Зов красной звезды. Писатель - Бэалю Гырма

В голове его навязчиво вертелась одна мысль: «Пошатнулись основы жизни. Нет в ней больше порядка. Ну и дела творятся — все будто перевернулось».

Неугомонная госпожа Амсале вскочила с постели и, размахивая косынкой, вновь обрушилась на мужа:

— Что ж, не нужна стала?! Презираешь теперь?! Вчера была госпожой, а сегодня все мои земли… Где они? Ведь это мое добро, мои владения сделали тебя депутатом от области Тичо! Это с помощью моих земель ты достиг своих титулов! Ну что теперь поделаешь? Еще вчера я была твоей госпожой, я — дочь Ешоалюля!..

Ато Гульлят, не дав ей закончить, миролюбиво заметил:

— Я что-то не пойму, чего ты шумишь. К чему ссориться на старости лет!

— Ах на старости лет! Тоже мне, старуху нашел! Я-то еще не старуха. Повторяю и без конца буду повторять: тот, кто не понимает чувства другого, холодный, бездушный эгоист, дикарь. Ясно? Вот оттого, что все знатные мужи такие же типы, как ты, они не только безропотно земли отдают новой власти, но еще и оружие, и имущество, а если прикажут, то и от своих жен отрекутся.

— Ну замолчи же ты, ей-богу. Сколько можно?

— Ага, презираешь меня! Теперь я нищая и больше тебе не нужна. А ведь ты из грязи вылез, в люди выбился на моих плечах, не забывай!

Для ато Гульлята это была старая песня, без дальнейших препирательств он закрыл за собой дверь. В общем-то жена была права. Слышать о себе правду не всегда приятно. Подчас она колет, как острые шипы. Он и раньше не любил, когда о нем критически отзывались другие. Кому охота слышать о себе малоприятные вещи, тем более что ато Гульлят, как и многие эфиопы, был о своей особе высокого мнения. Ато Гульлят помнил, что в молодости начинал всего-навсего стряпчим в провинциальном суде. И познакомился он с Амсале, защищая ее интересы в земельных тяжбах с расами и деджазмачами.

Однажды он пришел по делам в дом госпожи Амсале. Она возлежала на тахте, покрытой импортным шелковым покрывалом, а ее слуга только что закончил омовение ног своей госпожи и теперь умащивал их благовониями. С того самого дня Гульлят остался в ее доме, и Амсале изменила своим привычкам. Любвеобильная особа, она часто предавалась в своем доме утехам с красивыми молодыми людьми. Когда же очередной поклонник ей наскучивал, она бесцеремонно выпроваживала его, иногда при помощи дюжих слуг. Ато Гульлят был наслышан об этом. Но привычки богатой возлюбленной его не обескураживали. Кто знает, чем он взял, однако после него Амсале о других не помышляла. И все это произошло тридцать лет назад.

И вот теперь из спальни доносилось: «Ты жалкий, ничтожный провинциальный адвокатишка. Сколько благородных людей сваталось ко мне! Дернула меня нелегкая связаться с тобой. Такое унижение! Ведь говорили мне: «Оставь его, этого щелкопера!» Так разве я слушала?.. Когда ты пришел в мой дом, на тебе были одни-единственные штаны. На моем богатстве раздобрел. А какие пиры я устраивала для всей области Тичо, чтобы тебя выдвинули депутатом! Кто тебя вывел в люди? Все я, госпожа Амсале. Это я через ато Меконнына Хабте Вольде добилась для тебя титула фитаурари[7], это по моей просьбе он помог тебе получить должность директора департамента, а потом и помощника министра».

Ато Гульлят улегся в гостиной на диван, укрылся накидкой и стал похож на покойника под саваном. «И это после тридцати лет совместной жизни! Все рушится!» — думал он в полузабытьи. Слова жены наводили на грустные размышления. «Вот меня и выбросили как старый, никому не нужный мешок. И ведь пришлось самому писать покаянную, просить, чтобы не считали меня носителем титула фитаурари! Сколько лет я добивался этого титула! Если бы не революция, быть бы мне деджазмачем!» — с досадой думал он. Видимо, приближался конец жизни. На ум пришло сравнение с судном, которое буря сорвала с якоря и увлекла в открытое море навстречу неизвестности.

В эту ночь оба так и не сомкнули глаз. Госпожа Амсале злилась на непонятливого мужа — зря только душилась. Ато Гульлят напряженно прислушивался к нескончаемой стрельбе за окном. Казалось, небо вот-вот расколется на куски и рухнет на землю. Такая пальба могла и мертвых поднять из могилы.

Уйдя от жены, ато Гульлят никак не мог успокоиться. Ему было страшно. События последнего времени приводили его в отчаяние. В голове все перемешалось: «Белый террор», «красный террор», классовая борьба, реакционер, революционер, террор, террор… Дети бедняков взялись наводить свои порядки в стране, а ведь не зря говорят: для табота[8] выбирают благородное дерево, а для власти — благородного человека!.. А сейчас знатных людей травят, как диких зверей. Да, где вы, стенания Рахили и сны Навуходоносора?..»

Он вздрогнул, когда совсем неподалеку от дома разорвалась граната.

«Но разве не сказано в Евангелии от Луки, что поднимется народ на народ, страна на страну, разверзнется земля и люди будут гибнуть от голода… О господи, благородных людей обзывают реакционерами, что за времена…» — думал он, маясь на жестком диване. В голове, как похоронный звон, звучали ненавистные лозунги, услышанные днем от людей из комитета защиты революции: «Народ уничтожит реакционеров!», «Реакция не пройдет!», «Красный террор в ответ на белый террор!», «Защитим революцию!» Чудилось, что все они, неведомо откуда взявшиеся люди с поднятой вверх левой рукой, угрожающе надвигаются на него, как на грешника, которому место в аду. В холодном поту он очнулся от этого жуткого видения. Его бил озноб, точно во время приступа малярии.

«Господи праведный! Нет ничего на земле, что не подвластно времени. Вот я, знатный человек, дрожу от страха перед ничтожными простолюдинами! До чего же противны их безумные выкрики и нелепые, уродливые слова: «феодализм», «бюрократический капитализм», «империализм», «феодобуржуа», «анархист», «фашист», «троцкист», «правый попутчик», «классовый враг», «реакционер»… Не знали мы раньше этих слов, никогда не пользовались ими. А теперь не поймешь, кто что говорит. Вот уж воистину вавилонское столпотворение».

Между тем перестрелка на улице не стихала ни на минуту.

«Видно, сегодня они добрались и до нашего района. Ну и дела!.. ЭДС, ЭНРП, ФОЭ, НФОЭ, ФОЭ—НОС[9], империалисты, правые попутчики, националисты, шовинисты, засланные диверсанты, маскирующиеся под прогрессивных, шакальи отшельники, бюрократы, реакционеры — нет больше мира и не будет! Трус боится даже своей тени! Труса все бьют! «Мы победим, победим, победим!» А сколько новых кумиров — Карл Маркс, Энгельс, Ленин! Да, господь обошел своей милостью нынешнее поколение. Пустое оно, никчемное. Но что плакать, когда вернуть старое уже невозможно? Надо было раньше думать. Теперь