Режиссер современного музыкального театра как соавтор и консультант в процессе создания либретто - Борис Синкин

«Перипетия – это перемена происходящего к противоположному, и притом, как мы говорим, по вероятности или необходимости. Перипетии важны, потому что они задерживают время, дают возможность заново постичь сущность. Перипетии – это возвращение к измененному прошлому, т. е. это многократное исследование с разных сторон, с разных точек зрения»[3]. Действительно, многосторонний анализ той или иной сюжетной ситуации позволяет режиссеру максимально точно, определить сквозное действие, через отбор предлагаемых обстоятельств, определяющих «Природу чувств». «Природа чувств – это жанр в сценическом его преломлении, то есть способ авторского отражения жизни, помноженный на режиссерскую сверхзадачу и выраженный в способе актерской игры»[4]. «Варианты – взвешивание сущности явлений. События, которые переживает герой произведения, – это то, что нужно назвать предлагаемыми обстоятельствами. Не думайте, что писатель свободен. По слухам, даже гении более других людей зависят от традиций, ими нарушаемых, от выбора слов, от выбора развязок.

Предлагаемые обстоятельства. Надо разделить предлагаемые обстоятельства для автора – предлагаемые жизнью и выбираемые автором – и предлагаемые обстоятельства для героя, выбранные, создаваемые, предполагаемые автором»[5].

«Есть три круга предлагаемых обстоятельств – большой, средний и малый. Большому соответствует сверхзадача, среднему сквозное действие, малому – физическое поведение, тот импульс, который непосредственно двигает конкретное событие. Круги эти существуют как процесс жизни, где все они сливаются. Большой круг нужен для того, чтобы через средний решить, что происходит в малом. А у зрителя протекает обратный процесс – через малый он проникает в средний и большой.

Неумелый режиссер сосредоточен чаще всего на среднем круге – он иллюстрирует предлагаемые обстоятельства пьесы, не умея, с одной стороны, найти точное, единственное физическое действие, а с другой – каждое свое решение проверять сверхзадачей. Отсюда и возникает необязательность того или иного приема – можно так, а можно и иначе. У опытного режиссера подробность отобрана из множества других, неумелый хватается за первое, что пришло в голову. Он еще не научился безжалостно отсекать лишнее, поэтому в его спектаклях бывает много случайного»[6]. В. Шкловский неоднократно подчеркивал: «Довольно легко понять, как определенный строй, определенный склад жизни создают, как бы только для себя, художественные произведения. Гораздо трудней понять, почему произведение может оказаться нужным в продолжении годов, веков и даже тысячелетий». Загадка сюжета в разное время разгадывается по-новому. Чехов сказал: «Сюжет должен быть нов, а фабула может отсутствовать».

Новизна по Чехову – новые, современно неожиданные сцепки, отголоски и перипетии старых, затасканных сюжетов. Поэтому Чехов всегда труден для музыкального театра.

Для Пушкина сюжет-характер, поставленный, то есть существующий в предлагаемых обстоятельствах. Пушкин – идеальная литература для музыкального театра.

Многозначность художественного произведения, конечно, не заканчивается на загадке. Мы веками разгадываем Шекспира, Сервантеса, Пушкина. Я [Шкловский] хорошо знал Маяковского, но я его не разгадал.

Классическое произведение, прочитанное в зрелые годы, открывает читателю новый смысл, отличный от впечатлений юности».

Г. А. Товстоногов объясняет этот феномен следующими словами: «… У каждого времени «любимые» классики. Поэтому я всегда говорю, что сверхзадача спектакля существует в зрительном зале и режиссеру нужно ее обнаружить. Никаких других целей он ставить перед собой не должен, хотя многие и заражены стремлением удивить мир небывалой концепцией – эта детская болезнь затягивается у них до преклонного возраста. Только автор и сегодняшний зритель должны интересовать режиссера, только они – источники сценического решения произведения. Надо знать круг вопросов, волнующих современного человека, точно выбрать автора, который может на них ответить, и уметь прочитать пьесу непредвзято, минуя все ее прежние сценические интерпретации»[7].

Вышеприведенное высказывание Г. Товстоногова еще раз подтверждает неразрывную связь классического музыкального наследия с современным зрительским восприятием, но на сегодняшней обновленной основе.

Чтобы подойти к сверхзадаче, необходимо произвести тщательный анализ сквозного действия каждого персонажа. Такой подход, по мнению Товстоногова, наиболее продуктивен, к тому же, идя от частного к общему в анализе предлагаемых обстоятельств и выстраивании событийного ряда, больше гарантий не ошибиться в определении сверхзадачи.

«Конечно, есть одно событие, которое охватывает все произведение, но внутри того события есть цепь других. Как же можно не строить эту цепочку событий? Как это так – не надо играть всех событий, надо играть одно, большое и единственное? Такого просто не бывает»[8].

«Для меня [Товстоногова] пьеса – беспрерывно изменяющиеся обстоятельства и, стало быть, события, ибо изменение обстоятельств и есть событие. Значит, речь должна идти о верном анализе предлагаемых обстоятельств»[9].

«События, вне предлагаемых обстоятельствах существовать не могут. Свершенное или изменившееся предлагаемое обстоятельство становится событием»[10].

Вышеприведенные авторитетные высказывания Г. Товстоногова по книге «Беседы с коллегами» и В. Шкловского по книге «Энергия заблуждения», помогут молодому режиссеру в работе над мюзиклом и опереттой, жанрами, в которых традиционно большое место уделяется прозаическим эпизодам, как это имеет место в драматических театрах с использованием в них музыкальных номеров (песен, романсов и куплетов). Работа режиссера в опере в значительной мере отличается от режиссуры драматического театра.

В силу сложившихся традиций режиссер музыкального театра не всегда волен в свободном определении авторской сверхзадачи, сквозного музыкального действия и предлагаемых обстоятельств, так как связан уже существующей музыкальной партитурой, однако при создании с чистого листа нового оперного проекта режиссер, деликатно направляя работу либреттиста и композитора, может за счет правильной логично выстроенной конструкции сюжета максимально расширить пространство для режиссерского маневра, используя приемы клипа мадаптационного переосмысления, точного определения объекта воспевания и организации многоуровневой муздраматургии. Иными словами, правильно написанная современная опера во многом зависит от правильного выбора авторами сюжета, в котором музыкальный пафос будущей оперы или мюзикла отчетливо доминирует в перипетиях сюжета, в поступках героев и в их характерах. Для последующих постановок этого проекта в других театрах такая работа авторов при участии режиссера-консультанта и наставника не помешает другим режиссерам создавать свою собственную версию, так как пространство для режиссерского маневра, повторяю, в правильно организованном оперном сюжете всегда достаточно для любой самой изощренно талантливой режиссуры.

Михаил Чехов «О технике актера», атмосфера и пафос музыкального театра

Скрытое, необозначенное движение необходимо воспринимать не просто широко, а всеобъемлюще. Неслучайно Михаил Чехов в своей книге «О технике актера» в статье «Психологический жест» так подробно с иллюстрациями описывает этот фактор в актерском исполнительском процессе: «Вдумайтесь, например, в человеческую речь: что происходит в нас, когда мы говорим или слышим такие выражения, как:

ПРИЙТИ к заключению.

КОСНУТЬСЯ проблемы.

ПОРВАТЬ отношения.

СХВАТИТЬ идею.

УСКОЛЬЗНУТЬ от ответственности.

ВПАСТЬ в отчаяние.

ПОСТАВИТЬ вопрос и т. п.

О чем говорят все эти глаголы? О жестах, определенных и ясных.

И мы совершаем в душе эти жесты, скрытые в словесных выражениях. Когда мы, например, касаемся проблемы, мы касаемся ее не физически, но душевно… но жесты эти все же живут в каждом из нас как прообразы наших физических, бытовых жестов. Они стоят за ними, как и за словами нашей речи, давая им смысл, силу и выразительность. В них невидимо жестикулирует наша душа. Это – ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ЖЕСТЫ».

Скрытый психологический жест в мизансценическом искусстве есть некая подсознательная форма пластического изложения смысла.

Выстраивать подобным образом работу над ролью в музыкальном театре перспективно и в сценах, где доминирует действенный танец и пантомима, и в дуэтных номерах.

Атмосфера, по мнению Г. Товстоногова – одно из главных предлагаемых обстоятельств. Из сказанного выше видно, как огромен арсенал неиспользованных обстоятельств. Атмосфера, по словам М. Чехова, «не есть состояние, но действие и процесс»[11].

Исходя из этих высказываний атмосфера в театре и в творчестве актера явление, поддающееся волевому воздействию. «В то время как личные чувства субъективны, атмосферу надо признать явлением объективным»[12].