Валера и Рыбачок уже были под стенами дома, по углам, и выглядывали во двор. Во-первых, мёртвая зона для тех, кто, возможно, засел за окнами, под которыми, к тому же, обильно блестели на солнце осколки стёкол, во-вторых, наблюдали за потенциально опасным двором и ждали его, Фабия, команды.

В ухе захрипел и заорал голосом Позднякова наушник амулета:

— Вилка-6, ответь Повару! Вилка-6! Фарберович! Маккавей ты херов! Куда, твою иудейскую мать через колено в горло и дышло, вылез? Сигнал «Заря» был? Тебя что, Тополь покусал? Долбодятел! Разочарован! Крайне разочарован! Ладно, раз уж перелезли — так ройте адрес, Самсон ты злоедучий. Только храм не обрушь себе на голову, а пасть я тебе, так и быть, сам порву. После… Внимание всем досмотровым группам! «Заря!».

Чёрт! Вот ведь лоханулся, сигнала же, и правда, не было… Смущённо почесав в затылке, он лишь добился того, что его испачкал грязной перчаткой. Радости это никак не прибавило. Ладно, всё потом, пора и за работу! Он оглядел подворье, высунувшись сначала с одной стороны сруба, оттеснив при этом Юрца, а затем, пробежав, пригнувшись и стараясь не наступать на хрустящие под ногой осколки, чтобы его не увидели и не услышали из единственного окна, выходящего на сторону форта, с другой, где Валера и сам благоразумно уступил ему место. Мамон так и остался со своим напарником по досмотру.

На подворье наблюдались: баня, сарай, летняя кухня и сортир. Колодца Фабий не заметил. Прикинув, где бы на месте супостатов он сам занял позицию, и просчитав возможные пути отхода в случае чего, он продумал и оптимальный маршрут досмотра, в случае чего. Игорь повернулся к группе:

— Сам помню, что вам говорил пять минут назад, но только дорожки меняем. Сначала всем кагалом идём в дом. А потом уже будем копать подворье. Мы с Валерой — первая пара, Рыбачок и Мамон — вторая. Наш первый этаж, вы — на второй, но до нашего входа, и ещё пару минут после этого, держите окна. С той стороны дома особо не маячим, укрываемся! Лерик, входим крестом, Юрец, вы через две минуты за нами, страхуя на предмет прыгунцов из окон, ну, или при пальбе — немедленно. Твой угол самый тухлый, со двора на два часа, обе стенки, с девяти часов и до шести. Пройди на мягких цырлах, как кот по яйцам, и береги жопу, там у тебя все постройки с тыла тревожные пока. Мамонище, твой угол от забора на семь часов, держишь с трёх часов и до двенадцати, плюс Тополь как вторая задача. Про второй этаж не забываем! Сидеть-ходить так, чтобы в окнах не отсвечивать, ни снаружи внутрь, ни, после входа, изнутри наружу. Ну, понеслась манда по кочкам!

Дверь оказалась открыта, а предосторожности при просачивании внутрь — излишними. Потому что в этом самом внутри никого не было, ни на первом этаже, ни на втором. По дому же будто пронёсся торнадо. Перевёрнуто и поломано было практически всё. Половицы местами сорваны, и даже один подоконник был выломан незваными гостями в поисках тайника. Однако уцелевшие тайники всё же были, и выданный Пантелеевым амулет добросовестно показал их, так и не найденных погромщиками, аж целых два. Первый скрывался в стене, и им пришлось поломать голову, как его открыть. Додумался Рыбачок, они с Грачёвым к этому времени уже не только ввалились в дом, но и обшарили (без результатов) второй этаж и чердак. Наверху амулет никаких ухоронок не показывал, и Фабий, пытавшийся вскрыть тайник в стене, даже не стал туда подниматься сам, лишь вопросительно подняв брови. Догадливый Юрец, верно истолковав мимический вопрос, ответил обер-ефрейтору:

— Та же херь, что и здесь. Разгром и разор… Ну-ка, дай-ка я попробую открыть!

Фабий так же безмолвно, как и спрашивал, уступил ему место. Хотя допризывная юность, мягко говоря, у обоих была не безгрешна, и не так, чтобы особо праведна, Юрец, видать, профессиональней, чем обер-ефрейтор не только рыбку ловил. Замок он вскрыл, не в пример Фабию, быстро, ловко и тихо. Пока Рыбачок, отвернув голову от стены и слегка высунув от усердия язык, глядел своими круглыми глазами в бесконечность и нащупывал на слух заветную тайну открытия дверцы, Фабий отвлёкся. Он поднял с пола, из хрусткой, бликующей в косых лучах солнца радугой стеклянной крошки, рамку с фотографией. Барсегян-таки был семейным. Впрочем, по разбросанным и затоптаным детским вещам Фабию это и так уже было ясно. Из изломанной деревянной рамки, лишившейся призрачной защиты стекла, на него глядело счастливое семейство. Отец, некрасивый, чернявый и невысокий живчик, вот даже по